Она связана и не знает, что еще сказать. Сильвер не реагирует. Ее глаза превратились в мертвый мрамор.
Глава 71
Новых сердец нет
Темба приносит Кеке чашку горячего чая. Та ее не принимает. Она не хочет отрывать руки от кожи Марко. Двое из трех копов ушли, забрав с собой ее «СнэпТайл», один остался у двери. Необычный домашний арест, только в палате интенсивной терапии. Коп пожалел ее, снял с нее наручники, когда с ней пришел увидеться консультант больницы, и не надел их снова. Возможно, посчитал, что она не сможет сбежать: что не покинет Марко.
— Знаю, что ты собираешься сказать, — говорит Кеке Тембе.
Они смотрят друг на друга с мрачными лицами.
— Да?
— Что пора отпустить его.
— Я так понимаю, к тебе приходил консультант.
— Да.
— Все объяснил.
— Да.
— Ты думаешь, время пришло? — спрашивает медсестра.
Кеке смотрит на попискивающие и гудящие аппараты, которые поддерживают в Марко жизнь.
— Мы пришли к соглашению, — говорит она, ее нос болит от непролитых слез. — К пониманию.
— Какому?
— После происшествия с «Генезисом».
— Чего?
— Не бери в голову. Тебе не нужно знать детали. Меня похитили… использовали как приманку. Они лишили меня инсулина — в качестве меры давления — и я впала в шок. Почти умерла.
— Ужасно.
— После этого мы с Марко согласились, что, если бы все было хуже… если бы я впала в гипогликемическую кому и не восстановилась после нее, если бы выглядела безнадежной, то он должен был бы отключить жизнеобеспечение.
— Завещание о жизни, — говорит Темба.
— Да. Соглашение о жизни, неважно. И Марко сказал, что хочет того же.
— Мне жаль. Это очень тяжело.
— Откуда мне знать, когда это сделать? — спрашивает Кеке. — Если есть хоть один процент на то, что он выздоровеет, я хочу, чтобы аппараты работали.
— Врач уверен, — говорит медсестра. — Он сказал, что шансов нет — они равны нулю — он не выздоровеет.
— Только если не получит новое сердце, — замечает Кеке.
— Да.
— Но новых сердец нет.
— Нет.
Она испускает длинный, дрожащий вздох.
— Так значит, время настало?
Темба пожимает плечами.
— Если тебе нужно больше времени…
— Он бы не хотел, чтобы я ждала еще. Уже вижу признаки атрофии. Он серого цвета, разве ты не видишь? Он был серым с самого нападения, — она держится за Марко. — Он выглядит не так. Не так он выглядел.
— Мне очень-очень жаль.
Кеке не хочет ее сочувствия. Иначе она не сможет продолжать казаться сильной и разревется.
— Твоя семья должна быть здесь с тобой. Твои друзья.
Ее горе пронзает острая мысль: страх за Кейт и Сета, за детей. Она увидит их снова?
Она останавливает взгляд на Марко. На заплатке на его глазу, на его больничном халате. Она никогда не видела его таким худым. Не таким она хочет его помнить.
Из глаз Кеке слезы льются потоком.
— Все это время. Все казалось ненастоящим. Я не ожидала, что он вообще не проснется.
— Конечно же, — говорит Темба. — Это нормально. Нормально ожидать, что все наладится.
Кеке подавляет рыдания, которые рвутся из ее горла, и подходит к оборудованию жизнеобеспечения. Она приказывает себе быть храброй. Не быть эгоисткой.
— Я должна, — говорит она, по ее лицу бегут слезы, — я должна просто нажать на этот переключатель?
Консультант показал ей, как это сделать, но, конечно же, все не может быть таким простым?
Правда ли, что чью-то жизнь можно оборвать так легко? Оборвать жизнь Марко?
Она не верит, что это происходит. Просто это кажется слишком прозаичным. Когда ты думаешь о смерти, она кажется такой неизбежной, такой конечной, такой уму непостижимой концепцией, но вот она стоит здесь неподалеку от ее купленного в аптеке дезодоранта и остывающей чашки с чаем. Чаем. Как она вообще может думать о том, чтобы пить чай, сейчас или даже потом?
— Я могу сделать это за тебя, — Темба делает шаг вперед.
