Падая и снова упорно поднимаясь на ноги, Кави тер кулаками глаза, изо всех сил шлепал себя или щипал, чтобы снова увидеть, что же на самом деле окружает его, но яркие краски мелькали все быстрее и быстрее, складываясь и причудливые картины и мгновенно распадаясь. Только страстное желание выжить во что бы то ни стало и сохранить так неожиданно обретенную свободу заставляло дарфарца двигаться вперед.
Сколько времени провел он в этом пекле — час? день? год? — юноша не знал, но он все-таки дожил до того дня, когда среди опостылевших песков появилась первая чахлая растительность. Кави выкопал несколько наиболее ярких кустиков травы и долго, с наслаждением высасывал из корней крошечные капельки влаги. В тот миг ему казалось, что он приложился к кубку, из которого пьют боги.
Пустыня кончилась. Полуживой дополз дарфарец до крошечного селения, состоявшего всего из пяти домов, на шемитском и туранском языках попросил воды и впал в забытье.
Молодость и сила помогли ему быстро оправиться. Когда он пришел в себя, к его величайшей радости оказалось, что Шем остался позади. Вспомнив советы Исакара, Кави сочинил длинную историю о том, как отправился с друзьями наниматься в войско Илдиза Туранского, но в пустыне потерялся и теперь ничего не знает о судьбе своих спутников. Более внимательный слушатель уловил бы в его рассказе так много странного, непонятного и противоречивого, что мгновенно уличил бы его во лжи, но крестьянам но было дела до мытарств еще одного бродяги, который мечтает разбогатеть на службе их владыки. Едва юноша окреп настолько, что вполне мог покинуть селение, ему дали кое-какую одежду, собрали еды в дорогу, наполнили водой бутыль, сделанную из высушенной тыквы, и простились с ним, вскоре забыв о случайном госте.
Три года мотался Кави по Турану. Больше всего по сердцу ему пришлась Замбула, где он встретил множество людей со своей родины. Тут помнили и чтили Йога, и юноша с удовольствием остался бы в этом замечательном городе навсегда, но он был единственным свободным человеком среди дарфарцев, и довольно быстро нажил себе врагов и среди йоггитов, и среди туранцев. С великим сожалением покинул он Замбулу и отправился дальше скитаться по свету.
Кави так часто менял города, что даже не запоминал их названий. Он недолго послужил в охране какого-то жирного и склочного богача, поработал грузчиком в порту и даже вышибалой в аграпурском трактире, но нигде не задерживался надолго и после очередной жертвы Йогу вынужден был мгновенно смываться. За время своих странствий он добрался до Султанапура. Там он познакомился с Кумаром, предводителем одной из шаек Красного Братства — сообщества вилайетских пиратов. Они быстро нашли общий язык, и полгода Кави бороздил море со своими новыми приятелями. Пиратов вовсе не интересовало, какую печенку предпочитает на обед чернокожий головорез — нежную телячью или жирную купеческую. Так, наверное, и закончил бы дарфарец свою жизнь, если бы однажды попутный ветер не занес их галеру в Шандарат.
Команда сошла на берег и отправилась кутить по кабакам, а Кави, гастрономические вкусы которого сильно отличались от вкусов его дружков, решил развлечь себя каким-нибудь необыкновенным зрелищем. Случай привел его к амфитеатру, где проводились собачьи бои. Горячая кровь дарфарца кипела, когда он смотрел, как красиво бьются роскошные звери, каждого из которых он был готов назвать своим братом. Он так восхищался псами, что сначала дм же не заметил их хозяйку, а когда увидел ее, мгновенно понял, что согласился бы влезть в шкуру любой из этих собак, лишь бы провести остаток своих дней у ног этой невероятной женщины.
Подобно каменному изваянию застыл он, глядя на Амарис, и только темно-карие глаза, в которых горели восторг и обожание, говорили о том, что в могучем бронзовом теле есть жизнь, которую дарфарец готов отдать по малейшему знаку изящной тонкой ручки. Молодая вдова, почувствовав на себе обжигающий взгляд, обернулась, и в уголках ее губ задрожала едва заметная улыбка. Амарис окинула оценивающим взглядом статного, сильного великана и поманила его розовым пальчиком. В несколько прыжков Кави очутился возле нее и почтительно припал на одно колено, склонив голову.
— Кто ты? — нежным голосом спросила красавица.
— Твой раб, госпожа, — хрипя от волнения, ответил Кави.
— Как тебя зовут? — рассмеялась польщенная Амарис. — Откуда ты?
— Кави. Из Дарфара, — последовал краткий ответ.
— Из Дарфара? — Тонкая черная бровь слегка приподнялась. — Это интересно… И как же ты попал так далеко от своей родины?
— Это длинная история, госпожа. Если ты позволишь мне побыть у твоих ног, я расскажу ее тебе.
Овдовев больше года назад, Амарис отчаянно тосковала. Несмотря на ее красоту и богатство, претенденты на руку и сердце роковой красавицы не толпились у ее дверей. Душа ее томилась от пустоты, а тело — от жажды ласки. Красивый дарфарец, дикостью и силой в чем-то схожий с ее обожаемыми псами, заинтересовал женщину, а страсть, которую он излучал, согрела Амарис, словно огонь камина долгим зимним вечером.
С этого дня, где бы ни появлялась Амарис, всюду ее сопровождал неразговорчивый темнокожий гигант. Вскоре люди зашептались о том, что, судя по красноречивым взглядам, которыми эта пара изредка обменивалась, забыв, что они не одни, их связывают гораздо более тесные отношения, чем они стремятся показать. Разговоры, как это бывает нередко, оказались небеспочвенными. Гордая красавица впервые отступила от своего твердого правила отдавать свое тело лишь законному супругу. Ее душа иногда бунтовала против этого, но зов плоти был намного громче зова разума.
Четыре раза шандаратский судья скреплял брачные договоры, в которых стояло имя Амарис, но до встречи с дарфарским каннибалом она даже не подозревала, какими могут быть истинные дары любви. Она купалась в волнах обожания, исходивших от Кави, таяла в его могучих и одновременно таких нежных руках, жадно пила его страсти и не могла остановиться, как дикий зверь, которому неведомо насыщение.
Тем временем молва, поначалу едва слышно шептавшая нелестные для Амарис слова, постепенно начала обретать все более и более громкий голос, и даже такая независимая и самостоятельная женщина, как эта богатая вдова, не могла не прислушаться. Она стала часто задумываться о чем-то своем и однажды, любуясь прекрасным телом своего возлюбленного, темно-бронзовый цвет которого чудесно оттеняли белоснежные шелковые простыни, Амарис спросила:
— Скажи, Кави, тебе хотелось бы стать моим мужем?
— Душа моя, ты согласишься связать свою жизнь с заклейменным рабом из Дарфара? — приподнялся на локте изумленный Кави.
