Шмидт слушал собеседника вполуха, при этом внимательно глядя ему в глаза. «И откуда только берутся эти болтуны», – печально подумал он. И это в его-то департаменте, Департаменте, призванном сохранять Тайну. Он вдруг вспомнил виденный им когда-то в архиве плакат времен Большой Войны. На переднем плане был изображен офицер Департамента в парадной форме и со строгим лицом, а на заднем – виселица, на которой висел (судя по обмундированию и знакам различия) штабс-сержант – шифровальщик. Текст на плакате гласил: «Вчера он болтал, сегодня – болтается!» Разгильдяй – штабс-сержант с того старинного плаката почему-то остро напомнил сейчас Шмидту его говорливого собеседника, не дающего ему сосредоточиться. Тем не менее, докурив трубку, зихерхайтскапитан рассмеялся и заметил:
– Да, и вправду забавная история!
Криминальполицай-инспектор Готт сидел в полицейском участке Восточного района столицы. Было шесть часов вечера пятницы, ничего необычного не происходило – дежурство по району было как две капли воды похоже на предыдущие сотни дежурств, которые он уже отдежурил, и на неопределенное их количество, которое предстояло отдежурить в будущем. Готт был высоким стройным мужчиной лет сорока, чуть лысоватым, с проницательными серыми глазами. В свое время он, молодой выпускник юридического факультета Рутенбургского университета, спокойной и перспективной карьере адвоката, нотариуса или юрисконсульта предпочел тревожную, хлопотную, а порой и опасную службу в криминальной полиции. Виною всему был, по-видимому, его темперамент, которому претило тихое и спокойное существование, – ему хотелось борьбы и противостояния. Если бы кто-нибудь из преподавателей удосужился объяснить ему, что перечисленные качества, то есть борьба, противостояние и поиск, составляют не более пяти процентов от всей работы полицейского инспектора, а все остальное – рутинная и невыносимая писанина, он, вероятнее всего, крепко бы задумался, идти ему в криминальную полицию или нет. Задумался бы, но все равно пошел – как ни странно это казалось ему сейчас, но его работа до сих пор ему нравилась. Конечно же – кроме этих нелепых и пустых дежурств по району. Он вынужден был в течение суток десятки раз выходить из участка и отправляться на место происшествия, хотя в девяти случаях из десяти происшествия были исключительно в компетенции орднунгполиции – ничего серьезного и интересного. Но тут уж ничего не поделаешь – все инспектора обязаны были по очереди дежурить по району, и сегодня как раз была его очередь. Он старался использовать такие дежурства для приведения в порядок огромной кипы бумажек, составлявших его обыденную текущую документацию. Он позвал дежурного вахмистра и попросил приготовить ему крепкого чая – нужно было прогнать подступавший исподволь сон.
В комнату дежурного, громко стуча по полуковаными форменными сапогами и обдав Готта волной холодного воздуха с улицы, вошел орднунгполицайсержант и, ехидно усмехнувшись, сказал:
– Господин инспектор, вас вызывают святые отцы с церковного склада. По-видимому – кража!
Ухмылка сержанта не ускользнула от внимания Готта и была им правильно понята – орднунгполицаи недолюбливали криминальных инспекторов, считая их белоручками и кабинетными работниками, в то время как им приходилось сутками торчать на улице в дождь и мороз. То простое обстоятельство, что ни один из орднунгполицаев не смог бы быть «кабинетным работником» уже хотя бы в силу того, что практически все они были абсолютно безграмотными, как это обычно бывает в таких случаях, ускользало от их внимания. Готт встал из-за стола и, прихватив с собой свой инспекторский саквояж, пошел вслед за сержантом на место происшествия.
Идти пришлось около двадцати минут. Они прошли к старому монастырю, за стеной которого рядком стояли большие амбары церковного хранилища. Навстречу им вышел церковный сторож и, явно волнуясь, заговорил:
– Мир вам, добрые люди! Я служу сторожем монастыря уже двадцать лет, и никогда ничего особенного здесь не случалось. Честно говоря – здесь нет таких ценностей, которые могли бы представлять какой-либо серьезный интерес для злоумышленников. И вот представьте себе мое изумление и испуг, когда я сегодня, в три часа пополудни, обнаружил сорванные замки на втором амбаре. Я тут же побежал за викарием, мы осмотрели двери и решили туда не заходить, опасаясь, что злоумышленники могут быть внутри. Мы послали одного из наших прихожан за господином сержантом, который обычно дежурит на перекрестке в квартале отсюда, а сами стали караулить у ворот. – Пока он все это рассказывал, они подошли к злополучному амбару, и Готт был представлен господину викарию.
– Что хранится в амбаре? – спросил его инспектор.
– Церковное вино, сорта «ЦВБР», добрый господин инспектор, – ответил викарий. – В сущности, это вино уже не принадлежит Церкви – оно куплено городскими властями для завтрашнего праздника и уже оплачено, так что даже если его похитили – это уже кража не церковного, а городского имущества. – Викарий произносил эти слова с оттенком удовлетворения, и Готт подумал, что с точки зрения служителя церкви, кража у горожан это гораздо меньший грех.
– Подождите-ка, – сообразил вдруг инспектор, – если это вино для завтрашнего праздника, оно же должно быть в этих огромных бочках? – Каждый раз, когда праздновался День Независимости, на центральной площади и главных перекрестках столицы выставлялись огромные бочки с бесплатным вином, которым власть угощала свой народ. Такую бочку, когда она полная, едва ли подняли бы и четыре цирковых силача, обычно поражающие зрителей своими упражнениями с огромными гирями. Перевозить подобные бочки можно было только четверкой лошадей, запряженных в специальную телегу. – Неужели кто-то мог похитить хоть одну из этих бочек? – с искренним изумлением спросил инспектор.
– Давайте скорее пойдем и посмотрим, – воскликнул викарий с тревогой в голосе, – кто-то ведь сломал замки на двери амбара!
Они вошли в сухое и темное каменное помещение, которое могло быть использовано и как лабаз, и как склад товаров или вина, и увидели ряды огромных винных бочек, выставленных вдоль стен.
– Пересчитайте и проверьте их, – распорядился инспектор, а сам, для порядку, да и просто для того, чтобы занять время, стал разглядывать сломанный замок. Это был добротный, большой и надежный замок, сделанный петерштадтскими мастерами. За время своей службы в криминальной полиции Готт видел огромное множество замков, вскрытых преступниками. Среди них были разбитые вдребезги и изуродованные до такой степени, как будто деревенский кузнец пытался перековать их в какие-то диковинные скобяные изделия, были аккуратно распиленные, разорванные мощным рычагом. Попадались, правда, к счастью – весьма редко и такие, по которым вообще нельзя было сказать, что их касалась рука преступника. Это были замки, вскрытые самыми высокими профессионалами, элитой преступного мира. С двумя такими мастерами своего дела Готту в свое время посчастливилось лично познакомиться, и он обоснованно полагал, что во всей Империи их не больше десяти.
