Два дня пробирались они по непроходимым джунглям, расчищая себе дорогу топорами и широкими, похожими на мечи, ножами. Поклажу несли на себе — вьючные животные здесь бы не прошли. Вендийцы водрузили мехи с водой и съестные припасы в корзинах прямо себе на головы. Гхар Абинда только поражался тому, как ловко они несли груз и ухитрялись не ронять его даже в самых головоломных чащобах. Он нарочно осмотрел корзины и увидел, что днище их сделано специально таким образом, чтобы корзины держались и не падали. Гхар Абинда решил непременно привезти домой несколько таких корзин. Возможно, имеет смысл наладить их производство. Но это все — дело далекого будущего. А пока его ожидает встреча с зачарованным древним дворцом.
Один раз он чуть было не погиб, когда маленькая красная змея бросилась на него с ветки дерева. Проводник вовремя заметил опасность и разрубил змею ножом пополам, пока она еще была в полете. Если бы змея упала на кожу человека, Гхар Абинда умер бы в течение суток: яд этой змеи очень силен, и сочится он не только из зубов, но и из всего змеиного тела. Ее прикосновение смертоносно.
Дикие звери совершенно не боялись здесь людей. А павианы, обитавшие в развалинах древнего города, открыто демонстрировали свое недовольство вторжением и бросались в пришельцев камнями, комьями земли и гнилыми фруктами. Люди, однако, не стали отгонять павианов палками, как советовал им Гхар Абинда. Хаббатийский купец был, по правде говоря, весьма разъярен приемом, который оказали ему в старинном городе на подходах ко Дворцу Апсары. Гнилое манго, брошенное павианом, размазалось по его лицу, в волосах застряла банановая кожура. Однако вендийцы не захотели причинять павианам ни малейшего труда. Напротив, они склонились перед обезьянами в поклоне, пропели им короткий священный гимн, исполнили небольшую ритуальную пляску — очевидно, то было то немногое, что осталось в народной памяти от долгих торжественных обрядов, справлявшихся некогда на этой земле. На павианов это произвело сильное впечатление: они прекратили свои нападения, замолчали и с глубокомысленным видом взирали на представление, которое устроили для них люди. Когда все закончилось, обезьяны разразились дружными воплями. Теперь они вели себя дружелюбно. Гхар Абинда поразился этой перемене. Но многое объяснилось, когда люди принялись угощать обезьян свежими пшеничными лепешками. Звери знали, что вслед за песней и пляской будет угощение и приветствовали его своеобразными «аплодисментами».
Теперь можно было беспрепятственно пройти ко Дворцу Апсары. В отличие от древнего города, дворец сохранился почти нетронутым. Время не коснулось его стен, сложенных из желтого камня. Даже резьба сохранилась почти вся, лишь несколько мелких деталей отвалилось. Игра света и тени оживляла вырезанные в камне лица, заставляла фигуры «двигаться» в причудливом танце. Здесь были цветы и листья, прячущиеся в саду божества и животные, а посреди причудливого каменного узора красовалось изображение прекрасной молодой женщины, исполняющей ритуальный танец. Очевидно, простая пляска туземцев была отдаленным отражением этого затейливого танца. Эту-то девушку и называли Апсарой.
У нее была крупная фигура, большая округлая грудь, широкие бедра, оплетенные ожерельями, невероятно тонкая талия и длинные руки с очень длинными ровными пальцами. Лицо девушки выражало радость и удивление, брови были немного подняты, глаза широко раскрыты, на губах застыла улыбка.
Туземцы пали на землю, поклонившись Апсаре до земли. Купец ограничился кивком. Затем он вошел во дворец.
Здание стояло нетронутым. Все здесь сохранилось так, как было при древних, давно забытых правителях: столики, украшенные инкрустацией из перламутра, слоновой кости и эбенового дерева, кресла с ножками, имитирующими лапы тигра, светильники в форме зверей, чаще всего — павианов, кровати, сделанные в виде хищника, развалившегося на отдых, с оскаленной мордой в головах кровати и длинным хвостом в ногах… Эти удивительные предметы захватили воображение Гхара Абинды, и он распорядился забрать их из пустого дворца.
Туземцы видели, как он держится. Он не боялся павианов и осмелился сердиться на них. Он не пал ниц перед Апсарой, а только приветствовал ее как равный равную. И Апсара не покарала его, не наслала на него молнию и не отправила к нему навстречу тигра-людоеда. А ведь все знали, что несколько лет назад один гордец, посмевший не оказать Апсаре должного почтения, был на месте разорван дикой кошкой — это произошло на глазах у десятка людей. И никого из них кошка не тронула, только одного богохульника.
Возможно, хаббатиец действительно потомок древних вендийских царей. Туземцы начали верить Гхару Абинде. И потому приняли как должное его заявление о том, что он явился во Дворец Апсары забрать свое наследие. «Мою дочь зовут Апсара, — прибавил он. — Я желаю привезти ей дары древней богини ее предков».
Он собрал все драгоценности, какие нашел во дворце, взял лампы, разобрал кровати и кресла, инкрустированные шкатулки, столики, стеклянные, глиняные и каменные кувшинчики с застывшими на дне благовониями. Все это было увязано веревками, завернуто в покрывало и водружено на головы туземцев.
Обратный путь занял больше времени. Идти приходилось медленнее из-за груза, и тяжелого, и неудобного. Однако Гхар Абинда настаивал на том, чтобы ни один предмет не был брошен. Да туземцы и сами не решились бы разбрасывать по джунглям вещи из Дворца Апсары. Они должны принадлежать Апсаре — каменной деве из джунглей или живой деве, живущей в Хаббе. Одной из двух.
В числе прочих предметов было большое зеркало, в котором человек мог отражаться до середины туловища. Оно отличалось удивительным качеством полировки. Лица в нем не искажались и выглядели совершенно как в жизни. Туземцы боялись даже прикасаться к этому зеркалу, поэтому Гхару Абинде пришлось завернуть его в собственный плащ и нести на своих плечах. Но он все вытерпел ради дочери.
И вот купец обнимает свою милую Апсару, рассказывает ей о приключениях в джунглях и даже смешно показывает, как плясали туземцы и как «аплодировали» павианы. Тем временем слуги разгружают подарки и вносят их в дом.
Последним вошел Конан. Он не утруждал себя работой, и Гхар Абинда нахмурился.
— Почему ты не помогаешь слугам?
— Я нанялся охранять тебя, а не таскать грузы.
— Конан, ты выше ростом любого из нас и втрое крепче к тому же. Мои люди выбились из сил. Путешествие, испытания в пути, тяжелые тюки… Тебе не составило бы большого труда помочь им.
— Ну вот еще! — проворчал киммериец. — Пусть рабы ворочают тюками, а я воин и намерен теперь отдыхать. Кто эта красавица? Твоя наложница? Скажи ей, чтобы подкрашивала щеку, потому что некоторых мужчин отпугивают пятна на женском лице.
