Андрей, задорно улыбаясь, обернулся к жене и, нарочито строго взглянув в ее смеющиеся глаза, вновь оседлал своего конька:
– Что?
– Да ничего, сэр, – с нарочитой серьезностью, подобно Элли, проговорила Анна.
– Вы что, сговорились?
– А чего тут сговариваться, если ты так уморительно себя ведешь, – не выдержав, прыснула смехом его жена.
– Ну уже и подурачиться нельзя. А может, я счастлив.
– И слава Создателю, что это так.
– Кстати, ты заметила круги под глазами у Элли? Видать, тоже не выспалась. Но вид довольный.
– Андрэ, – с укоризной, заливаясь краской и воровато взглянув на дверь кухни, проговорила Анна.
– Все, все. Буду серьезным.
Как падре Патрик умудрялся подбирать момент, было просто загадкой, но едва завтрак появился на столе, он был уже тут как тут. Элли привычно, сноровисто сервировала дополнительный прибор, и падре, по давно заведенной традиции, присоединился к их завтраку.
Однако традиция была нарушена несвоевременным появлением инквизитора. Святоша вошел по-хозяйски и с нарочитым смирением служителя Господа застыл перед сидевшими за столом.
– Брат Горонфло, доброе утро. Не присоединитесь ли к нашей скромной трапезе? – Как ни раздражал его вид инквизитора, Андрей все же решил проявить любезность.
– Доброе утро, сын мой. Благодарю, но я уже завтракал. Меня привели к вам неотложные дела.
– Что же, пройдемте в мой кабинет.
Пожелав остающимся приятного аппетита, Андрей решительным шагом направился к лестнице, приглашая инквизитора следовать за ним.
– Я слушаю вас, брат Горонфло, – едва закрылась за ним дверь кабинета, взял он быка за рога.
– Сэр Андрэ, я получил весть о том, что вы покинули крепость на границе со степью месяц назад, но вернулись вы только вчера. Чем вызвана такая задержка в пути? – Хотя в голосе инквизитора и звучали старательно изображаемые интонации смирения, подобающие слуге Господа, но сам вопрос прозвучал так, словно лицо начальствующее требовало отчета от лица подчиненного.
– Мы двигались не спеша, предаваясь кутежам и пьянству, отмечая свое возвращение. Грех, конечно. Но…
– Так долго?
– А что, мы должны были прибыть к какому-то сроку?
– Нет. Но все же почти два месяца…
– Ну и что?
– Этот путь для всадников не должен был превысить недели.
– Мы не спешили.
– А каким путем вы двигались, где особенно долго задерживались?
– Я что-то не понимаю, о чем идет речь. Вы что же, требуете от меня, чтобы я предоставил вам отчет о своих действиях?
– Помилуй бог, сын мой. Я просто интересуюсь.
– Вы приходите ко мне домой, отрываете меня от завтрака, заявляя, что явились по срочному делу, а вас интересует всего лишь то, где я пропадал два месяца. Подождите, брат Горонфло, – резко вскинув руку и пресекая попытку инквизитора заговорить, раздраженно бросил Андрей. – Начнем с того, что я и мои люди честно и полностью отслужили положенный срок под сенью креста нашей святой матери-Церкви. Смею вас заверить, отслужили настолько хорошо, что все пограничье по сей день восхваляет нашу службу. Трибунал святой инквизиции по косточкам разобрал то, как мы исполняли свои обязанности на границе, и признал наши действия достойными всяческих похвал. Но, как вы правильно заметили, два месяца назад наша служба была окончена, и я не должен и не намерен отчитываться перед инквизицией за свои действия. Единственный, кто может потребовать от меня отчета, – это мой сюзерен маркграф Йоркский. Конечно, если у инквизиции есть вопросы и я совершил что-либо, что могло бы бросить тень на мою праведность или праведность моих людей, то я готов предстать перед трибуналом и ответить на все вопросы.
– У инквизиции пока нет оснований вызывать вас на заседание трибунала.
– Тогда я повторюсь. Моя служба в святом воинстве окончена, и я не вижу причины, по которой должен отчитываться перед вами за свои действия. У вас есть еще вопросы, кроме этого?
– Нет. – В словах и движениях инквизитора не осталось и следа от еще недавнего показного смирения. Сейчас перед Андреем предстало истинное лицо брата Горонфло, и то, что видел Андрей, не могло его порадовать. Было понятно, что только что он нажил себе врага, хотя тот и не был ему другом. Все время, пока Новак отсутствовал, дознаватель только и делал, что копал под него, но сейчас он открыл личный счет к выскочке-рыцарю, а это уже было опасно. Андрей прекрасно осознавал все это, но сдержаться не смог.
– В таком случае прошу прощения, но я хотел бы закончить завтрак. Мне предстоит трудный день. Нужно объехать все владения и проверить, как велись дела в мое отсутствие.
– Конечно. До свидания, сын мой.
Когда Андрей, немного успокоившись, спустился к столу, он застал там хмурого и задумчивого падре Патрика и бледную испуганную Анну.
– Что-то случилось?
Анна, как и подобает примерной супруге, промолчала – ее воспитание не позволяло вести серьезные разговоры при посторонних, кем в сущности и являлся падре, несмотря на его близость их семье и его сан.
– Сын мой, только что ушел брат Горонфло.
– Это я знаю.
– Нам надо поговорить.
– Как хорошо началось: «Вызываем в Москву». И как скверно кончилось: «…самодеятельность»…
– Что ты сказал, сын мой?
– Я говорю, пройдемте в кабинет, падре.
– Ты не хочешь закончить завтрак?
– Позавтракал уже, – отмахнулся Андрей.
От благостного и игривого настроения, захватившего его с утра, не осталось и следа. Испортил его, разумеется, визит этого надутого индюка в инквизиторской рясе. А вот теперь свою ложку дегтя, видать, решил подлить и падре Патрик. Все бы ничего, но только это все сильно расстроило и напугало Анну, а жену-то он расстраивать не хотел никоим образом. Придется успокоить. Но потом. Надо сначала узнать, чего такого хочет сообщить ему падре.
– Я слушаю вас.
– Брат Горонфло вышел отсюда в очень плохом настроении, я бы сказал, что он был прямо-таки взбешен, хотя и старался спрятать свое бешенство под маской смирения. Но я слишком хорошо знаю этих людей, да чего уж там, если даже Анна это заметила. Что здесь произошло?
– Этот надутый индюк захотел, чтобы я отчитался перед ним, где я шлялся вместе с моими людьми в течение двух месяцев.
– Этот, как вы выразились, надутый индюк на деле является дознавателем инквизиции, и не самым плохим, и заводить в его лице личного врага я вам не советовал бы. Люди с куда более прочным положением и влиянием обломали о него зубы, а некоторые особо рьяные прошествовали на костер, причем живыми. – Говоря это, падре имел в виду, что приговоренных к сожжению на костре в основе своей перед этим умерщвляли, и только в особых случаях приговоренных сжигали живьем. – Так что вы ему ответили?