— Нет. Марко хотел бы, чтобы это сделала я.
В конце концов, это слишком интимный процесс.
— Этот переключатель?
Ее голос подобен шороху гравия.
Темба убирает у своего пациента трубку с кислородом и кивает ей. В ее глазах тоже стоят слезы. Кеке делает глубокий, судорожный вдох и выключает жизнеобеспечение Марко.
Глава 72
Парафин и мусор
Арронакс спускается с частного самолета и принюхивается к запаху ночного неба: морщит нос. Она ненавидит запах Йобурга. Загрязнение и задымленность. Парафин и мусор. Она предпочитает свою лабораторию. Что там не любить? Свежие белые стены, очищенный морской воздух, идеальный климат-контроль. Ее семья считает ее помешанной на контроле, но она так не думает. Ей просто нравится следить за тем, что можно проконтролировать, потому что Бог знает, что большинство вещей во Вселенной абсолютно и, невозможно отрицать, полностью не поддаются контролю. Кроме того, она ученый. Она не была бы хороша в своей работе, если бы ей не нравилось играть с переменными.
Мужчина в униформе аэропорта присутствует ее, стоя на полосе. Он моргает слишком часто. Может быть, из-за ее волос русалочьего цвета. Она знает, что когда не в лабораторном халате, то выглядит мало похожей на технолога.
Он хочет понести ее вещи.
— Вы не привезли с собой багаж?
— Лишь это, — говорит она, похлопывая по маленькому чемоданчику под рукой.
И, конечно же, с собой у нее ультразвуковая зубная щетка и чистая пара трусиков, лежащие в ее сумке на случай крайней необходимости. Она полетит домой, как только доставит товар, только если Сет не попросит ее остаться на ночь. Мужчина в униформе ведет ее с полосы и вокруг западного угла частного аэропорта, где ждет такси, двигатель уже урчит в мягкой манере, присущей гидрокарам. Арронакс обожает эффективность «Наутилус», то, что каждая мелочь тщательно продумана и организована. В Лондоне она бы воспринимала это как должное, но в Южной Африке — совсем другое дело. Она скользит на заднее сиденье и машет на прощание своему сопровождающему перед тем, как закрываются тонированные стекла. Такси уезжает прочь.
Машина не спрашивает ее, куда она желает поехать. Даже такая деталь была учтена. Она расслабляется на сидении, затем в ее голове появляется изображение того, как это делали сотни других людей до нее, и снова садится прямо. Все эти тела. Все эти головы, все волосы. Она видит их призраки рядом с собой в машине. По этой причине она не может спать в отелях. Постельное белье может только прийти со стирки, пахнуть смягчителем ткани, солнечным светом и горячим утюгом, но на нем все равно будет след тех людей, что лежали на нем до нее. Потных, спящих, занимающихся любовью. Это ее раздражает. Микроскан в 4DHD пылевого клеща невозможно развидеть.
— Чайнасити-Сэндтон, — говорит такси. — «Гордан». Ориентировочное время прибытия двадцать три двенадцать.
Арронакс смотрит на свой «СнэпТайл» и набирает хирурга, который ждет ее прибытия с продуктом.
— Доктор Газонго. Мы приедем через семнадцать минут.
— Хорошо, — отвечает хирург усталым голосом. — Мы будем готовы. Операционная готова. Медсестры подготовят его и привезут.
— Превосходно. Извините, если я вас разбудила.
На самом деле ей не жаль, но вежливость того требует.
— Жду с нетерпением. Не каждый день проводишь уникальную операцию.
Четкость ее британского акцента смягчается его мягкостью.
— У вас усталый голос.
— Пока мы говорим, я пью двойной кофе.
— Надеюсь, что с половиной кофеина. Не хочу, чтобы у вас дрожали руки.
— Мои пальцы не дрожат.
Машина продвигается сквозь тьму. Деревья, поросшие светящимися водорослями, вспыхивают и гаснут, когда они под ними проезжают. Она в шестой раз пытается дозвониться ближайшему родственнику пациента — Кекелетсо — но та не отвечает. Может быть, Сет дал ей неверный номер. Кажется, он отвлекался, пока писал ей сообщение, но, может быть, она просто прочитала неверно. Иногда сложно верно расшифровать тон бампа. Она предполагает, что это та Кеке, о которой он часто думает.
