По команде Гомы клин двинулся вперед, сначала шагом, потом легкой трусцой и наконец быстрым бегом. Острие вонзилось в самый центр линии стигийцев. Линия дрогнула и распалась, атакующие дикари рвались вперед, перепрыгивая через тела погибших врагов. Вот уже выросла огромная куча трупов, истекающая кровью. Тех, кто ворвался во вражеские ряды первыми, ждала печальная участь. Но стигийские фланги уже смешались, и сильную оборону держать стало невозможно. Поэтому следующие ряды нападавших сумели расширить линию наступления и прорваться в глубь стигийского войска. Давление все усиливалось, и стигийцы разбивались на мелкие группы. Теперь уже дисциплина не имела значения, и солдатам, несмотря на всю их опытность и умение, было уже не устоять против обезумевших копьеносцев. Сметая на своем пути остатки стигийского войска, воины ворвались в город.
Как только проход был свободен, Конан и Гома вошли в город. Мирные жители в ужасе бежали, заметив опьяневших от крови воинов. А те и в самом деле не видели, кто перед ними — солдаты или простые люди, и рубили всех без разбору.
— Надо их попридержать, — заметил Конан, — иначе подданных у тебя не останется.
Гома пожал плечами:
— Городские жители поддерживали Набо. А резня все равно скоро прекратится. Есть одно правило, известное любому королю: убитых всегда есть кем восполнить. Рождается ведь больше.
Конан не нашелся, что ответить на эту дикую философию. На своем веку он редко встречал людей с мягкими, либеральными взглядами, а представления Гомы еще не самые жестокие. И в самом деле, после нескольких минут яростной бойни торжествующие победу воины успокоились, и убийства прекратились. Гома распорядился, чтобы командиры систематически прочесывали город. Ему нужны Набо, Агла и Сетмес, лучше живыми. Набо нельзя убивать ни в коем случае.
Осмотрев тела погибших наемников, Конан не обнаружил среди них офицеров — рыжебородого Копшефа и чернобородого Геба. Эти двое, значит, сумели вырваться и скрылись где-то в городе. Может быть, они там же, где Сетмес?
Во время прочесывания городских улиц воины Гомы наткнулись на нескольких оставшихся в живых стигийских наемников, попались и ярые сторонники Набо, его приближенные, которым была выгодна узурпация власти и гибель отца Гомы. С этими расправились безо всякой жалости. Наконец войско собралось перед башней. Когда Гома вышел вперед, площадь огласилась торжественными криками. Поднявшись на возвышение, он благодарил людей за приветствия. Потом, крикнув что-то в толпу, он еще раз опустил одежду и обнажил торс. И опять в толпе пронесся благоговейный шепот, люди склоняли головы и поднимали руки ладонями вверх.
Теперь этот знак увидел и киммериец. На груди у Гомы блестел черный шрам: волнистый трезубец, соединенный полумесяцем. Гома сделал Конану знак подняться к нему на возвышение.
— Я показал народу знак законной власти. Уже сто поколений на груди наследника вырезают этот символ, символ древнего покровителя горного перевала.
— Я такой уже видел, — сказал Конан.
— Сейчас я снова вызываю Набо на единоборство. В этот раз он должен принять вызов, потому что ему нечего терять. Ты будь начеку и следи, чтобы все было честно.
— Как хочешь, но ты ведь уже отвоевал свой трон в бою, зачем рисковать теперь?
— Набо был царем, пусть и узурпатором. Царя убить может только царь.
— Тогда пусть его к тебе подведут, и просто сруби ему голову, — настаивают Конан. — Будь же благоразумен! Ты не спал всю ночь, ты проделал длинный путь и дрался в битве. А он все это время только смотрел, как умирают другие.
— И все равно, таков обычай. Люди должны видеть мою победу и смерть Набо. Он должен умереть от моей руки в честном бою. Иначе я никогда не буду чувствовать себя на троне спокойно.
Его голос звучал твердо, и так же твердо он выкрикнул свой вызов тому, кто находился в башне. Наступила длинная, тяжелая пауза, потом внутри послышались какие-то звуки. Из ворот башни показалась процессия царских слуг: танцовщицы, прислужницы, фокусники, которых Конан уже видел раньше, палач в своей маске-черепе. Последним шел сам Набо, выступая с гордостью побежденного льва. Аглы видно не было. Конан заметил Кефи и подозвал переводчика к себе.
— Ты будешь мне переводить, — приказал он рабу.
— Ты станешь говорить с новым правителем через меня? — Его голос дрожал от ужаса.
— Да, ты верно мне служил. Послужи и теперь, и я скажу Гоме, что ты просто раб, и ничего больше, и что ты исполнял приказы бывшего правителя. Думаю, Гома не откажет тебе в милости. Всех сподвижников Набо он уже убил.
— Благодарю тебя, господин. — Кефи облегченно вздохнул.
— Теперь скажи, где мои друзья?
— И Сетмес, и правитель были очень разгневаны, когда ты так ловко бежал. Агла кричала, что их надо немедленно скормить озерному богу, но стигийский жрец приказал обязательно оставить в живых женщину. Набо сказал, что озерный бог слишком возбужден и надо, чтобы он опустился на дно и успокоился. Вчера вечером троих мужчин повели на жертвоприношение, но, несмотря на все старания Аглы, божество не показывалось. От этого она рассвирепела еще сильнее обычного и хотела убить их сама, но Набо запретил, он сказал, что их надо поберечь до завтрашнего вечера. А теперь он и сам не доживет до этого вечера.
— Я тоже так думаю, — сказал Конан. — А где Агла?
— Я не знаю. Когда царь вернулся с городской стены, где смотрел, как идет сражение, мы, все слуги, столпились в большом зале, чтобы узнать, что нас ожидает. Она пришла вместе с правителем, но потом исчезла где-то в башне.
— А жрец?
— Он пришел еще раньше. С ним были двое офицеров. Я видел, как они побежали наверх, туда, где держали пленников, а потом я их больше не видел.
— Порази его Кром! Что же он замышляет? — Конану хотелось поскорее проникнуть в башню и узнать, что с его товарищами, но сначала надо выяснить, чем все кончится здесь. Двое правителей с пением кружились в сложном ритуале, похожем на танец. Конан поинтересовался, что это значит.
— Когда цари вызывают друг друга на бой, они рассказывают всю свою родословную. Эти двое — дядя и племянник, поэтому родословная у них одна. Набо говорит, что трон принадлежит ему, то же самое говорит и Гома. Но это все только для вида, потому что каждому понятно: законны только притязания Гомы.
— А если победит Набо? — спросил Конан. — Что тогда?
— Тогда народ присягнет ему на верность, — ответил Кефи.
— Что? — воскликнул Конан. — После всей пролитой крови Набо все равно получит трон, если только победит в единоборстве?
— Конечно. Это значит, что его царствование угодно богам. Раньше мятежники тешили себя мыслью о том, что царский сын жив и скоро к ним вернется, но теперь, если он погибнет, заменить его никто не сможет.
