— Мне пришлось поворчать, чтобы загнать его в ванную. Он обожал это шоу.
В суде стоит абсолютная тишина.
— Любил, — поправил себя Ланди, прочистив горло. — Он обожал это шоу.
— Вы сердились на него? — спрашивает обвинитель.
— Сердился? Нет.
— Уверены?
— Да?
— Вы не кажетесь уверенным.
— Я на него не сердился.
— Но он вас не слушался.
— Да, но…
— Но?
— Маленькие дети всегда так себя ведут, знаете ли.
— Ведут как?
— Их приходится просить сделать что-то по нескольку раз. Они не роботы.
— Сколько раз вам пришлось просить его?
— Сколько раз? Я не знаю. Иногда хватает трех, иногда десять раз.
— Но тем вечером. Сколько раз вы попросили?
— Честно, я не знаю.
— Если бы вам пришлось ответить.
— Не знаю. Пять раз? Шесть?
— Так значит, он проявлял неповиновение.
— Не «неповиновение». Не совсем так.
— Он вас не слушался. И вы рассердились.
— Все было не так.
— Вы вспыльчивый человек, мистер Ланди?
Ланди колеблется. Опускает взгляд. Ответ очевиден.
— Вспыльчивый? — снова спрашивает обвинитель.
— Я…
Все три судьи внимательно смотрят на Ланди.
— Ваша Честь, вы не могли бы попросить обвиняемого…
Ланди шепчет что-то себе под нос.
— Не могли бы вы, пожалуйста, повторить? — спрашивает ворона.
— Вспыльчивый.
— Громче, пожалуйста.
— Вспыльчивый, — отвечает он.
В публике зашептали.
Обвинитель наполнилась новой решимостью. Она пересекает комнату, чтобы обратиться к Ланди.
— Вечером пятнадцатого августа вы вышли из себя, ведь так?
— Возражаю, — говорит Рабинович.
— Нет, — отвечает Ланди, качая головой. — Нет.
— Вы разозлились и ударили вашего ребенка головой о край ванны.
— Возражаю! — кричит адвокат Ланди.
Люди ахают от такого предположения, словно впервые его слышат.
— Удара хватило, чтобы он потерял сознание, и вы оставили его тонуть лицом вниз в воде.
В комнате поднимается гвалт. Зрители от эмоций вскакивают со скамей, лица некоторых бледнеют из-за потрясения. Оба юриста пытаются перекричать друг друга, а трое судей стучат молотками, чтобы призвать всех к порядку.
— Я такого не делал, — говорит Ланди, вновь падая духом и плача. — Не делал. Никогда бы не сделал.
***
— Итак? — спрашивает Кеке. — Он это совершил?
Она смотрит на городской пейзаж и откусывает огромный кусок от своего шамвича. Искусственная ветчина и чеддер с кешью.
— Как тебе фальшивая ветчина? — спрашивает костюм.
Его кожа хорошо выглядит в утреннем свете. Да и губы хороши.
— Ты уклоняешься от ответа, — замечает она. — И ветчина не «фальшивая». Она выращена искусственно.
— Я так и сказал.
— Искусственно выращенное мясо имеет тот же состав, что и натуральное мясо. Это не… подделка, — говорит Кеке. — Молекула за молекулой, получается ровно то же самое.
— Но не то же?
— Свинья думает иначе.
Он смеется, а затем прикрывает рот, будто шутка застала его врасплох.
— Неважно. Я лучше стану веганом, чем стану есть это модифицированное дерьмо.
— Оно и есть веганское, — заявляет Кеке. — В некотором роде.
— Ты знаешь, что я имел в виду.
— Мило.
— Кто милый?
— Ты. В своем костюме за пятьдесят тысяч ранд. С принципами и прочим.
— Ты считаешь, что у меня не может быть принципов лишь потому, что я хорошо одеваюсь?
— Я не говорила, что ты хорошо одеваешься. Я сказала, что на тебе костюм за пятьдесят тысяч ранд.
Кеке вновь садится, кладет свои шнурованные сапоги длиной до колена на сиденье пустого стула, выпивает половину бутылки кокосового молока, а затем прижимает ее к груди.
— Ты думаешь, он виновен?
— Ланди?
— Кто же еще?
— Я не думаю, что смерть мальчика была несчастным случаем.
— В самом деле? Я все это время думала, что он невиновен.
— Именно это он и хочет, чтобы ты думала. То, что его адвокат хочет, чтобы ты думала. Ланди — психопат, в самом плохом смысле этого слова.
