Костер тем временем погас и зажегся еще два раза — это означало, что Кимура привели в ущелье полторы сотни бойцов. Особого оптимизма это, конечно же, не внушало, но и страха не было тоже. Чем врагов больше, тем лучше сработают брошенные со скалы камни и тем меньше этих уродов перейдет через границу провинции.
— Таро-сан, все готовы! — подошедший ко мне Икэда посмотрел наверх и добавил: — Солдаты Микайо ждут команды. Все лишние покинули гарнизон.
Полусотник, как и остальные, держал в руке щит и был вооружен коротким копьем. Лицо спокойно, и не заметно, чтобы он хоть чуть волновался.
— Добро, — кивнул я, — давай на ту сторону. Твоя — вторая линия, как говорили. Ребятам на скале я скомандую сам.
Икэда кивнул и ушел к противоположной части стены, а буквально через пару секунд на завале показались Кимура.
Два десятка человек с флажками-сасимоно [72] за спиной оперативно установили десять стационарных сине-красных щитов и лишь после этого стали удивленно оглядываться.
Ну еще бы — в стене дыра, лучников не видно, а в гарнизоне вроде бы пусто. Меня или Икэду они не видели, поскольку мы наблюдали за завалом через небольшие проломы. Лучники сидят за зубцами и начнут стрелять только по команде, легионеры замерли и шума практически не издают.
Спустя пару минут на завале появился самурай. Высокий усатый мужик презрительно оглядел дыру в укреплении и, махнув рукой, первым спрыгнул с камней на пол.
Супер! На это все и было рассчитано! Увидев пролом в стене, враг уверует в свою силу и поспешит захватить незащищенное укрепление. Накате это пришлось вдалбливать пару часов, и хорошо, что у меня получилось его убедить!
Лучники Кимура остались наверху возле щитов, а копейщики последовали за своим командиром. Происходило это настолько неорганизованно и неуклюже, что мне их было откровенно жаль. Япония — такая Япония. Крупных конфликтов в Империи не случалось уже давно, и вот он, результат, налицо. Спрыгивающие с завала копейщики под крики своих командиров кое-как разбились по десяткам, но со стороны эта пестрая толпа все равно напоминала цыганский табор.
Чувствуя, как по жилам толчками растекается адреналин, я наблюдал за тем, как Кимура пытаются изобразить построение, и дожидался, когда последние солдаты переберутся на нашу сторону. Вообще, конечно, жаль, что у меня нет пары пулеметов, но это было бы совсем уж нечестно.
Одернув себя от ненужных мечтаний и внутренне собравшись, я дождался, когда командир Кимура подзовет к себе десятников, и громко проорал:
— Камни! Лучники! Построение!
Услышав мой голос, самурай обернулся и с удивлением во взгляде оглядел выбегающих из-за стены солдат. В следующий миг в собравшуюся под завалом толпу полетели первые стрелы, а дальше началась веселуха.
Сверху, со скалы, на войско неприятеля посыпались крупные камни. В первые же секунды булыжники опрокинули четыре щита, пара десятков попала в толпу, и ущелье тут же огласили дикие крики. Ни жалости, ни сострадания у меня, конечно же, не было. Эти обезьяны пришли нас убивать, и чем их больше подохнет сразу — тем лучше.
Наш отряд выстроился в две линии, по двадцать с небольшим человек в каждой. Произошло это настолько быстро, что лучники Кимура не успели даже выпустить стрелы. Впрочем, большинство из них смотрело наверх, пытаясь увернуться от падающих на головы камней.
Самурай тоже среагировал с небольшим запозданием. На полу ущелья уже лежали убитые, в муках корчились раненые, когда он указал катаной на пролом и проорал атаку. Под гулкие удары и треск разбивающихся булыжников сотня дико заорала и побежала на нас, а дальше произошло ожидаемое. «Чеснок» мы разложили широкой полосой и, забежав на нее, Кимура окончательно превратились в тупое стадо.
Деревянную обувь солдаты тут носят редко, а тонкая тростниковая подошва сандалий никакой особой защиты ноге не дает. Наступить на заостренный трехсантиметровый шип — штука не самая в жизни приятная, и воинствующие вопли тут же сменились криками боли. Пара десятков солдат противника завалились на землю, толпа смешалась, кто-то попытался бежать назад.
