слёзы, – сказала Иоланда, и сама удивилась тому, как это у неё сказалось.
Она крепко закрыла глаза, сосредоточилась и проговорила: «Господи, сделай так, чтобы фея оказалась в своём городе». Она повторила это трижды. Ещё некоторое врем молча посидела, а потом осторожно открыла глаза. Домик феи исчез. Слёзы опять потекли у неё в три ручья. Потом слёзы прекратились и на душе стало светло. Она посмотрела на колокольчики и услышала очень тихий и нежный звон. Колокольчики приветствовали её, и она была этому рада. Она очень любила их, но их язык был слишком немногословен, и мыслей у них не было.
До обеда она бродила по саду, разговаривала с цветами, они отвечали ей, как могли, но могли они не многое. А после обеда она попросила у мамы:
– Можно мне подняться на самый верх нашей башни?
– Ну хорошо. Давай вместе поднимемся, – обречённым голосом сказала мама.
– Здорово! – воскликнула Иоланда, окинув взглядом их маленькие владения. – Какое всё красивое сверху! Весь сад, как на ладони. А за ним – лес. Почему я никогда раньше не гуляла в лесу?
– Не хотела, – пожала плечами мама. – Да ведь там и делать нечего, и ходить трудно. В лесу мы не косим траву, там много упавших деревьев и колючие кустарники. Всё равно никуда не придёшь, только оцарапаешься.
– А если всё-таки пройти через лес, то куда придёшь?
– Никуда. За лесом ничего нет.
– Совсем-совсем ничего? Разве так бывает?
– Иоланда, дорогая, разве тебе плохо вместе со мной в нашем саду?
– Ну что ты, мамочка, мне с тобой хорошо. И сад у нас прекрасный, лучше просто не бывает, – сказала Иоланда, а про себя подумала: «А может бывает? Я ведь не знаю. Лес такой таинственный, загадочный, там, наверное, много всего интересного».
Но вслух хвалить лес она не решалась, понимая, что маме это не понравится. У неё теперь появились секреты от мамы, а кроме того она поняла, что и у мамы всегда были от неё секреты. Мама, наверное, просто не хотела огорчать дочку, рассказывая ей о чём-нибудь печальном. Вот и дочка теперь не хотела огорчать маму и не собиралась говорить ей о том, о чём она думает.
– Мама, а что это за тропинка, которая проходит через сад и исчезает в лесу? Я никогда раньше её не видела.
– Дорогая, тебе показалось, никакой тропинки нет.
– Ну как же, вот ведь она.
– Что за фантазии, доченька, пойдём-ка вниз.
Когда она спустились в свою комнату, мама заботливо сказала:
– Может быть, тебе лечь и поспать до ужина? Ты ведь у меня ещё совсем маленькая. Хотя, кажется, выросла ещё на дюйм.
Иоланда послушно легла в кроватку. Она и сама чувствовала, что начала быстро расти. Может быть, поэтому у неё появились мысли? А, может быть, наоборот: у неё появились мысли, поэтому она начала расти? Всё это было непонятно, необычно, немного страшно, но очень интересно. Иоланде показалось, что в душе у неё появился какой-то свой мир, о котором невозможно никому рассказать.
Мама присела на край её кровати и погладила её по голове.
– Как поживает твоя фея?
– Фея исчезла вместе с домиком.
– Вот как? Что за чудеса? Нарисовать тебе новую фею?
– Нет, мама, не надо.
– Как хочешь. Постарайся немного поспать.
Иоланда повернулась на бочёк, закрыла глаза. Ей было о чём подумать. Тропинку, уходящую в лес, она видела совершенно явственно. Почему же мама сказала, что никакой тропинки нет? Может быть, мама почему-то не видела тропинку? Или не хотела, чтобы дочка её видела? На маму, конечно, невозможно сердится, потому что она хочет для своей дочки только хорошего. Но почему же тогда эта тропинка так её манит? Почему ей так сильно хочется пройтись по ней и узнать, куда она ведёт? Ведь она должна куда-то вести, иначе бы её не было.
Эти мысли так утомили Иоланду, что она действительно уснула, а проснулась как раз перед ужином. После ужина они с мамой пошли гулять по саду. Мама предложила прогуляться вместе, Иоланда не спорила, потому что она никогда не спорила, но сейчас прогулка с мамой её не радовала. Хотелось подумать о своём, а при маме это было невозможно. И мама тоже была не разговорчива, у неё, наверное, были какие-то свои взрослые мысли, которыми она никак не могла поделиться с маленькой дочкой. Ох уж эти мысли, они навязчивые, тяжёлые, сложные. С мыслями всё-таки жить гораздо труднее. Но теперь от них уже никуда не деться. И тут Иоланду осенило: если уж у неё теперь всё равно есть мысли, то пусть тогда они ей помогают, а не мешают. Она просто пойдёт по той тропинке и придёт туда, куда она ведёт. Думать о том, куда приведёт тропинка бесполезно. Тут никакие мысли не помогут. А вот если идти вперёд, то мысли могут пригодиться, а может быть даже появятся новые. Так она всё решила.
На следующий день утром, позавтракав, она сказала маме, что пойдёт гулять в сад, а сама отправилась искать тропинку. Иоланда хорошо запомнила, в какой части сада видела тропинку, и сразу же её нашла, и устремилась по ней неведомо куда.
Идти вперёд оказалось так радостно, что она совершенно отдалась этой радости и ни о чём не думала. Вскоре сад закончился, начался лес. Здесь всё было по-другому. По краям тропинки стояли огромные деревья, названий которых она не знала. У них были очень толстые могучие стволы и длинные крепкие ветви. Иногда эти ветви смыкались у неё над головой, но идти не мешали. Здесь было сумрачно и прохладно, солнце едва пробивалось сквозь густую листву, но ей не было холодно. И страшно тоже не было. Ведь она никогда не встречалась с чем-то таким, чего можно бояться.
Заглядывая с тропинки в гущу леса, Иоланда сразу поняла, что там и правда невозможно ходить, сплошной бурелом. А что такое бурелом? Ну вот это он и есть, Иоланда даже не задумалась откуда знает это слово. Она шла уже, наверное, целый час, её маленькие ножки начали понемногу уставать, но всё ещё очень хотелось идти вперёд. Кто бы мог подумать, что это так здорово, двигаться навстречу неизвестности всё дальше и дальше.
Вот на тропинку выбежал ёжик. Мама как-то рисовала его, но обычными карандашами, она не хотела, чтобы ёжик жил у них в саду, ведь у него – колючки. И вот наконец Иоланда увидела настоящего ёжика. Он тоже её увидел. И сразу замер. Иоланда подошла к нему, хотела взять его в руки, но сильно укололась и чуть не заплакала: «Зачем ты так?». И тут она почувствовала, что ёжик дрожит. Значит, он боится? Но зачем ему бояться маленькую девочку? Разве она страшная? Иоланда
