Последние мгновения перед остановкой кабинки бездумно пялился на информационное табло, на котором стремительно сменяли друг друга цифры, а когда дверцы поползли в стороны, изобразил недвижную статую, дабы ФСО-шники, спустившиеся к нам первым темпом, не сочли меня опасным.
Их частоты мы не блокировали, так что после идентификации и не особо тщательного визуального осмотра эта четверка доложила командиру смены, что на минус третьем все спокойно, и кабинка уехала вверх. А минуты через три вернулась и выпустила наружу слегка взъерошенного и заспанного, но радостно улыбавшегося президента, четырех его личных телохранителей и очень делового Константина Михайловича. О моем присутствии в фойе они, само собой, уже знали, поэтому глава государства радостно поздоровался, от всей души пожал руку, заявил, что у меня счастливая нога, и ускорился. Благо, прилетал к другу не первый и не второй раз, соответственно, знал, в какую палату его положили. Я оказался чуть шустрее «свиты», так что «сел на хвост» Первому и держался в полутора шагах до самой двери. А там пришлось отойти в сторону и дать двум «двустворчатым шкафам» отработать свой кусок хлеба с маслом, то есть, подождать, пока они вломятся в помещение и осмотрятся.
Присутствие в нем Дорохова и «сисястой медсестры в кружевном белье, просвечивающем сквозь белый халатик», показалось им нормальным, и их коллеги, оставшиеся в коридоре, разрешили охраняемому лицу войти в палату. Не стали тормозить и меня с Панаевым — почти одновременно шагнули к стене по обе стороны от дверного проема и изобразили статуи в строгих костюмах. В этот момент я как следует разогнал мышление, перешагнул через порог, вернул на место массивную створку и, дождавшись щелчка замка, начал раскручиваться по направлению к заместителю начальника ФСО.
В этот момент глава государства сообразил, что не видит обещанных телодвижений, и поинтересовался у Юрия Федоровича, куда подевались все врачи. Вернее, начал задавать этот вопрос, но на предпоследнем слове краем глаза заметил слишком резкое движение и на одних рефлексах попробовал разорвать дистанцию с одновременным смещением в сторону. Что интересно, отреагировал на долю секунды быстрее телохранителя, находившегося слева. Поэтому я атаковал правого, до которого как раз дошло, что Панаев уже в тяжелейшем нокауте и вот-вот рухнет на пол. Тратить время на никому не нужные телодвижения и не подумал — всадил правый крюк в нижнюю челюсть и рванул к Первому. Ибо «сисястая медсестра» легким шлепком по правому предплечью не позволила «тормозу» выхватить пистолет и от души вложилась в апперкот, благо, вторая рука «шкафа» как раз тянулась к охраняемому лицу, дабы оттолкнуть его в сторону и сбить нам, атакующим, тоннельное зрение.
Вырубать главу государства я, естественно, не собирался — притерся к великолепному джебу, выброшенному в нужное время, по нужной траектории и с нужной силой, «нагрузил» плечо, чтобы не дать ударить себя ногой, зашел за спину и поймал ни разу не противника на самое обычное удушение сзади. Почувствовав давление на каротиноидный треугольник[1] и сообразив, что из этого захвата уже не вырваться, Первый застыл и заставил себя расслабиться.
Я отрешенно отметил способность этого человека трезво оценивать ситуацию и негромко заговорил:
— Господин президент, я вам не враг, а этот захват — единственный способ не позволить вам рефлекторно поднять тревогу. Сейчас я доверну вас вправо, чтобы вы смогли увидеть экран палатного монитора Виктора Викторовича, проанализировать то, что происходит на подступах к этому корпусу и сделать очевидные выводы, а потом разомкну захват и отойду в сторону.
