Здесь даже пахло по-другому: нагретом зем¬лей, теплом и покоем. Цикады скрипели на ты¬сячи голосов, словно он оказался не в северной Кезанкии, а где-нибудь в жарком Шеме. Перекликались ночные птицы… Странно, что всего этого многоголосья не слышно было в одном ша¬ге отсюда, за Чертой! Конан двинулся дальше.
Как и днем, над долиной не было облаков, и теперь путь ему освещали луна и звезды. Вспом¬нив тяжелые тучи, что затягивали небо над пере¬валами, северянин только сплюнул сквозь зубы. Ведьма очень могущественна — так что лучше убить ее самому, что бы там ни болтали суевер¬ные селяне. Если только она позволит ему доб¬раться до замка…
Однако, вопреки всем опасениям, ни единого препятствия не встретилось на пути киммерий¬ца. Только ночные зверушки безбоязненно снова¬ли по лесу, перебегая дорогу едва ли не перед са¬мым носом у Конана, да филин пару раз привет¬ственно ухнул в густой листве. Однако эта внеш¬няя безмятежность, вместо того чтобы успоко¬ить, еще больше насторожила воина. К замку он вышел во всеоружии.
Но и тут его, уже готового дать бой любому врагу, поджидало разочарование. Цитадель кол¬дуньи казалась совершенно необитаемой.
Ни охраны на входе, ни слуг во дворе. Тяжелые ворота распахнуты настежь, а внутренние — и вовсе сорваны с петель, и массивные створки лежат на земле, покрытые слоем грязи. В темных коридорах — ни огонька. Не горят факелы, не стоят в подставках масляные светильники, нет даже и колдовских световых шаров…
Киммериец обнажил меч и начал осторожно продвигаться вперед по темному коридору.
Запах пыли… Присев на корточки, он провел пальцем по полу, почти невидимому в темноте. Так и есть. Эту грязь никто не убирал, должно быть, уже многие годы. Неужели сил ведьмы не хватает на такую малость? Или ей все равно?
Конан вообразил себя дряхлую, скрюченную, похожую на паука старуху, ютящуюся в темных сырых подвалов, среди гор трухи и сора… подни¬мется ли у него рука убить такую? Может, луч¬ше и впрямь оставить правосудие селянам?..
Ладно, сперва надо найти шар.
…По описаниям отца Кайты он без труда оты¬скал парадный зал: именно туда вел главный ко¬ридор. И единственной опасностью, поджидав¬шей Конана на пути, была угроза немилосердно расчихаться от всепроникающей пыли и тем са¬мым обнаружить свое присутствие. Сдержаться стоило ему немалых трудов…
В парадном зале замка царила такая же мерт¬венная тишина, как и во всей цитадели, но, по счастью, здесь было не так темно. В высокие стрельчатые окна пробивался лунный свет, и в серебристых лучах искрился, медленно враща¬ясь, молочно-белый шар, висевший в воздухе над высокой медной треногой. В глубине его словно бы что-то медленно бурлило, колыхалось, переливалось… Опасаясь, что колдовское зрелище способно зачаровать его, Конан поспешил отвер¬нуться, а затем, решительным движением, без всякой торопливости вынул меч.
— Не делай этого! Прошу!
Он уже как-то свыкся с мыслью, что ведьма окажется уродливой старухой, но голос был мо¬лодой и звучный. Ласковый. Манящий. Нежный.
Разумеется, он и не подумал обернуться.
— Не делай этого! Тебя обманули!
Она не делала попытки наброситься на него. Голос по-прежнему доносился от входа в зал…
Не желая больше терять времени, Конан изо всех сил нанес удар мечом по шару.
Сфера лопнула с оглушительным, каким-то неестественно пронзительным звоном, от которого хотелось зажать уши ладонями. Северянин чудом удержал меч в руках…
Белесое облако, заключенное в недрах шара, поднялось над парящими в воздухе мириадами осколков — и внезапно рассеялось, напоследок наполнив весь зал жемчужным мерцанием. Тут же крохотные осколки, словно освобожденные от чужой власти, посыпались на пол. Треножник рухнул набок и покатился по каменным плитам.
Лишь теперь киммериец обернулся к ведьме.
Издалека она казалась лишь бледным пятном, но, приблизившись, он обнаружил, что она красива.
Этого можно было ожидать: по опыту варвара, Зло всегда принимало либо очень уродливые, либо весьма привлекательные обличья. Но он дав¬но уже приучился не верить своим глазам, когда дело касалось колдовства!
Но вот чего он никак не ожидал, так это уви¬деть на ее лице, вместо печати жестокости и по¬рока, обиженно-растерянное выражение малень¬кой девочки, и огромные глаза, полные слез…
— Ты разбил мой шар!
При звуках ее голоса, Конан встрепенулся, сбрасывая наваждение. Он пришел сюда, чтобы прикончить эту тварь — и сделает это, какие бы маски она ни примеряла!
— Ты убила моих друзей, ведьма! Женщина стояла, не шелохнувшись, и лишь молча смотрела на него. Не плакала, не молила о пощаде. В полумраке, слабо озаренные луной, ее волосы казались потоками жидкого серебра, а лицо — мерцающей тенью.
Киммериец почувствовал, что воля его слабе¬ет…
Сможет ли он с легкостью поднять руку на женщину? Его собственный кодекс чести не до¬пускал ничего подобного, разве что из самозащи¬ты. Но защищаться было не от кого: колдунья не пыталась напасть на него. Просто стояла и смот¬рела — как будто чего-то ждала.
Шум в коридоре, ведущем в парадный зал, то¬пот ног и возбужденные голоса селян помогли Ко¬нану принять решение. Нацелив на ведьму кли¬нок, чтобы та не вздумала сбежать, киммериец объявил:
— Тебя будут судить люди, которых ты мучи¬ла столько лет. Они решат твою судьбу!
Вопреки всем ожиданиям, женщина и теперь не выказала ни страха, ни раскаяния. На лице ее мелькнула тень улыбки, — но тут же пропала. Она вскинула глаза на Конана.
— Тогда, раз ты не убьешь меня сам, прошу об одном. Останься посмотреть, как они меня убьют. Не уезжай из долины, пока они не сдела¬ют этого.
Странная просьба. Странная ведьма… В чем тут может быть подвох? Она задумала какое-то колдовство? Или попытается освободиться? Но тогда северянин тем более должен остаться, что¬бы помешать ей любой ценой и проследить, что¬бы убийцу постигла заслуженная кара!
Он сурово взглянул на женщину.
— Могла бы и не просить. Это зрелище я не пропущу ни за что на свете!
Ведьма удовлетворенно кивнула.
— Хорошо. Ты ведь уже понял, что тебя обма¬нули?..
Но прежде, чем Конан успел спросить ее, что означала эта странная фраза, жители селения во¬рвались внутрь, и зал наполнили огни множества факелов, запах дыма и мокрой одежды, хриплые возбужденные голоса…
— Ты схватил ее! И разбил проклятый шар! — К киммерийцу, расталкивая остальных, проби¬рался отец Кайты. На лице его сияла широкая улыбка, но почему-то она делала лицо не радост¬ным, а неприятно-хищным, словно у изголодавшегося человека, который наконец дорвался до еды. Впрочем, если вспомнить, сколько он и его сородичи натерпелись от колдуньи, — это многое объясняло.
