провожали все? Мои братья, не подозревающие, что я — это я, генералы, охрана, маги, прочие солдаты… Полагаю, в тот момент у них в голове крутился вопрос — чем же этот парень заслужил личную аудиенцию самого Кристиана Слэйта?
Меня и самого терзали самые разные, подчас — тревожные — мысли…
Шатёр не изменился с того момента, как мы обсуждали в нём штурм города. Тот же стол с картами приграничья, те же стулья, личное кресло отца, стойка для доспехов и оружия, пара сундуков, несколько ковров, магические светильники, установленные по периметру, отделённая резной деревянной ширмой спальная часть.
Прошло всего несколько часов, как генералы спорили о нападении на город, но у меня внутри было ощущение, что это происходило несколько дней назад…
— Как ты узнал? — напряжённо спросил я, когда отец расстегнул застёжки и скинул помятые наплечники прямо на пол, а затем устало уселся в кресло.
— Что ты — это ты? — усмехнулся генерал.
— Да.
Я внимательно смотрел на волевое лицо отца. Старался увидеть подсказку о том, чего мне ждать. Не знал, как реагировать — радоваться или бояться. С одной стороны — я испытал немалое облегчение оттого, что теперь он знает, что я жив. С другой…
Как объяснить ему мою магию? Как рассказать о том, что произошло в Верлионе? Как объяснить, почему я выдавал себя мёртвым?..
Из запотевшего на столе кувшина отец разлил янтарное вино по двум бокалам и жестом предложил мне сесть. Я последовал этому приглашению и взял хрустальный сосуд. Он был чуть холодным, а от вина доносился приятный пряный аромат.
Это что, яблоки из нашего поместья?..
— Не считая того, что я отказался верить, будто мой сын мог настолько глупо погибнуть в огне? — отец сделал длинный глоток и пристально посмотрел на меня своими синими глазами. — У меня была вещь, что вселила эту уверенность.
Он отодвинул воротник, подцепил пальцем золотую цепочку и вытянул из-под рубашки висящий на ней фамильный перстень.
Мой перстень! С гербом трёх капель росы, выполненных из синих сапфиров! И они слегка светились…
Отец снял цепочку с шеи и протянул украшение мне.
— Так он был с секретом? — догадался я.
— Именно. Перстень настроен на тебя. И если светится, когда ты далеко — значит, ты жив. А как только камни потухнут…
Продолжать смысла не было. Наши взгляды снова встретились, и отец усмехнулся.
— Я рад, что нашёл тебя, Хэлгар. Ты даже не представляешь, как сильно я этому рад…
— Отец… — слова застряли у меня в горле, и я почувствовал, как глаза щиплет.
Проклятье, только бы не разреветься от избытка чувств как девчонка! Отец не поймёт и не одобрит, но, как назло, на меня навалилось всё и сразу. Усталость от сражения, боль от убийства такого числа людей, облегчение оттого что я, наконец, открылся, радость от осознания, что отец рад меня видеть…
И страх. Страх всё также сковывал нутро. Я понимал, что просто радостью от встречи наш разговор не ограничится… И оказался прав.
— На самом деле я узнал тебя и без кольца, — сказал генерал, допивая вино и доливая себе из бутылки. — В тот день в Ранхольде, когда «чёрные» сошли с ума.
— Но… — я запнулся, — но почему ничего не сказал?
— Решил… Присмотреться . Ты изменился — повзрослел за полгода куда сильнее, чем можно было рассчитывать. И… Вся та история, которая случилась в Верилоне… Она меня смущала.
— «Смущала»?
— Чернокнижник, похищающий людей, тёмные проявления, обвинение тебя в малефиции, воронка проклятья над городом, которая должна была его разрушить, убитые Рвачи и Ищейка… И я говорил с Изабель.
— Вот как?
Я глотком допил вино и отставил бокал.
— Она рассказала, о чём вы говорили с этим горбуном. О том, что слышала перед тем, как потеряла сознание. О предложении малефика и том, как ты на него согласился.
— Отец, я…
— Увидев тебя там, на площади Ранхольды, на мгновение я даже подумал, что дочь графа Канти была права. Что ты согласился стать сообщником этого Керса и, возможно, даже кого-то убил и потому постарел. Но…
Я молчал, глядя в лицо отцу. Что я мог ему сказать? Как мог оправдаться? Пока мы возвращались во временный лагерь, я понимал, что придётся объясняться, и придумал ложь. Но она звучала так жалко, что мне не верилось в её состоятельность.
А рассказать правду…
Как он после этого отреагирует? Я знал, как отец относится к тёмным!
Хотя… Помня о том видении, о том, что он велел малефику заблокировать пробудившуюся во мне тьму…
— … Но я понял, что всё не так, — продолжил отец, пристально глядя на меня.
— Отчего же?
— Меньше колокола назад я срастил твои связки, — многозначительно поднял брови генерал, — И видел, как ты плетёшь заклинания Света. Ни один чернокнижник на такое неспособен.
Секунду я перевариваю услышанное, а потом хватаюсь за предложенную ниточку, наскоро меняя заранее придуманную ложь.
— Я… Да, ты прав. Разумеется, я не соглашался на предложение Керса. Сделал это только для того, чтобы он подпустил меня поближе, расслабился. А затем нанёс удар. Я убил его, отец… Но потом… Я сглупил.
— Вот как?
— Там были его книги, расчёты. Я решил, что смогу остановить это проклятье, которым он намеревался заразить весь город! И у меня почти получилось!
— Расскажи подробнее.
— Я… Заклинание исчезло, но не совсем… Оно ударило в меня, впиталось… И именно тогда я… Повзрослел… Меня вышвырнуло из той башни, а когда я очнулся — увидел, что выгляжу по-другому. И… Почувствовал… Почувствовал, что во мне скопилась тьма… Она как то повлияла на меня, изменила…
Отец смотрел на меня странным рассеянным взглядом. Словно не воспринимая сказанное, но его поза была такой напряжённой, что я подумал — ещё мгновение, и он вскочит, чтобы самолично вытащить меня наружу и повесить на ближайшем дереве!
Но нет — потерев виски и проведя ладонями по лицу, генерал только покачал головой.
— Проклятье! Хэл, ну зачем? Для чего ты туда полез?
— Не было времени, отец… — понуро ответил я. — Но выбор имелся — или попробовать всё исправить, или трусливо сбежать. Тогда погибли бы все… и я, в том числе. Поэтому я рискнул, и у меня получилось… Почти… Просто когда я понял, что во мне оказалась
