невпроворот!
– Ничего-ничего, справишься. Тем более, если я помогу.
– В чем это?
– Да в чем угодно! – широко развел руки царь, но потом, будто спохватившись, добавил: – В разумных пределах, разумеется!
– Прошу прощения, но я вас все же не понимаю.
– Да что уж тут непонятного. Я хочу, чтобы именно ты возглавил оппозицию в Совете одаренных.
– Что?! – изумился Колычев. Такого поворота он никак не ожидал.
– А почему нет? Ты сейчас один из богатейших людей империи, а то и шире бери – всего мира. Заслуги у тебя такие, что никто кроме меня и тронуть не посмеет, а я, памятуя об оных, и подавно не стану. Для виду можешь самодержавно-царскую политику критиковать. Чиновников да министров ругай сколько влезет. Главное, чтобы во всех ключевых вопросах мы выступали единым фронтом!
«Господи, он меня что, в Жириновские прочит? – изумленно подумал Март. – Только твое величество забыл поинтересоваться, а оно мне надо? Нет уж, от таких раскладов лучше отказаться, какой из меня, нафиг, оппозиционер? Так, сейчас надо аккуратно перевести стрелки и сменить тему. Да и в Штирлицы не гожусь – работать под прикрытием: никто не поверит, после всех моих приключений, что переметнулся на другую сторону».
– Так что скажешь? – пытливо прищурился император.
– Как мне кажется, – осторожно подбирая слова, начал Колычев, – на роль лидера оппозиции нужен совсем другой человек.
– И какой же? – недовольно буркнул царь.
– Немолодой, можно даже сказать, изрядно потасканный, с неоднозначной репутацией. Хорошо бы картавый.
– Это еще зачем?
– Чтобы при выступлениях по радио одним голосом вызывал отвращение.
– Да кто же за таким пойдет?
– Так и не надо, чтобы шли. Надо, чтобы, глядя на него, даже неграмотные домохозяйки понимали, что альтернатива монархии вот такая. Некрасивая, вороватая и насквозь лживая. Что, к слову сказать, во многом чистая правда!
– А в этом что-то есть, – задумался Александр. – Я так понимаю, мой экспромтом возникший план тебе не пришелся по душе?
«Экспромтом, как же!» – хмыкнул про себя Март, но вслух ответил:
– Ну почему же. Просто я уверен, что так будет лучше. Кроме того, одно другому не мешает. Я вполне могу время от времени негласно поддерживать крикунов, оставаясь при этом в тени и отыгрывая независимую фигуру, критично настроенную ко всем ошибкам власти.
«Так-то будет естественнее восприниматься, а то оппозиционер и Штирлиц в одном флаконе…»
– Что ж, как знаешь. Резон в твоих словах есть. Главное, чтобы дело двигалось…
– А куда вы полагаете нужно двигаться, государь? – осторожно закинул удочку Март.
– В частностях или…
– Глобально.
– Ну, если глобально, – на секунду задумался император, и на лице его появилось нечто вроде мечтательности. – То не пора ли нам предъявить миру свои правила?
Царь повернул голову и бросил взгляд на стоящий на столе бюст Петра Первого, как будто показывая свое внутреннее стремление стать фигурой, столь же значимой для России, как его предок.
Колычев задержал дыхание: «Ого, какие планы. А ведь недавно говорил, что нас со всех сторон обложили, но напоминать об этом, пожалуй, не стоит».
– Отличная мысль! А какие?
– Не перебивай! – поморщился Александр, но тут же сменил гнев на милость и продолжил: – Видишь ли, друг мой, без своих колоний практически все европейские великие державы не более чем пшик. Одно дутое величие! Промышленность, конечно, у них есть, и немалая, но ей нужны рынки сбыта. Без того она – обременение, а не доход. В Англии на все про все – полста миллионов подданных короны. Ну пусть еще Австралия с Новой Зеландией добавят десяток. Итого на круг шестьдесят. Во Франции – сорок два. Германия – восемьдесят. Даже в Соединенных Штатах едва наберется сто сорок девять миллионов.
– Кто они на фоне нашей трети миллиарда? Тьфу, – с воодушевлением и гордостью за свою державу произнес император. – И это за вычетом Маньчжурии и Кореи! А это еще сразу семьдесят! Всего выходит ровным счетом четыреста! Мало того, у нас давно внедрено всеобщее образование даже для баб, одаренных больше половины от общего числа на Земле, инженеров одних сколько?!
– Это верно, государь, но учитывая колонии европейских держав… – счел необходимым возразить Март, – британский монарх правит над полумиллиардом подданных.
– О том и речь, – царь прихлопнул ладонью по зеленому сукну стола, – что британцы не сами собой сильны. Там одна Индия – это триста семьдесят семь миллионов, Африка еще восемьдесят, – без труда по памяти воспроизвел он цифры, – ну и остальное по мелочи… И другие от них не отстают. Значит что?..
– Объявить крестовый поход против колониализма и хищничества старой Европы. Пора уже покончить со всеми пережитками кровавых и бесчеловечных обычаев прошлого, – чеканно сформулировал Мартемьян. – Знаю, что мы и так в этом направлении работаем, но надо начать решительнее действовать, организованнее. И оружием помогать, и средствами, и обучением. Поддержать лидеров всех народно-освободительных сил. Закрепить мысль, что Россия, в отличие от Запада, колоний не создает, а единое государство строит, где все народы живут в мире и согласии.
– Красиво завернул! – царь, не сдержавшись, сочно, в голос рассмеялся. – Верно понимаешь. Начни наводить мосты. Может, статьи в печати от своего имени опубликуй. Одним словом, займись политикой. Знаю о твоем разговоре с корейским ваном, с китайцами, – Александр хитро посмотрел на Марта, – делаешь, определенно, успехи, вот и иди этим курсом, вплетай политику и новую идею под видом деловых бесед.
Царь, придя в немалое возбуждение от видимых перспектив насолить извечным врагам, пружинисто поднялся и снова подошел к большой карте, которая тянула его как магнит. Некоторое время он молча смотрел на нее. Затем снова заговорил.
– Вроде как в частном порядке. Сам не засвечивайся, подбери кого, а лучше всего и вовсе через третьи руки проворачивать дела. А я тебе через некоторые фонды буду на это дело средства подбрасывать. В расценках не обижу, только и ты меру знай… Выдавим наглецов-англецов отовсюду, а под эту сурдинку и сами мирно зайдем с торговлей, медициной, транспортом и прочими хорошими и нужными делами. И останется Георг Шестой там, где и полагается сидеть с таким номером, – иронично скривил губы Александр III. И сразу стало очевидно, что к британскому монарху он относится безо всякого уважения и даже с изрядной долей презрения.
– Я, брат Колычев, мыслю так. Мы больше тридцати лет не даем разгореться большому пожару в Европе. Но теперь резерв нашей силы почти исчерпан, и, если не случится второго пришествия Ивана Архиповича Колычева, то впереди смело можно прогнозировать большую войну.
«Это что же, все-таки Штирлица хочет из меня сделать. Тайный МИД или того хлеще – царский Коминтерн… Хороша
