Ознакомительная версия.
Сквозь шум крови в ушах Таргитай слышал раздраженные голоса, в которых был и страх. Потом раздались крики, треск, топот. На миг стало холодно, пахнуло ветром от огромных крыльев. Он тоже в страхе присел, коснувшись плечом Олега.
Свирепая властная рука ухватила его за плечо. Он испуганно дернулся, вскрикнул, но сильные пальцы держали крепко. Таргитай в ужасе раскрыл глаза. Брови Мрака сшиблись на переносице:
— Все… Можешь сменить портки.
— Что?
— Только снимай осторожненько.
На другой стороне поляны Олег выглядывал, схоронившись за деревом, махал им рукой:
— Ушли! Ушли кривоногие!
— За рощу? — спросил Мрак быстро.
— Да. Садятся на коней. Фагимасад хлещет их плетью прямо по рылам!
— Коней?
— Разве у коней рыла?
— И те, с рылом, не дают сдачи?
— На жаль, нет. Фагимасад, хоть и царевич, любого сам в порошок сотрет.
Таргитай спросил, не веря самому себе:
— Как же они… Я здесь отыскал бы иголку!
— Это не простая роща, а Гай, — объяснил Олег. — Когда-то здесь был настоящий Лес. Пришли поляне, погубили деревья, пустили пал, расчищая место для пашни… Этот клочок Леса уцелел.
— Но даже Гай еще не Лес!
— Конечно, но деревья здесь старые, помнят древнее родство. Значит, мы им родня, они знают.
Мрак вмешался нетерпеливо:
— Волхв, не о том лепечешь. Киммеры вернутся или нет?
— Вряд ли… но оставаться здесь не стоит. Гай отвел им глаза, но сил у него маловато. Здесь не так уж много старых деревьев, Мрак. А молодые, что родились уже не в Лесу, такой мощи не имеют. Если киммеры вернутся…
— Понятно, — прервал Мрак снова. — Так чего расселись, как вороны на дохлой корове? Бегом отсюдова!
Вверху зашелестело, на невров посыпались сосновые чешуйки. На нижней ветке сидела, болтая босыми ногами, худенькая девушка с бледным лицом и большими зелеными глазами. Теперь глаза словно бы светились изнутри. Таргитай застыл в изумлении, не в силах отвести взгляд, его нижняя челюсть отвисла. Девушка засмеялась, шаловливо бросила сосновой шишкой.
Таргитай поймал на лету, проговорил с большим чувством:
— Сохраню на память! Это будет моим оберегом в долгом и опасном пути!
Мрак кивнул Олегу, они медленно пошли между деревьями. Мрак оглянулся на Таргитая, сказал досадливо:
— Для него важнее соврать, чем поесть! А поесть любит. Олег, в мешке что-нибудь осталось?
— Корочка хлеба от ковриги мудреца.
— Ломай на двоих.
— А Таргитай?
— Таргитай и у мертвого выпросит. А уж девка ему все отдаст, себя — в первую очередь. Бабы всегда к нему липли, помнишь? Даже если у них рыбьи хвосты вместо ног. Что в нем находят, как думаешь?
— Песни, — ответил Олег, подумав.
Мрак тоже поразмыслил, согласился:
— Да, песни в нем рождаются как головастики в болоте.
Возле крайних деревьев опасливо выглянули в жаркую Степь. Здесь стволы были непривычно голые, без толстых шкур мха. Под палящим солнцем через высокую траву удалялись всадники. Фагимасад ехал замыкающим, часто оглядывался. Внезапно он неуловимо быстрым движением выхватил лук.
Мрак отшатнулся, но стрела Фагимасада ушла прямо вверх. На миг сверкнуло блестящее жало… Затем из синевы выпал крохотный небесный певец. Стрела просадила худое тельце насквозь.
— Меткий, — сказал Мрак настороженно, — ничего не скажешь… Но птаху зашиб зазря. Не по мужски злость на детях да птахах… Свисти Тарху! Хватит язык с бабой чесать, хоть и с берегиней. Что глаза дурням отвела — спасибо, но убегать все равно надо.
Они прокрались на другую сторону гая. Теперь между ними и степняками были деревья. Таргитай догнал их, щеки горели как маков цвет, а губы покраснели и вздулись, как переспелые вишни. Мрак осуждающе покачал головой, но смолчал.
Они бежали через Степь, часто ныряя в заросли высокой травы, однажды продрались через колючие кусты. Таргитай и Олег бежали плечо в плечо, не оглядываясь. Мрак трусил за ними следом, посматривал по сторонам и через плечо назад, вдруг выругался с какой-то непонятной тоскливой злостью. Таргитай невольно перешел с бега на шаг, оглянулся, уже предчувствуя беду.
Далеко позади в Степи полыхал жаркий огонь. черный столб дыма поднимался до самого неба, расползаясь багрово-сизым облаком. Вокруг исполинского костра по кругу носились едва заметные всадники, без нужды метали в полыхающие деревья факелы.
— Фагимасад, — проронил Мрак со злостью. — Вернулся, гад степной… Отомстил деревьям!
Таргитай повернулся к Мраку, закричал обвиняюще:
— Ты чуял!.. Потому так торопил уйти!
— Я разве волхв? Я не чуял, я знал. Этот горбоносый не терпит отпора ни от людей, ни от деревьев. Серьезный вражина.
А Олег сказал печально:
— Я читал, что некий царь велел наказать плетями море, что не подчинилось ему…
Таргитай ощутил резкую боль в груди. Ладонь дернулась, накрыла левую сторону, там стучало, словно задыхалось в огне, его сердце.
— Берегиня! — вскрикнул он. — Она же… она погибнет!
— Уже, — бросил Мрак. Он развернул Таргитая и толкнул в спину. Тот пробежал несколько шагов, круто развернулся. Его глаза с великой тоской смотрели на полыхающую рощу.
— Мрак…— произнес он решительно, — я должен вернуться. Она могла еще не погибнуть.
Олег обнял за плечи, повел силой. Таргитай тряс головой, слезы мешали видеть. Ноги не чувствовали земли, зато видел, как в страшном жару задыхается нежная зеленоглазка, спасшая им жизни.
— Нет! — вскрикнул он яростно. — Я так не могу! Пустите!
Мрак коротко кивнул волхву:
— Ладно, если у тебя не получится…
Он выдернул секиру, зловеще взвесил на руке, повернув обухом. Олег с силой сдавил плечи Таргитая, потащил вперед. Сзади трещала трава под сапогами Мрака. Тот нес, судя по всему, секиру в руке, готовый оглушить, волочить беспамятного.
Наконец Таргитай вытер слезы, размазывая по лицу, всхлипнул в последний раз, судорожно вздохнул, как после долгого плача.
Мрак снова кивнул Олегу, тот смотрел на певца с жалостью, а оборотень сказал с издевательской благожелательностью:
— Ничо, ничо… Больше поплачет, меньше пописает… В гае он постеснялся перед берегиней, а здесь, в голой Степи… гм… ни деревца, ни забора…
— Да, — согласился Олег, подумав. — Слезы — великое решение.
Таргитай снова всхлипнул, уже от жестокости, несправедливости. Мрак жесток, бесчеловечен, он — зверь, но чтобы так говорил и Олег… Он заплакал, внезапно все поняв. Оба отвлекают его, принимают гнев на себя, только бы он не думал о горящем гае, не так страдал…
— Сами вы дураки, — сказал он сдавленно. — Человек, когда страдает… больше всего человек.
Ознакомительная версия.
