Когда солнце позолотило лучами спокойную гладь океана, в дом Самди пришел гость. Был он мал ростом и хрупок, с гладко выбритой головой, крючковатым носом и проницательными глазами — больше всего он напоминал уроженца Хаурана.
— Она прошла испытание, мудрейший,— сказала Самди, когда гость уселся у очага.
—Я уже знаю. Настало твое время, Нарушившая Клятву. Если ты выполнишь свой долг, вина будет снята и прощена.
— Я выполню свой долг. Девочка получит все, щ предсказано. Я начну учить ее с сегодняшнего дня.
— Помни, Хоаким не будет противиться. Он не хочет, чтобы Белит нарушила волю богов и вздумала сама выбирать себе судьбу. Последствия были бы слишком ужасны… Так что рассчитывай на его помощь во всем.
— Хорошо.
Незнакомец встал и подошел к спящим детям. Она очень похожа на мать. Любой, кто хоть раз видел королеву Асгалуна, узнает ее в этом ребенке. Позаботься об этом.
— Да, мудрейший.
— И вообще, будет лучше, если до наступления ее тринадцатой весны девочка поживет у тебя.
— Я постараюсь уговорить Хоакима и Шаафи.
— Постарайся, Самди, от твоих стараний зависит не только ее судьба,— жрец кивнул на Белит,— но и твоя собственная.
Запахнув темный плащ, незнакомец вышел из хижины. Да пребудет с тобой благословение богов, женщина. Самди опустилась на колени и склонила голову.
Когда она поднялась, никого уже не было. Таинственный гость исчез так же загадочно, как и появился. Женщина вернулась в хижину и начала возиться у очага, готовя завтрак.
…Дети проснулись бодрыми и полными сил. Ужасы прошедшей ночи забылись, и они весело переговаривались, поглощая огромное количество молока и вкусных лепешек, то что испеченных Самди.
— Я предупредила ваших родителей, что вы немного поживете у меня.
— Моя мама не согласится,— грустно протянула Белит.
— Она уже согласилась, и твои родители тоже,— улыбнулась она Криму.
— Как же ты смогла послать им весть? — спросил Крим.
— Неужели ночью ты ходила в поселок?
— Конечно, нет, я попросила птиц отнести письмо. Если захотите, то я могу научить этому и вас.
— Хочу, очень хочу! — Глаза Белит загорелись.— Хочу научиться всему!
— Если будет на то воля Митры, ты узнаешь все, что знаю я, — торжественно сказала Самди.
Когда дети вернулись домой, их никто не ругал, словно ничего и не произошло. Но Криму и Белит разрешили бывать у Самди, когда им захочется, а жившая на отшибе женщина всегда с радостью встречала детей.
Высокая, статная, исполненная внутренней силы, Самди казалась Белит удивительной красавицей, и девочка старалась подражать ей во всем. Жрица Митры учила Крима и Белит говорить с животными, находить их жилища, избегать опасности, которые таят джунгли, и, наконец, она учила их владеть копьем и мечом. Сначала Крим презрительно улыбался при мысли, что его будет учить женщина, но увидев, как легко управляется Самди с тяжеленным клинком, с радостью согласился.
Так прошло три года. Может быть, самые счастливые в жизни Белит — рядом с ней была любящая семья, мудрая наставница и лучший друг.
Но рано или поздно в жизни происходят перемени.
Дочь короля Асгалуна встретила свою тринадцатую весну.
Тринадцатилетие Белит Хоаким праздновал так, что половина селения плясала и пела, а вторая лежала, не в силах пошевелиться, перебрав крепкой настойки на кокосовом молоке. Радовались все, кроме двух человек — Белит и Крима.
— Но ведь вы когда-нибудь вернетесь? — спрашивала Белит.
— Сомневаюсь,— Крим тяжело вздохнул,— Отец купил слишком много земли, чтобы отпустить дармового работника. Он не позволит мне вернуться. Через несколько лун мне исполнится шестнадцать, и, значит, пора брать жену.
— Самди говорила, что твой отец уже кого-то для тебя присмотрел.
— Да, она дочь вождя того племени, куда уходит отец. Но ведь ты меня любишь?! — полувопросительно прошептала Белит.
— Очень.
Они сидели на берегу океана, рука об руку,— и прощались навсегда. Крим вырос и очень возмужал. Высокий, широкоплечий, он выглядел намного старше своих лет. Было в нем что-то надежное, мужское, и Белит чувствовала себя рядом с ним в полной безопасности.
Девочка тоже изменилась — мальчишеская резкость уступила место плавным, размеренным движениям, грубоватая речь стала более сдержанной, и в угловатом подростке уже проглядывала будущая женщина. Крим любовался подругой.
— Ты стала очень красивой.
— Ты тоже красивый, Крим,— Белит потерлась щекой о широкое плечо друга.
— Я черный, а ты белая, и никогда наши пути не пересекутся. Никогда.
Слезы текли по щекам Белит.
— Мне пора,— странно звенящим голосом сказал юноша.
— Подожди, я хочу, чтобы ты был мне братом.
— Правда? Ты хочешь смешать кровь, как учила Самди?
— Да.
Юноша вытащил из ножен короткий кинжал и полоснул себя по предплечью. Алая струйка крови потекла по руке, и тяжелые капли упали на песок. Белит повторили движения друга и приложила свою руку к его. Черная и белая руки смешали свою кровь, и она заструилась по золотистому песку к океанской воде.
— Пусть вода, земля и джунгли услышат наши голоса,— хором произнесли они слова великой клятвы, по преданию подаренной первым людям самим Митрой, — Клянемся помнить друг о друге, идти друг за другом и положив свою жизнь за друга.
Древние слова звучали на берегу океана, когда солнце ложилось на покой в свое ложе, и солнце, вода, земля я джунгли услышали их и запомнили.
…После отъезда Крима Белит затосковала. Верный надежный друг, с которым столько было пройдено и прожито, уехал навсегда. Подружки, новые друзья, хлопоты но дому не могли заглушить боль. И только задушевные беседы с Самди как-то скрашивали серые будни. Девушка все больше и больше сближалась со жрицей Митры, и Шаафи порой не могла подавить ревность — дочь гораздо больше прислушивалась к словам Самди, чем к уговорам матери.
И наконец Шаафи решилась.
— Хоаким, нам нужно спасать Белит,— сказала она как-то раз, ложась в постель.
Заканчивавший последние подсчеты, Хоаким удивленно посмотрел на жену.
— А что, ей что-то угрожает?
— Подумай сам, молодая девушка целые дни проводит среди черных. После отъезда Крима она никак не утешиться, а в ее возрасте можно натворить глупостей.
— Говори толком, Шаафи! Что тебе не нравится?
— Bсе! Я боюсь, что она найдет утешение с одним из местных красавцев, ты же знаешь, как они вокруг нее вьются.
Хоаким нахмурился.
— Ты уже что-то заметила?
— Пока нет, но знаю, что такое семнадцатая весна и одиночество.
