Продолжая размышлять, стигиец отдал приказ возвращаться назад. В сотне шагов от гранитной стены ему стало легче. Чтобы убедиться, он изменил полет одной из рыб, бросившейся на него. Тварь перекувырнулась в воздухе, вильнула и схватила за плечо десятника. Тот с проклятиями стряхнул рыбу с доспеха и ускорил шаг. Значит, все верно. Чем ближе к источнику чистых древних сил, тем незначительней более позднее Искусство управления Тьмой. Большее поглощает меньшее, сильный пожирает слабого. В мельтешении жалкой жизни этот принцип зачастую нарушается, в мире же холодных магических линий — … непреложный закон.
В туннеле-проходе между первым и вторым гротом десятник неосторожно наступил на выступающий камень. В тот же миг бесшумно провернулась на невидимых петлях каменная глыба, и на них кинулся странного вида зверь. Он был покрыт плотной чешуей, с когтистыми мощными лапами, имел при этом птичий клюв и короткие кожаные крылья. Змеиный хвост хлестал из стороны в сторону, сбивая с ног.
Зверь стоил отряду двоих, но был повержен опытными воинами. Разглядывая мертвое чудище, стигиец полностью уверился, что имеет дело с силами из пучин времен, — страж был точной магической копией древних грифонов, использовавшихся на полях сражений древнего мира.
Когда они выбрались из узкого прохода в следующий грот, впереди послышались крики, замелькали человеческие фигуры. Десятник немедленно расположил своих людей за камнями, готовясь дорого продать жизнь свою и оставшихся ратников.
— Стигиец, с тебя будет толк в сражении? — спросил он у спокойно стоящего со скрещенными на груди руками волшебника.
— Я кое-что могу, хотя и не являюсь воином. Но мне кажется, что это не мятежники. Мне кажется, я различаю бас короля… ага, а вот это определенно рев «глубинного волка». Ну, конечно — Конан не смог пройти мимо несчастного слепого ящера.
Аквилонцы и их спутник двинулись вперед, а вскоре действительно разглядели своих товарищей по оружию. Северяне недовольно оглядывали грот, как две капли воды похожий на описания чертогов Хозяйки Смерти — богини Хель, а над издыхающим «волком» гордо стоял Конан, вытирая полой плаща окровавленный меч.
— Кром, а вот и наши разведчики. Я смотрю, стигиец, что ты не очень-то бережешь аквилонских солдат. С тобой был десяток.
— О, да, повелитель Аквилонии. Этот лабиринт упокоил души нескольких храбрых мужей, и все мое искусство оказалось в ряде случаев бессильным перед безымянной напастью.
Стигиец был подчеркнуто сдержан и любезен. Конан вопросительно вскинул брови, загоняя меч в ножны:
— Значит, тут поистине вход в преисподнюю, раз некромант, чувствующий себя, как дома в гиблых подземельях Кеми, откуда в молодости я едва унес ноги, оказался бессильным пред здешними обитателями. Впрочем, оставим пустую болтовню. Ты нашел прямой путь в замок?
— Нет, король. Ходы в глубь земли, без сомнения, есть, но идут они со стороны замка, отсюда же можно пройти лишь через сонмы чудовищ и голодных духов до гранитной скалы. Если глава Блистательных и знает способ пройти сквозь нее, то скромный служитель Мирового Змея бессилен.
— Прах тебя подери, чернокнижник. А я уже мечтал ворваться в замок и покончить с мятежом силами своей дружины, утерев нос Конну, Троцеро и немедийцам. Значит, предстоит долгая осада или кровопролитный штурм. А что, никак нельзя пробиться сквозь ту стену?
— О, нет. Своды, без сомнения, обрушатся и погребут под собой дерзких, рискнувших тревожить корни скалы. Кроме того, как я и ожидал, здесь находится небывалый источник магических сил, столь мощных, что мое искусство бессильно. Силы, которые управляют мятежом и Орденом Блистательных, настолько древние и могучие, что неосторожная попытка взлома может вызвать катастрофу в материальном мире, а также небывалую волну в… сокрытых от смертных пластах мироздания.
— Как всегда, когда имеешь дело с магией. Много пустых и темных слов — и никакого толка. По крайней мере, скажи мне: Торкиль может спустить на нас каких-нибудь демонов или, там, огненную реку, тайфун, мор?
— О, нет, не думаю. Для большинства подобных действий нужно до тонкости изучить искусство черной магии, будучи под покровительством одного из темных орденов и его владык из Мировой Бездны. Торкиль же — удачливый, но безграмотный человек, по недосмотру Владыки Мира наткнувшийся на источник энергий, мощь которого превышает силу его воображения и скромных умений. Как бывает в подобных случаях — не он управляет Силой, а стихийные энергии играют им, словно водоворот — щепкой. Кроме того, как я уже имел сегодня случай заметить, что хоть я и не воин, но обезопасить нашу армию от любых демонов, чье появление не совпадает с тайными планами Змея, я смогу.
— Остается надеяться, что Сету совершенно нет дела до Блистательных и того, что они нашли в этой темной сырой дыре. Пора выбираться на поверхность, а то у меня начинают ныть старые раны и болеть зубы. Чего доброго, разыграется ревматизм.
— Одно слово короля, и я приготовлю отвары…
— Кром, уж лучше мучиться от ломотья в костях, чем пить твои зелья, стигиец. Уж не сочти за обиду.
Они принялись выбираться. Стигиец был только рад невежеству Конана в делах древней истории и магии. Он до сих пор не решил, верны ли его догадки о Темной Расе, представители которой, быть может, совсем рядом дремлют многие века, закрывшись от времени вуалью из колдовской ткани и изначального, предвечного мрака.
«Коль скоро Древние пробуждаются, шевелясь в своем тяжелом сновидении, колесо мира движется неумолимо к Последней Битве, в которой сойдутся в оставшиеся мгновения Времени те, кто видел зарю мироздания. Что значат все черные ордена по сравнению с расой служителей Изначального Мрака? Не следует ли мне припасть к искре чистого Зла, отбросив суетные проблемы политики? Какая разница, кто правит в дряхлеющих странах хайборийского мира Аквилония или Гиркания? На развалинах людского мира начинают распахиваться темные крылья Мировой Бездны, и от самого фундамента мироздания тянутся наверх первые всходы, просыпаются поглощенные временем…»
Стигиец был в мучительных сомнениях, когда они вышли на поверхность. Совсем недавно пустынная поляна теперь стала местом лагеря аквилонского войска. Всюду раскинулись палатки, горели костры — Конан больше не таился от Блистательных, — и столбы дыма, вероятно, хорошо были видны с башен пеллийской цитадели.
Конан кивнул Иллиаху, указывая бровями на стигийца. Может, старый король не был силен в оттенках волшебных энергий, но предательство чуял за лигу. Этот дикарский инстинкт остался с ним на всю жизнь, не раз спасая Конана в самых гиблых переделках.
