В тот миг, когда закончились снаряды в рукавах подачи и роторный укладчик, скуля раненой собакой, торопливо набивал их вторым боекомплектом, когда лопнули от жара зеркала в казенниках плазменных пушек, Матвей вдруг увидел их – ракеты.
С фотографической точностью запечатлелись они на сетчатке его глаз.
Утыканные патрубками маневровых дюз, выкрашенные матовой маскировочной краской сфероиды, догоняющие «Краб» неспешно, но неотвратимо, они показались ему живыми – так жадно блестели глазки их сенсоров самонаведения!
В следующий миг компьютеры ракет в стомиллионный раз пересчитали задачу оптимизации по встрече с жертвой и, получив наконец-то понравившееся им решение, отдали команду на подрыв боевых частей.
Боевые части лопнули как бешеные огурцы, выбросив потоки поражающих элементов, каждый из которых имел вид остро заточенного рутений-осмиевого карандаша длиной в метр.
Этот смертельный град обрушился на корвет, накрыв его от носа до кормового люка.
Все четверо десантников были убиты – поражающие элементы и вторичные осколки прошили транспортный отсек насквозь.
Несколько сверхтвердых карандашей перебили «Крабу» хребет, раздробив на куски оба осевых стрингера. И, поскольку Ираида за секунду до этого дала асимметричный импульс на бортовые дюзы, надеясь энергичным поперечным маневром уйти от ракет, «Краб» немедленно разорвало надвое.
Смерть пилота Ираиды Бек была быстрой и легкой.
Вот ее вместе с пилотским креслом и любимым плюшевым медведем Масей вышвыривает в открытый космос. Вот кресло, вращаясь вокруг своей оси, несется прочь от носовой части «Краба». Вот расцветает на полнеба чудовищный взрыв (это на последнем такте пульсации термоядерного реактора очередной наперсток ДТ-топлива превратился в небольшую хиросиму).
Ираиду распылило на молекулы быстрее, чем Матвей успел осознать, что все кончено и для него самого.
Осмиевые карандаши и череда вторичных взрывов вырвали блистер и Матвея вместе с ним из спины «Краба». А излучение от термоядерного взрыва, испепелившего Ираиду, сорвало со скафандра Матвея слои радиационной и тепловой защиты. Теперь его ожидала долгая мучительная смерть от солнечной радиации и перегрева.
Но ангел-хранитель Матвея распорядился иначе: осколки изрешетили кислородные баллоны «Богатыря».
Через минуту лейтенант Матвей Гумилев скончался от удушья.
Еще некоторое время в его наушниках бормотал низкий голос Сазонова:
– Борт восемьсот четырнадцать! Доложите обстановку! Что у вас там происходит? Борт восемьсот четырнадцать!
Но некому было доложить обстановку. Все были мертвы. Да и борта восемьсот четырнадцать больше не существовало.
Эпизод 22
Максим, звездный борец
Октябрь 2468 г. Крейсер «Вольный» Где-то между Градусом Забвения и Троянцами Юпитера
Он проснулся поздновато – за полдень.
Точнее, у него было такое чувство – «уже за полдень, я заспался». Который именно час, он не знал: часы в его индивидуальном санитарном боксе отсутствовали.
На жемчужно-белом столике рядом с ним стоял букетик желтых, с оранжевой искрой, гвоздик. Он любил запах этих цветов – свежий, пряный, бодрящий.
Все его тело, от темени до ступней, было налито какой-то странной тяжестью. Особенно тяжелой казалась голова.
Он приподнял голову на подушке и повертел ею. Да, очень тяжелая. И болит.
Затем он попробовал подняться. Но – не смог. Не было сил.
Чтобы как-то развлечь себя, он принялся рассматривать комнату. Справа – лечебно-диагностический комбайн с многочисленными дисплеями, датчиками, манипуляторами.
Слева – тумбочка с цветами и книгой. «Сказки разных народов» – написано на книге.
Прямо напротив его стерильного лежбища – дверь. На стене рядом с дверью – экран визора. Он попросил визор включиться, но тот проигнорировал все его просьбы.
А пульта дистанционного управления нигде не было…
«Врачи считают, что мне нельзя волноваться», – всплыло откуда-то из глубин его сознания.
Поначалу он не мог понять, его это мысль или чужая. Но, с другой стороны, каким образом в его голове могут очутиться чужие мысли? Чушь это, вот что!
Он поднес к лицу свою правую руку. Чистая. С коротко остриженными ногтями. Затем выпростал из-под термоодеяла ногу в пижаме. Покрутил ступней. Это движение доставило ему неожиданно много радости.
«Я жив. Я пережил тяжелый бой с силами так называемого Объединенного Человечества… Стадо агрессивных баранов, ведомое к пропасти хитрыми плутократами!» – он почувствовал, как при мысли об этом бое в его душе закипают презрение и желание сражаться.
Вдруг дверь распахнулась. На пороге санитарного бокса появилась прелестная рыжеволосая девушка лет двадцати пяти. На ней был белый халат, небрежно наброшенный поверх обтягивающей униформы стильного темно-оливкового цвета.
Щеки девушки были румяными, а губы блестящими, чувственными.
«Какая красотка!» – восхитился он.
Девушка подошла к его кровати. Угодливый искин медицинского бокса немедленно вырастил для нее из пола стул с низкой спинкой.
Гостья села, элегантно оправив халат.
– С возвращением, Максим! – девушка приветливо улыбнулась.
– Меня зовут Максим? – на мгновение это имя показалось ему чужим. Но лишь на мгновение. – Ах да, конечно!
– Мое имя Соня. Раньше мы с тобой не виделись. Я служила в секторе Троянцев Юпитера. Но теперь меня перевели сюда, на крейсер «Вольный». До того как я присоединилась к звездным борцам, я училась на психолога, даже получила степень. И теперь наши общие боевые соратники и лично Товарищ Альфа уполномочили меня проверить, как проходит твоя реабилитация после ранений, полученных в том бою.
«Ах да! Я же катапультировался из горящего челнока на границе атмосферы Титана, когда мы напоролись на засаду ищеек «Беллоны»…»
Однако смотреть на красивую рыжеволосую девушку было гораздо приятнее, чем вспоминать о той схватке. Кажется, в ней погибла его напарница… Если, конечно, у него когда-либо была напарница… В руках у Сони появился пульт дистанционного управления визором, висящим напротив кровати. Теперь девушка сидела к нему вполоборота, и он мог наслаждаться графической чистотой ее профиля.
– Посмотри на экран, Максим. Я проведу с тобой стандартный психологический тест, который покажет, восстановились ли твоя память и навыки ассоциативного и логического мышления! Ты не против?
– Очень даже «за»! – он нажал на сенсор справа от подушки, и кровать превратилась в удобное анатомическое кресло.
На экране возник знаменитый на всю Солнечную систему единственный и неповторимый силуэт ночной Новой Москвы – он напоминал кисейный шарф, развевающийся на южном ветру в руках у танцовщицы.
