одинаково прекрасные и вместе с тем различающиеся по характеру, играли в догонялки. Еще три кольца, приближающих Одаренную к ее конечной цели, стать тайтури. А затем и тайтури-фармари, истинным воплощением Аншары.
– Как раз вовремя, – поднялся на ноги Ерикан, указывая на небольшую вереницу мулов и ослов, двигающихся со стороны Книрона. – В противном случае мы бы привлекли ненужное внимание местных.
– Все всегда происходит вовремя, важно лишь принимать это, ведь так? – встала вслед за стариком Юти.
Ерикан поглядел на нее отечески, но вместе с тем в его глазах появилось нечто новое, то, что Одаренная прежде не видела. Так в одно утро родитель понимает, что его прелестный цветок более не крохотная девчушка, а вошедшая в силу девушка, живая, как сама природа.
Юти не знала всего этого. Как и не понимала, что увидел Ерикан даже не ее, а отголосок чего-то давнего, почти позабытого. Случившегося так давно, что, казалось, подобное уже перестало быть правдой.
Старик быстро проморгался, прогоняя странное наваждение, после чего похлопал Юти по плечу.
– К Верхнему Горлу тебе надо найти пальцы для этих колец. Я не буду говорить, что выбрать – стихию, душу или разум. Решать тебе.
– Конечно, – сказала Юти, в очередной раз чувствуя подвох.
И посмотрела на дорогу, где погонщик хлестал заупрямившегося осла, который вдруг остановился. Как всегда, мир будто подталкивал ее к нужному решению раньше, чем подобное могло оформиться в голове в ясную и четкую мысль. Напоминая об истинному пути девочки. Пути созерцания и хаоса.
Путешествие хорошо именно тогда, когда ты никуда не торопишься и с искренним наслаждением впитываешь особенности новых мест, сравниваешь посещенные города и деревни с родным домом, вкушаешь необычные яства и подмечаешь, казалось бы, только тебе понятные элементы мира.
Когда ты спешишь, то каждая новая остановка и очередная задержка представляются помехой, которая отделяет тебя от конечной цели.
Именно так и случилось теперь, когда Фахретдин Алави, человек без прошлого и будущего, как называла его Юти, благосклонно позволил им присоединиться к его каравану.
Фахретдин не рассказывал о своей жизни, но исходя из его имени и говора, Одаренная заключила, что погонщик скота выходец из архасейцев. Этим объяснялось и его мастерство обращения с животными, будь то тягловый вол, осел или тонконогий конь.
При этом всем, Фахретдин не любил животных. Это была не та неприязнь, которую испытывают надушенные жители больших городов, облаченные в вычурные одежды, впервые сталкивающиеся с мягкой, еще свежей лепешкой на дороге. Фахретдин всей душой, если такая у него вообще была, ненавидел тех, кто приносит ему деньги.
При первом знакомстве погонщик хлестал вставшего посреди дороги осла так, будто бедняга занял у него денег и вдруг сказал, что не собирается отдавать. При этом Фахретдин грязно ругался на имперском, правда, делал это с жутким акцентом, чем только веселил Юти. Как оказалось, зря девочка восприняла нового знакомого, как забавного персонажа в шутовском представлении. Позже Одаренная разгадала главный секрет этого человека.
Фахретдин по своей природе был злым. Скорее всего, таким он родился, затем рос, питался молоком матери, дрался с мальчишками, впервые оседлал коня, а затем покинул отчий дом. С постоянно перекошенным лицом и сжатыми зубами, чтобы мимо них не проскочило ни одно слово, которое можно принять за поощрение или комплимент.
Единственное, что ценил и уважал погонщик скота – деньги. С ним было трудно вести дела, ибо Фахретдин торговался так, будто от исхода сделки зависела его собственная жизнь. Но хуже всего даже не это.
Юти часто встречала людей, готовых ради блестящей монеты на невероятное коварство. Они предавали близких, подставляли друзей, преступали закон, лишь бы барыш вышел жирнее. Фахрутдин отличался от этих людей тем, что деньги, которые он поставил во главу угла собственной жизни, не доставляли ему никакого удовольствия. Он не спускал их на шлюх, чурался выпивки и вкусной еды, не пытался преумножить свое состояние. Более того, позже Юти заметила, что ничего из существующего в мире не доставляло удовольствие погонщику скота. С подобным Одаренная сталкивалась впервые.
Фахрутдин напоминал ей вычищенную и высушенную тыкву, которую по воле всесильного сиел наполнили одной лишь злобой, а после оживили. И теперь это дитя бахчи ходило, говорило, ело, вот только само не знало для чего.
Что Юти отметила для себя еще – у погонщика не существовало авторитетов. Как она поняла, Кайриш договорился с Фахрутдином приютить у себя двух путников исключительно из-за списания какого-то старого долга. Сам Алави несколько раз обмолвился об этом.
Вместе с тем злобный чурбан сразу предупредил, что в его караване никто не получает хлеб просто так. И заставил Юти и Ерикана работать. Аншара знает, ведал ли Фахрутдин о том, что перед ним Одаренные, рассказал ли о подобном ему Кайриш, однако ни один мускул не дрогнул на лице погонщика при встрече с путниками. Разве что физиономия чуть больше исказилась от злобы, когда тот выговаривал им свои условия.
При всем при этом, в караване Юти понравилось. Вместе с ней и учителем в подчинении погонщика было еще три помощника — двое предельцев и один семиреченец. Правда, поговорить с ними не удалось. Мальчишки, самому старшему из которых было четырнадцать, а младшему двенадцать, боялись слова лишнего сказать. И все время пытались куда-то удрать, лишь бы не попадаться на глаза хозяину, а теперь и его гостям. Видимо, они привыкли, что ничего хорошего от Фахрутдина и людей, которые с ним общаются, ожидать не приходится.
Потому Юти с необычайной покорностью к собственной судьбе и внимательностью к тем, кто ее окружал, кормила животных, чистила их, убирала навоз, а порой и лечила. В чем ее новое кольцо довольно сильно помогало.
Единственное, что заботило Одаренную – скорость, с которой они продвигались к Верхнему Горлу. Караван посещал каждую деревню, где-то скупая молодых жеребят и телят, в других местах продавая мулов и ослов, еще реже – лошадей.
Гораздо проще было перегонять скот от архасейских кочевников, где он стоил дешево, однако Фахретдин этим не занимался. Юти понимала, что за подобным кроется какая-то серьезная и, возможно, даже опасная для жизни Алави тайна.
Или дело было в убийстве важного человека. И не обычного, за которого бы не стали мстить, потому и убегать не имело смысла. А обросшего многочисленной родней, как дерево корнями. Юти помнила, как у кочевников развита кровная месть, когда