Понимая, что лучшего момента сложно будет дождаться, я указал копьем на завал, рявкнул «вперед!», и наш отряд, прикрываясь щитами от стрел, быстрым шагом двинулся на дезорганизованного противника.
Сверху продолжали валиться камни, находя все новых и новых жертв. Лучники устроили перестрелку с противником, над ущельем разносились крики раненых и умирающих, а меня накрыла адреналиновая волна. Такого на Земле не случалось… Я жаждал убивать, рвать этих тварей на части и даже немножко жалел, что примерно четверть из них уже отправилась к своим праотцам.
Двадцать метров мы прошли за десять секунд, и, когда отряды столкнулись, ущелье содрогнулось от грохота. Часть преодолевших заграждение Кимура умерли в первой же сшибке. Это все равно что стрелять из танка по вооруженным луками папуасам. Не сталкиваясь раньше ни с чем подобным, большая часть нападающих зачем-то пыталась прорубить щиты — и умирала, освобождая дорогу товарищам.
— Держать строй! — не прекращая орал я, но солдаты знали это и так.
Мы отрабатывали эту атаку всю последнюю неделю, и каждый понимал поставленную задачу. Да, наверное, это не легион, ведь быстро обучиться новой тактике невозможно, но преимущество в вооружении оказалось решающим.
Я колол и орал, строй качался, сбоку матерились солдаты, ноги скользили по мокрым от крови камням, пот заливал глаза, тяжесть доспеха давила на плечи, но плевать! Такого воодушевления со мной никогда раньше не случалось! Что это? Причуды нового тела? Юношеский задор, или что-то не так с моей головой? Не знаю, но убивать врагов копьем было гораздо приятнее, чем стрелять по ним же из автомата. Потом! Потом буду со всем этим разбираться, а сейчас…
Сбив щитом удар нагинаты, я атаковал очередного противника в незащищенное бедро и лицом к лицу оказался с командиром вражеского отряда. Пластинчатая броня и деревянные сандалии помогли этому уроду выжить, и большая удача, что улыбка судьбы отправила его на меня. Самурай был вооружен тати [73]. Заметив меня и презрительно оскалившись, он резким ударом меча перерубил древко направленного на него копья и, прикрытый справа солдатами, атаковал серией мощных ударов. Едва не расколов щит и, видимо, поняв бесполезность этих атак, командир Кимура попытался обойти меня справа, но это было последнее, что он успел. Римляне скрывали свои мечи за щитами, чтобы противник не мог определить направление возможной атаки, вот и сейчас… Бросив бесполезное уже копье, я выхватил гладиус и, резко шагнув самураю навстречу, атаковал. Все-таки Древний Рим — это сила! Самурай еще только размахивался своим тати, когда меч степняков вошел ему точно под подбородок. Удивленно вытаращив глаза, командир Кимура подох, и наш строй разразился победными криками.
Дальнейший ход сражения больше напоминал избиение. Ребята Микайо, уже особенно не скрываясь, прицельно кидали камни сверху в толпу. Из десяти выставленных на завале щитов уцелел лишь один, но последний лучник Кимура сбежал в глубь ущелья уже через час после начала сражения. «Чеснок» у нас особых проблем не вызывал, поскольку все солдаты были обуты в гэта [74] с дополнительными завязками вокруг ног, и, пользуясь этим преимуществом, мы без проблем теснили Кимура, спокойно передвигаясь по заградительной полосе.
Говорят, сражения в Средневековье порой длились по нескольку дней, но наш бой закончился часа за два с половиной. В какой-то момент мы с ребятами уперлись в завал и поняли, что воевать больше не с кем.
Адреналин вместе с кровью набатом стучал в висках, и мне стоило некоторых усилий остановиться и не лезть на завал, преследуя убегающих солдат неприятеля. Отдышавшись и скомандовав отбой, я оглядел поле боя и ужаснулся. Около сотни трупов в разных позах валялись тут и там в лужах крови, кишки на камнях и отрубленные конечности. Нет, меня не вывернуло, и никаких особых чувств я не испытал, но ужасало то, что все это произошло словно бы не со мной. Нет, я, конечно, попытаюсь понять и перестать ощущать происходящее представлением японского театра, но, с другой стороны — может быть, оно лучше именно так? Не пропускать все через себя, а просто наблюдать, словно ты зритель?
