— Уж будь спокоен, они заняли бы поместье даже открытым штурмом, друг Иллиах, — сказал Ройл, проверяя пальцами тетиву — достаточно ли она кругла после выстрелов. — Собаки сворой могут затравить матерого волка, но ни одна свора не выдержит столкновения с настоящей стаей, пусть собак будет сотня, а волков — пара-тройка дюжин. Характер не тот.
— Это были воины. Настоящие. И сейчас они пируют у Крома.
Иллиах, как всегда после боя, был овеян печалью. Он молча отошел от говорливых слуг наместника и принялся править зазубренный меч, вполголоса напевая что-то гортанное и тягучее.
Конан меж тем отдавал приказы наместнику. Дав своему отряду время на отдых, он ускоренным маршем повел его назад, к границе. Недовольный состоянием отряда наместника, он взял с собой лишь проводников и запасных коней. С королем шла только его северная дружина. На лесной дороге их нагнал гонец от Конна. Вести были хорошие. Мятежников везде ждала неудача. Еще два летучих отряда Ордена Блистательных расшибли себе лбы о полуразвалившиеся укрепления мелких пограничных дворян, оставшихся верными Аквилонской Короне. В одночасье они стали баронами, и со своими разношерстными дружинами, усиленными отрядами Черных Драконов, готовились влиться в войско Конана.
Вскоре появился еще один гонец. Хольгер и Эгиль доносили, что аквилонцы обложили замки мятежников, не дав тем присоединиться к воинству Торкиля. Однако из Немедии, где при начале мятежа грозили разразиться основные события, вестей не было. Армледер тоже канул в неизвестность.
— Однако, мой король, все идет во славу Митры и Короны. Наши удары отсекают одну голову чудища за другой. Начни мы на несколько дней позже… или удайся Торкилю его затея овладеть приграничными землями втихаря, эта опухоль начала бы разъедать королевство, словно чумная язва.
— Заткнись, Ройл. Все гораздо серьезнее. Я чую, нет, Кром! Я просто знаю, что нет ничего хорошего в войне, где все до поры идет слишком гладко. Нас будто подманивают поближе, чтобы прихлопнуть, как мух. Так что помолчи, дай подумать тем, кто умеет это делать.
* * *
Короткий, всего в три ладони, хищно изогнутый нож — любимое оружие заморийских грабителей на первый взгляд хорош лишь тогда, когда нужно перерезать горло истошно вопящему жирному купцу, не желающему расставаться с кошельком или пырнуть в темном переулке позднего прохожего. Но Диго знал, что умеющий с ним обращаться человек в схватке гораздо опаснее обычного воина хайборийской державы. Особенно если этот боец — замориец, про которых говорят, что они учатся резать горло своим ближним раньше, чем говорить. Именно такой нож был небрежно заткнут за пояс высокого надменного заморийца, требующего объяснить, куда делся их главарь.
Однажды Диго видел, как в одной из таверн трое стражников пытались схватить вооруженного одним только ножом грабителя, прибывшего в столицу Аргоса из знаменитого Аренджуна. Результат оказался поучительным — через несколько мгновений замориец неторопливо вышел на улицу, а трое стражников остались лежать на грязном полу, сжимая в руках оказавшиеся бесполезными короткие мечи.
Диго не любил заморийцев. За редким исключением они были отпетыми негодяями, готовыми вечером поклясться в вечной дружбе, а наутро продать друга первому встречному работорговцу. Поэтому он внимательно следил за движениями своего собеседника, готовясь к тому, что в любой момент нож может устремиться ему в горло.
— Если он решил исчезнуть, почувствовав, что здесь его ждет не веселая прогулка по окрестностям Аренджуна, а долгая война, то мне об этом не говорил, — резко произнес аргосец, намереваясь завершить разговор.
— В окрестностях Аренджуна ты бы не прожил и недели, Одноглазый, — прошипел в ответ замориец. — Еще раз говорю, что только смерть могла помешать ему прийти. В его комнате ничто не тронуто, убрано так, будто он там и не появлялся, но там чувствуется запах смерти. А если он умер, то где тело? Даже в Аренджуне люди не могут исчезнуть без следа.
— Да у меня самого из моего отряда пропал человек! — рявкнул Диго. — И не из худших. Но я не хныкаю, как малолетняя попрошайка! Можешь пойти к хозяину замка — услышишь то же, что я услышал: он ничего не знает. А вот и он сам. Ну, давай спрашивай! — Аргосец кивнул в сторону неожиданно появившегося во дворе Торкиля.
Замориец неуловимым движением скользнул к великому магистру и заговорил с ним. Торкиль отвечал коротко и раздраженно. Диго расхаживал невдалеке, стараясь не выпускать собеседников из поля зрения, и успел перехватить руку с блеснувшим ножом. Сжав ее, он крутнулся на пятках, и замориец, отлетев в сторону, покатился по камням внутреннего двора.
Вскочив на ноги, он выхватил из-за голенища сапога еще один нож и, зарычав, метнул в Диго. Аргосец успел уклониться, краем глаза заметив, что летящий нож вонзился в руку Торкиля, а в следующее мгновение короткий аргосский меч свистнул возле головы заморийца, срезав прядь волос и часть уха.
Строй на площадке сломался. К месту схватки уже бежали товарищи заморийца. Им преградил дорогу один из десятников Диго. Блеснули клинки, зазвенела сталь. По рядам наемников прошел неясный глухой ропот. Один из заморийцев упал со стрелой в спине, другому удалось достать ударом широкой сабли стоявшего на пути десятника.
Следующим выпадом Диго отправил своего противника в дом Хозяйки Судеб, развернулся и, сжимая окровавленный меч, гаркнул:
— Назад! Всем стоять на местах, Нергалово семя!
Это подействовало. Схватка прекратилась, не успев разгореться. Диго обернулся к Торкидю:
— Вам бы следовало успокоить их. Объясните, что вы не знаете, куда делся этот проклятый замориец.
— Я-то как раз знаю, — вполголоса ответил Торкиль, усмехнувшись, и, повысив голос, продолжил — Вчера из святилища Митры герцогов Пеллийских исчезли драгоценные вещи: золотые чаши с рубинами, которые, по преданию, держал в руках сам Митра, четыре светильника, диадема, усыпанная камнями и еще многое. И со вчерашнего дня никто не видел заморийца.
Диго обернулся к строю:
— Этот шакал оскорбил Митру!
Ему ответил возмущенный рев. Торкиль все рассчитал правильно. Большинство наемников были выходцами из западных стран, и почтение к культу Митры впитывалось ими с детства. Обвинив заморийца в краже, он разрешил сомнения и пробудил ненависть к святотатцу.
Торкиль повернулся к Одноглазому:
— А ты, почтенный Диго, тоже можешь не волноваться. Тот воин, что исчез из твоего отряда, — мой брат. Он служил в гвардии Черных Драконов и покинул аквилонское войско, чтобы присоединиться ко мне.
