Уж очень хотелось напиться до поросячьего визга, чтобы забыть каменистую почву пепельных равнин Хокистара, подсвеченную тусклым красноватым светилом, косорылую тварь с огромным молотком, ненавистный звук «бумц», и кровавую кашу, оставшуюся от верного менникайнена.
Впрочем, алкоголь уже подействовал. Эдик повеселел, разрумянился и больше не вздрагивал от случайных громких звуков. Успокоил нервы, одним словом. Его даже охватила жажда бурной деятельности, которая всегда возникает на начальных этапах опьянения. Правда, реализовывать позыв к активности пришлось в санях, и не меняя позы. Встать ему не позволили. Заботливый, как родная бабушка, Штерк закутал его поплотнее в тулуп, до полной невозможности двигаться. Словно грудного младенца спеленал, что с его силищей вообще несложно. Поэтому единственное, что Эдику оставалось делать для выброса образовавшейся энергии, это петь. Выяснилось, кстати, что он ни одной песни от начала до конца не знал, но разве такие незначительные мелочи могут остановить широко развернувшуюся душу.
Пришлось всему окружению слушать сольный вокал Альдеррийского лорда. А пел он, надо сказать, хорошо. Громко. Беспощадно фальшивя и путая при этом слова. Слава богу, что недолго. Умаялся, бедолага, минут через двадцать. Сморили его события минувшего дня. Да и репертуар закончился, а исполнения на бис невольные слушатели не просили.
Остаток пути Эдик провёл, уткнувшись носом в овчину широкого воротника, иногда тревожно всхрапывая во сне. Он даже не проснулся, когда до замка добрались. Его так и перенесли в кровать, завёрнутого в тулуп. И раздевать не стали, чтобы не разбудить. Всполошившаяся Нилда, правда, была категорически против, чтобы барин спал не накормленный, не умытый, и в верхней одежде, но с материнскими инстинктами кастелянши смог справиться Штерк. Главный телохранитель утащил её вниз по лестнице, по дороге заговаривая зубы, оставив дежурить у дверей маркграфских покоев пару дюжих охранников.
Ночь Эдик провёл плохо. Снился Гергази, пытавшийся попасть по нему чудовищным молотом. Не попадал, но каждый раз буквально на считаные сантиметры, отчего становилось ещё страшнее. Одноглазый баронет грозил издалека кулаком в латной перчатке и обещал расправиться при следующей встрече. Леди Пиддэд ничего не говорила, но улыбалась так зловеще, словно только что придумала особенно зловредную пакость. Цэнхер-Нудэй сверкал синевой глаз, неожиданно выскакивая из непроглядного мрака. То и дело мимо проносились гарауканы в пёстрых юбках, но поклонники кровавого божества оказались самыми безобидными.
Короче приснилось всё, с чем были связаны неприятности, приключившиеся с Эдиком за последнее время. Так что «плохо», это ещё мягко сказано. Но, несмотря на всю безысходность ночных ужасов, были и положительные моменты — даже во сне, в любой нехорошей ситуации, рядом с ним постоянно оказывались друзья. То Аларок советом поможет, то Деккер спасёт из передряги, то менникайнен грудью от удара закроет. Поэтому, невзирая на кошмарные видения, Эдик проснулся с чувством невыразимого облегчения. И с ясным осознанием, что он в этом мире не один.
Глава 13
Завтрак в Альдеррийском замке ненавязчивым образом превратился в своеобразную планёрку. И уже достаточно давно. Ещё с тех времён, когда в общей трапезной стало больше двух человек собираться. Магистр с учеником уже давно взяли за привычку обсуждать предстоящие дела с утра пораньше, а когда забот и народу прибавилось, так и сам бог велел. С тех пор в центре стола всегда стояли письменные принадлежности, и лежала стопка бумаги. Рулоны с картами тоже были под рукой — на каминной полке, мало ли понадобятся.
Эдик вошёл в залу не выспавшийся, хмурый и злой. Вдобавок с головной болью от похмельных последствий. Всё-таки он вчера переусердствовал с лечением нервного расстройства, передозировал перчёного грога. Поздоровавшись со всеми, он уселся на своё место и сразу же потребовал у Нилды вина. Испытанное средство лечения похмельных последствий. Нет, конечно, куриный супчик, испускающий аппетитные ароматы, тоже хорошо, но вино всё же понадёжнее будет. Суп, кстати, приготовили персонально для него — кастелянша уже научилась проводить причинно-следственные связи и практически всегда предугадывала желания Эддарда. Естественно, в той части, что касались её хозяйства. Остальные завтракали кто чем. Недостатка в еде на столе не было, ни в количестве, ни в разнообразии. Ели молча, выжидая, пока его светлость маркграф придёт в чувство и будет готов к разговорам.
Штерк всё же не утерпел и затеял смену караула, за что и получил на орехи. Эдик с минуту понаблюдал исподлобья, как четверо габаритных менникайнов меняются местами. Послушал, как скрипят ремни амуниции и лязгают элементы доспехов. И устроил главе службы безопасности вздрючку. За чрезмерную гиперопеку и внешний вид телохранителей.
— Штерк, я, конечно, понимаю, что именно тобой движет, и даже против ничего не имею, но… — Эдик допил вино, прислушался к изменениям в самочувствии, кивнул довольно, тому, что услышал и продолжил уже гораздо бодрым тоном. — Но всё-таки есть пара вещей, которые мне не нравятся.
Бывший воевода вскочил, чуть не опрокинув стол, вытянулся по стойке смирно и замер, поедая глазами маркграфа. Вид он при этом имел лихой и придурковатый, какой и должен иметь бывалый служака перед начальствующим лицом, дабы не смущать его своим разумением. Само собой, слова, приписываемые Петру Первому, Штерк не читал, но следовал им с поразительной точностью. Эдик от подобного зрелища чуть с мысли не сбился.
— Так вот, — едва справившись с расползавшейся к ушам улыбкой, продолжил Эдик, — неужели ты думаешь, что мне в этой комнате что-то может угрожать? Тем более, в присутствии учителя, Деккера, Стор Эровара и тебя лично. Молчишь? Правильно, молчи. Но я думаю, что двух менникайненов у дверей более чем достаточно, если уж по-другому нельзя. А внешний вид? Аларок, поправь меня, если я неправ!
Реплика, адресованная наставнику, осталась без ответа. Аларок улыбался, наслаждаясь действием, и попросту отмахнулся, не желая встревать в разговор. Старейшина тоже прислушивался с интересом, оторвавшись от завтрака. И только Деккер уткнулся в тарелку со смущённым видом. Воин чувствовал себя неудобно, присутствуя при подобных разбирательствах. Всё-таки он человек здесь новый. Впрочем, угол его рта то и дело дёргался, скрывая веселье. Ничего удивительного — у военных юмор своеобразный.
— Так, ты думаешь должны выглядеть воины моей личной охраны? — Эдик ткнул для наглядности пальцем в менникайнена, стоявшего по правую руку. — Чумазые, растрёпанные, и с бородищей веником? С таким видом нужно в бой идти, чтобы противника
