Ознакомительная версия.
– Потрудитесь объясниться, ваше величество, – чеканит Тифаний.
Карел склоняет голову набок и медленно оглядывает Тифания – с сапог до насупленных бровей.
– Может, господин посол, вам еще и удовлетворение дать? На шпагах? Вы, я смотрю, ощущаете себя победителем… Так вот, уважаемый, то, что вашему Юрию удался переворот, еще ни о чем не говорит. Захватить власть проще, чем удержаться у власти. Не лезьте в чужой кошель, не придется о своем плакать.
– С чего вы взяли, – внезапно охрипшим голосом спрашивает Тифаний, – что в Двенадцати Землях переворот? Король Андрий не пережил смерти любимой супруги, увы, но так бывает…
– У короля Андрия остались дети. Младший сын Егорий – ему, если я не ошибаюсь, сейчас должно быть девять лет. И старший – Валерий, законный наследник.
– Егорий слишком мал, – разводит руками посол. – По нашим законам, принц имеет право занять престол лишь по достижении совершеннолетия, отслужив воинскую службу, как подобает мужчине, и, более того, показав себя достойным в каком-либо ином, важном для государства деянии. А Валерий… где он, тот Валерий?! О нем уж два года не слышно… Говорят, он погиб. Печально, однако…
– Говорят, что жеребцов доят, – цедит сквозь зубы Лека. Черная, безумная ярость захлестывает его, и сдерживаться становится все труднее. – То-то Юрик себя достойным показал, в папашкином парадном отряде…
– Прощайте, господин Тифаний, – усмехается Карел, с явным удовольствием любуясь застывшим лицом посла. – Не смею более вас удерживать. И не забудьте: глупо зариться на чужое, не умея удержать свое.
– Аудиенция окончена, – почти шепотом подсказывает отец Готфрид.
Посол Юрия резко разворачивается, оставляя на паркете две полукруглых царапины, и выходит, впечатывая в пол шаги с силой, ясно показывающей степень понесенного оскорбления.
Карел разжимает стиснутый кулак. Сверкает под падающим из окна солнечным лучом ограненный восьмигранником прозрачный камень.
– Так значит, действуем, – деловито сообщает Карел. – Жду всех у себя через час. С докладами.
Тут только Лека приходит в себя. Острое желание пришибить «господина посла» – желательно насмерть! – отпускает слишком медленно. А он еще полагал, что умеет держать себя в руках! Но Карел… Карел-то в какие игры здесь играл?!
– Ты его провоцировал…
– А то! Пока ты провожал Серегу, мы устроили небольшой совет. Я, отец Готфрид, сэр Оливер и посланник Подземелья. И сошлись на том, что ваш Юрий опасен, а значит, глупо давать ему время на укрепление власти. – Карел зло усмехается. – Да, я его провоцировал. Добавлю, ты тоже неплохо подыграл.
– Ну и? Хочешь сказать, ты собрался с ним воевать?
– Э, брат Лека! Ты упустил самое важное.
– А именно?
– Твой кузен раззявил пасть на Зеленчаковую.
– Понимаю, – после недолгого молчания бормочет Лека.
– Он придет, – Карел ухмыляется – кривой ухмылкой Лютого, – обязательно придет. Скоро. Он будет торопиться изо всех силенок, ведь Таргала так слаба. Но в тот день, брат Лека, когда он перейдет нашу границу, ты станешь королем в своей стране.
1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
– Похоже на то, – медленно говорю я, – что Юрий все же не договорился с империей.
Серж невесело усмехается:
– Негосударственный ты человек, друг Анже. Слишком прямой и честный для политики.
При чем тут, хочу спросить я – но слова не идут. Впрочем, Серж достаточно знает меня, чтобы понять ошарашенное молчание правильно.
– Я так думаю, друг Анже: они, конечно же, договорились. Но Юрий… – Серж трет лоб, подбирая слова. – Юрий вряд ли умеет воевать. Даже, скорей всего, не умеет: вспомни, мальчишкой он уступал Леке и в умении, и в храбрости, хоть и старше его на два года… на два, верно ведь? А после служил в парадном отряде отца и вряд ли многому там научился.
Я возражаю:
– Юрий не похож на человека, готового открыто признать свои слабости. Если он и боится воевать… ну, есть же те князья, что его поддержали, послал бы их!
– Ты не понимаешь! Он не боится, нет! Он не то что открыто – сам себе не признается, что не умеет. Но он чует. Он не уверен. А в умении интриги крутить – уверен. После удачного-то переворота, сам подумай! Вот и начинает с интриги, а войну – на потом.
Серж смеется вдруг. Качает головой:
– Но в интригах его переиграл Карел! И Софи…
Да, киваю я, предупреждение поспело вовремя, и благодарить за это Карел должен бедовую Серегину сестренку. Свою невесту… надо же, как бывает: свела двоих беда, а вышло – на счастье. Карел, по крайней мере, уж точно счастлив.
Мне вспоминаются слова пресветлого: «Как похож ты, Анже, на любопытную кумушку». Грешен, знаю; но – тянет, ох как тянет поглядеть! Коснуться чужой любви хоть краешком, хоть немного чужого счастья вдохнуть. Тяжко одолеть это искушение. Потому и радуюсь я словам Сержа:
– Пойдем-ка, друг Анже, прямо сейчас к брату библиотекарю. Очень уж много всякого увидел ты…
Пока брат библиотекарь записывает, мысли мои приходят в порядок. И то: вспоминая каждое слово, каждое движение, каждую подробность происходившего, уже не отвлечешься на глупые искушения. Снова погружаюсь я в увиденное, снова, уже вместе с братьями, проживаю его. И счастливая улыбка Карела меркнет, перечеркнутая горем и яростью принца Валерия. Верно говорят светлые отцы, что есть время для любви, а есть для скорби, и второго куда больше в нашей жизни.
– Интересно, – тянет Серж, когда брат библиотекарь откладывает перо, – а куда это он Серегу провожал? Ну, пока у Карела совет был?
И правда, спохватываюсь я. Надо же, чуть не упустил!
– Вечером погляжу, – обещаю я. – Мне, пожалуй, помолиться надо. Никак ярость Лекина не отпустит… Помрачение, да и только.
Серж молча качает головой.
– А он какой?
– Несчастный, – я отвечаю, не задумываясь, и сам удивляюсь ответу. Дед бы обиделся, точно…
– Почему? – спрашивает Софка.
– Да ты представь, ему всю жизнь сломали! Из него монах, как из меня гном подземельный.
Софи хмурится:
– Серенький, а вдруг он все равно не захочет?
– По крайней мере, у него будет выбор.
Какое-то время мы едем молча. Мой гнедой нежно перефыркивается с Ласточкой, Софка вертит головой, хотя, как по мне, глазеть не на что. Голые деревья, голые поля… мрачно, сыро, скучно. Навязанная Карелом охрана нам не мешает: четверо едут на двадцать шагов впереди, еще шестеро – на двадцать позади. Пока Софи молчит, я думаю об отце. Правильно, что мы уехали из Корварены именно сейчас. Я не смог бы спокойно встретиться взглядом с его убийцей. Политика, будь она неладна…
Ознакомительная версия.
