Теперь мертвец притиснул Конана к стене. Коричневатые когти рывками подбирались все ближе и ближе. Реакция юноши была чисто автоматической: инстинктивно он ударил по ним. Клинок просвистел по воздуху и отрубил протянутую руку, хрустнувшую, как сухая ветка. Хватая пустой воздух, отрубленная рука упала на пол. Из тощего обрубка не брызнуло ни капли крови.
Страшное ранение, которое вывело бы из строя любого живого воина, даже не замедлило поступи двигающегося трупа. Он только отдернул обрубок руки, лишенной кисти, назад и протянул другую.
Конан дико отскочил от стены и занес клинок для мощного удара, описав широкую дугу. Удар обрушился на бок мумии. Ребра треснули, как гнилые ветви, и живой мертвец с шорохом рухнул на пол. Хрипло переводя дыхание, Конан неподвижно застыл в середине пещерного зала, обхватив покрепче рукоять меча рукой, мокрой от пота. Он широко распахнул глаза, когда увидел, что мумия вновь тяжело поднимается и, шаркая и волоча ноги, вновь тянет к нему оставшиеся неповрежденными когти.
Они медленно-медленно кружили по пещере. Конан наносил удары мечом, но шаг за шагом отступал от мумии, неумолимо приближающейся к нему.
Один удар по неповрежденной руке пропал втуне, потому что мумия отдернула ее в сторону. Удар был, однако, настолько силен, что Конан совершил резкий полуоборот вокруг своей оси, и движущийся труп уже почти настиг его, прежде чем он обрел равновесие. Пальцы-когти ухватили клочок его куртки и сорвали лохмотья одежды, так что Конан остался в одних сандалиях и набедренной повязке.
Молодой варвар отскочил назад и, широко размахнувшись, ударил мумию по голове. Чудовищное создание пригнулось, и вновь юноше пришлось поспешно отступить. Наконец меч со звоном грянул о шлем и отрубил один из рогов. Второй удар сорвал шлем с головы и вонзился в прогнивший коричневый череп. Всего миг клинок оставался там — один только миг, но его было достаточно, чтобы Конана обуял глубинный, потаенный ужас перед сверхъестественным, пока юноша отчаянно пытался освободить свое оружие.
Затем меч ударил мумию по ребрам и на одно почти смертельное мгновение застрял в позвоночнике, прежде чем Конан успел выдернуть клинок. Но ничто, как казалось, не могло остановить этот оживший ужас, и поскольку тот был уже мертв, то не мог быть умерщвлен ничем. Вновь и вновь труп, шатаясь, поднимался и, спотыкаясь, брел вперед, к юноше, не испытывая ни усталости, ни колебаний, хотя на его теле уже остались следы таких ран, которых хватило бы, чтобы оставить извиваться в пыли добрую дюжину столь же умелых бойцов.
Как же убить то, что уже мертво? Этот вопрос гремел в голове Конана, пока ему не стало казаться, что череп у него лопнет. В легких кололо, сердце колотилось, как безумное. Колющие, рубящие удары — ничто не могло остановить оживший труп.
Теперь Конан действовал осмотрительнее. Он подумал, что, если мумия больше не сможет держаться на ногах, она не сможет также и преследовать его. Резким ударом снизу он перебил колени трупа. Хрустнули кости, и мумия рухнула на пол. Но все еще горела жуткая жизнь в иссохшей груди трупа. Он вновь неуклюже поднялся на ноги и заковылял следом за киммерийцем, волоча скорченную ногу.
И снова Конан развернулся и снес нижнюю половину лица мумии. Нижняя челюсть упала на пол и с лязгом пропала в тени. Однако мертвец даже не остановился. Обнаженная верхняя челюсть мерцала белым под чудовищным свечением в глазницах, в то время как мумия неловко, но неустанно преследовала своего противника. Конан почти желал очутиться снаружи и оказаться среди волков вместо того, чтобы забираться в этот проклятый склеп, где влачат свою потустороннюю жизнь всякие твари, которые уже тысячу лет как должны быть погружены в мирный сон смерти.
Вдруг что-то схватило киммерийца за щиколотку. Он потерял равновесие и растянулся во весь рост на грубом скальном полу. Конан яростно дернул ногой, чтобы освободиться. Тут только он увидел, что в нее вцепилось, и кровь застыла у него в жилах — это была отрубленная кисть мумии. Пальцы с когтями впились в его кожу.
И вот уже отвратительная, кошмарная фигура склоняется над ним. Обрубок лица трупа тупо уставился на него сверху вниз, когти сомкнулись на его горле.
Конан реагировал инстинктивно. Со всей силы ударил он обеими ногами навалившееся тело мумии. Оно пролетело по воздуху и с треском приземлилось позади Конана прямо посреди костра.
Теперь юноша схватил отрубленную кисть, которая все еще держала его за щиколотку. Он освободился от костлявых пальцев, вскочил на ноги и бросил отвратительную когтистую лапу мумии вслед за ее владельцем в огонь. Конан поспешно наклонился, схватил меч и повернулся — но битва была уже закончена.
Высохший за бесчисленные столетия, проведенные в дреме склепа, труп горел как сухой кустарник. Неестественная жизнь, теплившаяся в нем, заставляла мертвеца пытаться выбраться на свободу, в то время как пламя охватывало его, превращая мумию в живой факел. Еще совсем немного, и труп выбрался бы из огня, но тут подвела обрубленная нога, и он мешком рухнул обратно в разгоревшийся, трещавший огонь. Горящая рука отвалилась, как сломанная ветка. Череп покатился по углям. Несколько мгновений — и ничего не осталось больше от этой древней мумии, кроме россыпи тлевших костей.
Конан испустил вздох облегчения и задержал дыхание. После того как напряжение исчезло, он чувствовал опустошенность в каждой клеточке тела. Он вытер с лица холодный пот ужаса и отбросил назад спутанные черные волосы. Мумия мертвого воина была наконец воистину мертва, и могучий меч принадлежал теперь Конану. Он вновь взвесил его в руке и порадовался тому, как ловко оружие лежит в его ладони.
Одно мгновение он подумывал о том, чтобы провести ночь в этом склепе. Он смертельно устал. Снаружи поджидали его только волки и ледяной холод, они караулили, чтобы наброситься на него, и даже его врожденное чувство ориентации, обостренное жизнью в диких краях, не очень поможет ему в беззвездную ночь в чужой стране.
Но затем Конана охватило отвращение. Под сводами, полными дыма, воняло теперь не только пылью веков, но и паленым человеческим мясом, пусть даже и мертвым, — это был жуткий запах, ничего подобного нос варвара еще не переносил, и желудок у киммерийца завязался узлом. Оставленный трон точно уставился на Конана неподвижно и зло. Неприятное чувство, которое охватило его, когда он только вошел во внутренний пещерный зал, все еще не прошло. Кожу покалывало, и дрожь пробегала у него по спине, когда он думал о том, что придется провести ночь в этой гробнице.