— Ты знаешь психопатов… в хорошем смысле этого слова?
— Ну, знаешь ли. Мировые лидеры. Президенты компаний. Олимпийцы.
— И что же их выгодно отличает?
— Сосредоточенность. Драйв. Нацеленность. И то, что они никого не убивают.
— Он не похож на психа.
— Они никогда не похожи.
— Ну, некоторые похожи.
— Которые?
— Не знаю, — отвечает она. — Веселые.
Мужчина смеется.
— Веселый психопат. Звучит зловеще.
— Кто ты? — спрашивает Кеке. — Как тебя зовут? Почему в модном костюме? Что ты здесь делаешь?
— А ты бы стала хорошим юристом.
Он складывает свою тарелку из рисовой бумаги, а затем удаляет салфеткой отпечатки пальцев со стола.
— Как и ты. Очень хорошо уклоняешься от ответа.
Глава 9
Грамм за граммом
Кейт должна была заняться стиркой или, по крайней мере, включить пылесос-бот. Даже мытье посуды после завтрака будет неплохим началом, но у нее нет сил. После того, как она стала матерью и перестала брать заказы на фото, она стала проводить все время дома, но сопротивлялась тому, что ее затягивало в домашнюю рутину. Кейт верит, что, если развесить сушиться достаточно белья или отполировать достаточно полов, от работы по хозяйству твои мозги полностью усохнут.
Конечно же, то, чем она сейчас занимается почти ничем не отличается от того, чтобы быть зомби. Каждый мускул расслаблен, за исключением руки, которую она использует, чтобы засовывать соленую соломку в рот и нажимать кнопку на пульте, чтобы переключать каналы. Она даже почти не моргает, исследуя взглядом домашний экран перед ней. Идет последняя серия сериала, который она жадно поглощает, и, когда начинаются титры, у нее перед глазами появляется постоянно меняющий направление фиолетовый туман. Что ей смотреть теперь? Девушке немного жаль расставаться с персонажами. Она будет по ним скучать.
В ее голове всплывает мысль, но она от нее отмахивается.
«Боже, да что с тобой?»
Кейт перелистывает каналы, чтобы найти что-нибудь приличное. Олимпиада искусственного интеллекта, подводный лазертаг, порно-шоу.
«Твоя жизнь пи*дец какая жалкая».
Кейт не зацикливается на этой мысли, но семя недовольства уже посеяно.
Она вспоминает времена, когда была безрассудным, амбициозным фотографом, путешествующим по всему миру. Когда гонялась за историями, получала награды. Как создавала что-то прекрасное вместо этого: бесконечного потребления атрофирующей мозг ерунды. Потребление когда-то было синонимом болезни. Это был туберкулез? Что-то, что связано с дыханием: грамм за граммом, болезнь медленно пожирает тебя. А сейчас потребление стало другим видом болезни.
Однако отвращения, которое она испытывает к себе, недостаточно, чтобы поднять ее с дивана или выключить проекцию. Вместо этого, она с большим пылом принимается перелистывать каналы. Кейт может, по меньшей мере, найти для просмотра что-нибудь нормальное.
Показывают программу о новом беспилотном такси. Находящееся все еще на стадии бета-тестирования, оно называется «слушающим» такси по имени «Тьюринг», а на улицах сейчас их всего несколько в рамках пилотной программы. Автомобили подслушивают разговоры своих пассажиров, не одни лишь инструкции, куда ехать, и учатся искусству общения с людьми. Их учат разнице между простым следованием приказам и ИЭ, или же искусственным эмоциям. Кейт смотрит передачу со смесью любопытства и страха. Кеке и Сет смеются над ней, что она технозавр, но это не так, не совсем так. Она просто медленнее привыкает к технологиям, чем они. Ее друзья первыми побежали и купили «СнэпТайл», как только те поступили в продажу в Южной Африке, в то время как Кейт вполне довольна своим хеликсом, несмотря на его техническую отсталость и короткое время автономной работы.
Искусственный интеллект — это совсем другая энчилада. Она не из тех Цыплят Цып, которые ходят вокруг и пищат, что роботы убьют нас всех, но в то же время, от некоторых услышанных ею историй, у нее кровь стынет в жилах. Только на прошлой неделе вышла игра, где искусственный интеллект взбунтовался и создал собственное оружие, более улучшенное оружие, чем спроектировали дизайнеры, и начал охотиться на игроков и убивать их. Конечно же, это только игра, но этого достаточно, чтобы заставить гадать, поступит ли настоящий искусственный интеллект схожим образом.