— Я вас услышал и не стану поднимать тревогу до тех пор, пока не получу достаточно веские основания… — спокойно пообещал он и прикипел взглядом к картинке. Судя по последовательности появления чувств в эмофоне, секунд через пять-семь решил поинтересоваться, насколько реально это изображение, но самостоятельно пришел к выводу, что показывать кино мы с Дороховым точно не стали бы, и нахмурился: — Прошу прощения за некоторую грубость формулировки, но что за хрень тут происходит⁈
* * *
…Прежде, чем ответить на вопрос главы государства, Юрий Федорович поводил пальцем по рабочему планшету, который держал на коленях, задавил ярость, появившуюся в эмоциях на первой же секунде изучения картинок, и отстучал на подлокотнике кресла какой-то бравурный марш. Меня это, само собой, не удивило, а президент напрягся. И не зря:
— Хрень происходит не только тут: в данный момент группы ребятишек Константина Михайловича подтягиваются к вашему дому, квартире старшего сына Виктора Викторовича, моей даче и так далее. Насколько мы с Денисом Владимировичем понимаем логику Панаева, весь этот народ ждет его команд на физическое уничтожение нас с вами, арест других идейных вдохновителей Проекта и захват близких родственников в заложники.
Пока Дорохов излагал наши выводы, я успел обменяться текстовыми сообщениями с Афиной, поэтому в тот момент, когда президент заскрипел зубами, деловито открыл дверь, впустил в палату Богиню Войны и представил ее мужчинам… хм… в альтернативном варианте:
— Не знаю, в курсе вы или нет, но во время службы в «Яровите» Евгения Алексеевна считалась не только опытнейшим военным врачом, но и одним из лучших специалистов подразделения по проведению допросов. К сожалению, у ее коллег нашлась необходимая «химия», поэтому придется ограничиться медикаментозным вариантом, но, видит бог, я бы предпочел так называемое экстренное потрошение!
Как выяснилось буквально через секунду, министр обороны был на моей волне — покосившись на тело Еремеева, признался, что жаждет того же самого. А Рыжова с Бердниковой промолчали, так как были заняты: первая деловито выволакивала тушки телохранителей в коридор и передавала на попечение Триггеру с Кречетом, а вторая избавляла будущего «пациента» от электроники и одежды. Ну, а глава государства пропустил признание верного соратника мимо ушей, ибо сообразил, по какой причине на этаже так тихо, но все равно счел необходимым проверить свои догадки:
— Денис Владимирович, судя по спокойствию, с которым работают ваши подруги и сослуживцы, мои телохранители не смогли оказать достойного сопротивления, верно?
Ненависть к Константину Михайловичу и его ублюдочным подельникам жгла душу каленым железом, так что я не смог не придраться к формулировке вопроса:
— Боюсь, что телохранители, которых можно было бы называть вашими, остались на крыше — их сразу после прилета Панаева спешно заменили на тех, которые прилетели в его конвертоплане. Вывод напрашивается сам собой: вся эта смена работает не на вас или государство, а на того, кто их купил. Ну, а по поводу достойного сопротивления могу сказать только одно: «Яровиты» не дают ни единого шанса на сопротивление даже таким высококлассным профи, как эти.
Президент прозрел еще до того, как я закончил, но все-таки решил кое-что уточнить и уставился на Дорохова:
— Я правильно понимаю, что о стабилизации состояния Вити и о том, что врачи клиники вот-вот начнут выводить его из комы, ты сообщил только мне?
— Ага! — подтвердил тот. — Причем намеренно сделал это по защищенной линии!
— А я принял этот звонок в спальне, уведомил Фе-… — начал вспоминать Первый, прервался на полуслове и расплылся в очень недоброй улыбке: — Хм, получается, что либо линия не очень защищенная, либо меня слушают даже в спальне. Боюсь представить, сколько неучтенной аппаратуры установлено в моем рабочем кабинете в Кремле!
— Скоро узнаем… — пообещал министр обороны и спросил у Жени, когда заработает «химия».
Она ответила, что минуты через три, и он, коротко кивнув, снова поймал взгляд президента:
— На самом деле информация об улучшении состояния Виктора и о том, что врачи клиники вот-вот начнут выводить его из комы, не соответствует действительности…
