Какой-то приглушенный полурык, полузахлебывающийся сип прервал их разговор.
– Ишь как булькает, болезный, – произнесла Априя, с любопытством глядя, как из-под земли на свет выползает жуткий опухший мертвец, страшно тараща свои бессмысленные остекленевшие глаза. – Глядикась, пообглодали-то как капитально его.
– М-да уж. – Покачала Милана головой. – А мы гадаем, чего он припозднился, хорошо вообще дополз, бедняга.
Покойник, некогда видимо здоровенный бородатый мужик, скалил зубы и греб руками землю, неуклюже оскальзываясь и падая наземь.
– Ладно, замри. – По щелчку пальцев Миланы Хенгельман покойник застыл, словно каменный истукан. – Ты кто таков был?
– Кха-ркх, Гро-о-оуз. – Покойный с трудом ворочал синим распухшим языком. – Гро-оуз Гвоздь.
– Контрабандист? – Априя дожевала пирожок, вытирая жирные руки о подол платья.
– Да-а-а-а, – протянул усопший.
– Много вас там, в туннеле лежит? – Милана кивнула в сторону подземелья.
– Трое-е-е. – Голова покойного слегка повернулась набок.
Старушки попеременно вопрошали своего призванного визитера, более или менее вникая в суть вопроса. История вышла банальная, эта группка контрабандистов ночью как всегда переправляла товар под стеной города в обход пошлины, снимаемой стражей на вратах. Ну и, как водится, еще кое-что для души тащили, то, что запрещено продавать. Где-то уже к рассвету их и постигла страшная участь в лице сбежавшей гончей, что вышла на их след, а заодно частично отобедала, или вернее отужинала, всей этой лихой компанией. Старушки еще какое-то время задавали вопросы, но большей ясности в дело ответы не приносили. Самым непонятным было то, что гончая вообще смогла сбежать. Как она вообще могла начать… думать? Откуда в ней пробудились желания, или что ей вообще движет?
– Собирай дрова и хворост, – отдала команду мертвому слуге Милана. – И дружков потом принеси сюда же.
Бабушки, покряхтывая, отошли чуть в сторонку, усевшись на ствол поваленного дерева и неспешно перебрасываясь между собой шутками и мыслями вслух.
– Ну что мыслишь, сестрица? – Априя подперла ручкой щеку, наблюдая, как вздувшийся покойник таскает из лесочка сухие ветки деревьев.
– Да что тут сказать? – Пожала другая сухонькими плечами. – Ерунда какая-то происходит, я даже предположить не берусь, что с нашим песиком сделал старикашка Тид.
– А ты что делала? – Априя перевела на нее свой взгляд. – Может, в этом и есть разгадка? Алексис не просто же так положил на нее взгляд? Из чего собирала, на что привязывалась, контроль стандартный или с усилением был?
– Да ничего особенного. – Та сладко зевнула, пригревшись на солнышке. – Материалец в принципе непорченый, орки с узлами, видать шаманчики ихние, еще какой-то покойничек из человеческих, ну и…
– Ты рот-то закрой, ворона влетит, чего замерла, глаза выкатив? – Априя слегка потрепала за плечо застывшую на полуслове сестру. – Что, вспомнила чего?
– Ох тыж тыдуть меня растудыть! – очнулась Милана Хенгельман, нервно сглотнув. – Ой, что-то чую, бедой запахло, Апри, похоже, с меня спрос брать будут.
– Да не томи же ты, старая, говори, откуда ноги растут!
Старушки принялись шептаться, то и дело перемежая свои мысли комментариями вроде: Что же теперь будет? Как же быть? А может, все еще обойдется? Какое-то время они еще голосили, лишь уже под конец, когда на поляне запылал костер высокого пламени, замолчали, в четыре глаза провожая в последний путь покойника с его товарищами, что зарылись внутри пылающих ветвей.
Какое-то грустно-тоскливое зрелище представляла эта картина обезображенного разложением и пламенем лица сидящего в костре покойника. Он как-то равнодушно и, казалось, возвышенно разглядывал их, пока стена огня окончательно не скрыла его из виду.
– Боги с тобой. – Махнула Априя на прощание ему ладошкой. – Ну что, куда теперь? По тоннелю в город или назад в особняк?
– Назад. – Милана Хенгельман покачала головой. – Ох, я кому-то сегодня устрою сладкую жизнь!
* * *
Остаток приема при дворе короля, императора, я совершенно не запомнил. Все потонуло в зеленом тумане ее глаз, и я совершенно не помнил, как оказался у себя. Сердце не разрывалось в бешеном ритме неистовства, я словно застыл, погрузившись в какую-то горькую патоку, не в силах пошевелиться в этом мягком чувстве внутренней не то боли, не то тоски.
Я не обманывал себя, эта девочка была мне небезразлична, но вот кто она, что она, а главное, как мы расстались, было из разряда – туши свет, кидай гранату. Шпион, фрейлина, сосуд, пустая кукла без мыслей в голове? Кто же ты и что ты думаешь обо мне? Помнишь ли ты вообще меня, или все это время рядом со мной был император? Кто говорил со мной, кто держал меня за руку и гулял со мной по городу, весело улыбаясь и даря своей улыбкой так нужное мне в тот момент тепло и заботу?
Ответа не было, как и не было сил взять себя в руки, или не знаю там, за «шкирку» схватить, чтобы встряхнуть хорошенечко, надавать себе по щекам, чтобы прийти в чувство. Мысли как-то рассеянно блуждали, слепо натыкаясь друг на друга, чтобы вновь разойтись по разным углам.
Вызвонив колокольчиком слугу, я заказал себе чая, терпкую горячую горечь трав, выжигающую нёбо и вкусовые рецепторы, но меж тем легким бризом послевкусия смывающим мое сомнабулическое состояние. Усевшись за стол, я бездумно марал листки бумаги пером, выводя на них каракули домиков, корабликов, крестиков, звездочек и сердечек.
Стоп.
Сердечки это уже перебор, причем с полным сдвигом по фазе. Разозлившись, я перевернул сердечко окружностями вниз, дорисовал ножки, а сверху спинку, тем самым получив… попу. Красивенькую такую, аккуратненькую женскую попочку, прямо как у…
Да что за хрень-то со мной творится?!
Сурово сдвинув брови, я не менее сурово скомкал лист и что было дури запулил его через комнату.
– Барон!
– Ой, простите!
М-да.… С ума сойти, я совершенно не заметил строгой и властной женщины, стоявшей перед моим столом неизвестно сколько времени и получившей от меня с ходу бумажкой в лоб.
– Господин… жа… кхм-м… император… ша… – Какая-то несуразица полезла из меня, я глупо моргал глазами и не находил, что ответить. – Я не заметил, как вы вошли, и вот это как бы, в общем, извините.
– Боги, мальчик в себе ли ты вообще? – Император в лице этой строгой красавицы обескураженно потирал лоб. – Ты вообще как себя чувствуешь? Я как увидела тебя на приеме, думала уже все, тебя тут, пока меня не было, выпотрошили и набили соломой, чтобы к моему приезду выставить твое чучело.
