— Итак, вы у нас теперь графиня? — Сварог глянул на ее руку с новеньким перстнем-короной. — На большее что, не расщедрились? Или вы сами не зарывались?
— Да как сказать, командир… Понимаете, такое впечатление, будто король ничуть на вас и не обиделся, когда вы те земли забрали себе. А может, стремно показалось менять объявленную королевскую волю, кто его там ведает… Одним словом, приехали за нами за всеми и повезли в Королевский Кабинет. Я-то, деревня, думала, это и впрямь кабинет, а там целый домина на четыре этажа, куча королевских советников, а уж просто советников — тех и вовсе, что грязи. И покатилось все, как в сказке: кладут перед нами грамоты на титулы, а самих титулов и не вписано. Диктуйте, говорят, что вам вписать — только, понятно, в принцы не лезьте, потому как это уже против правил. Ну, граф Леверлин туда вообще не ездил. Тоскует. И вообще, говорит, мои предки королям города дарили в старые времена… Паколет по скромности отхватил маркиза, потом, правда, жалел, что продешевил. Из орденов повесили на него Бирюзовую Цепь — тоже сам выбирал, орден средненький, да понравился нашему щипачу, больно уж, говорит, красивый. Мой обормот почесал в затылке, надел на шею Алое Пламя и попросил вписать его в бароны. Я, сказал мне потом, человек раздумчивый, в грязи ползать не люблю, но и на самый верх карабкаться смешно, следует держаться золотой середины… Зато с Бони был сущий цирк. Крестьянин наш, прямая душа, наложил лапу ни более ни менее как на Алмазный Венец, выше коего и не бывает — с лентой, мечами и подвесками. Мне это, говорит, для вящего авторитета необходимо, мне еще короля свергать, так что выглядеть я должен соответственно. И по той же причине зачислил себя в герцоги. Тамошние золоченые шишки и ухом не повели, вписали в герцоги. Доходит очередь до меня. И начинаю я рассуждать в точности, как мой Шег, — ну что мне делать на самых верхах? Неуютно как-то. Хотела было в баронессы, да вспомнила, что деревня наша стояла на графской земле, я ведь из дворянских крестьян — и так мне в детстве мечталось стать графиней… Пишите графиней, говорю. Записали. Я вежливо интересуюсь: а нельзя ли мне вместо ваших орденов патент на чин флотского лейтенанта? Они на дыбы: у нас в державе, мол, даме флотских чинов не полагается. Я им втолковываю: флаг-капитанства не прошу, но экзамен на лейтенанта хоть сейчас сдам, не отходя от стола, поскольку есть кое-какой опыт морского плавания. Мы вам, говорят они, на слово верим, госпожа графиня, но даму во флотские офицеры и сам король не решится произвести, потому что это против всех традиций и будет бунт. Ну, взяла я себе с горя Скипетр Морских Королей — все-таки морской орден, в якорях весь, самоцветы синие… Вот тут они носами покрутили, да уговор дороже денег, и на ордена есть юридическая лазейка, то бишь нет традиционного запрета, потому что дам испокон веков этим орденом не награждали, специально запрещать и в голову не пришло… И вышли мы все оттуда, как четыре новогодние елки. А эти, кабинетские, нам закатываньем глаз и шевелением ушей дают понять, что мы, олухи, все же продешевили… Ну вот, и улыбнулись наконец, а то сидели, как сыч… Ничего мы не продешевили, скажу я вам. После походов с вами, командир, все эти титулы и ордена — чистый мусор… Да, а вы-то что? Ну, с вами понятно, вы теперь и сами король, можете измышлять любые ордена, а вот Мару можно было с нами отпустить, чтобы ей что-нибудь блестящее навесили. Право слово, заслужила девка.
— Да я ее и не держал…
— Глупости, — сказала Мара. — Я сама когда-нибудь буду королевой, зачем мне сейчас побрякушки от чужих королей?
— Скромница она у меня, — погладил ее по голове Сварог.
— Просто у меня хорошая память, — сказала Мара. — Лесная Дева предсказала, что троим из нас суждено надеть короны. Один уже напялил. Остаются целых двое, почему бы мне среди них не оказаться?
В стороне королевского дворца глухо, тяжело ухнул пушечный залп.
После короткой тишины в нескольких местах печально ударили колокола, неспешно, с большими промежутками меж ударами, и в эти паузы вплетался долгий, медленно затухавший звон птелосов. Сварог понял, посмотрел на реку. В этих широтах ночь подступала моментально, падала, как занавес, вода уже стала почти черной, дома над рекой протянулись темной стеной.
Пора было ударить колоколу Главной Башни, означая наступление ночи, а двум десяткам звонниц в разных концах столицы этот удар повторить. Но, что случалось невероятно редко, Вечерний Колокол так и не прозвучал. Еще дважды ударили пушки, продолжался печальный перезвон храмовых колоколов, гонгов и птелосов, что-то засветилось там, где королевский мост соединялся с левым берегом, а длинная лодка заскользила к середине реки, призрачно белая на фоне темного могучего потока. Остановилась, удерживаемая слаженными взмахами весел, Сварог снял шляпу.
Сине-желтое пламя, яркое, горевшее ровно, вспыхнуло у борта лодки и, отделившись от нее, поплыло по течению, вскоре миновав то место на набережной, где сидел в коляске Сварог со спутниками. Теперь они видели, что это фонарь в форме перевернутой и усеченной снизу пирамиды, синий, покрытый золотыми геральдическими лилиями. Року бон, погребальный фонарь ронерских королей. Сварог долго смотрел ему вслед. С этим фонарем, отправившимся к океану, уходили в небытие Барги — развратники и покровители храмов, великие стратеги и дебилы, меценаты изящных искусств, то осыпавшие золотом художников, то сжигавшие по пьяной прихоти фаворитки библиотеки и ценнейшие полотна живописцев прошлого; чернокнижники и святые, моты и скупцы, полнокровные эпикурейцы и аскеты-ханжи, собиратели и неудачники — и, наконец, личности, бесцветные во всех отношениях.
Фонарь скрылся за близлежащими домами, но Сварог долго еще смотрел на темную реку, чувствуя себя чужим в этом городе, где больше не было Делии, которую он не сумел уберечь. Потом сказал, ни на кого не глядя:
— Знаете, о чем я подумал? Оказывается, в отличие от нашей бравой компании, великому множеству народа так и не случается за всю свою жизнь кого-нибудь убить. Странно, правда? Как другой мир, честное слово… — И совсем тихо произнес:
И вы едва ли
Вблизи когда-нибудь видали,
Как умирают.
Дай вам Бог и не видать…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
УНЫЛАЯ БРИГАНТИНА
Ледяной Бугас, Шкипер Темного Моря, капитан почтенной бригантины «Невеста ветра», четвертые сутки пребывал в унылом, каком-то устоявшемся недоумении. С теткой Чари он был знаком с незапамятных времен, знал за ней (как и она за ним, взаимно) столько озорных дел, что хватило бы на полдюжины Монфоконов, и сделал бы ей одолжение не в пример серьезнее, чем просто отвезти из одного места в другое, вдобавок за хорошую плату, парочку ее друзей, обходясь с ними со всей любезностью. Бригантина все равно уходила в море, а каюта квартирмейстера так и пребывала пустая (ибо сам квартирмейстер давненько покачивался на рее горротского корвета «Гривастый крокодил», должным образом просмоленный для долгой сохранности — а нового еще предстояло подобрать со всем тщанием).
