— Хм… Забавный экземпляр! — заметил Ренки, с удовольствием беря в руки короткое грубое подобие мушкета, отличающееся, однако, огромным калибром. — Этой штуке, наверное, лет двести, видишь, тут еще вместо приклада шар, чтобы упирать в грудь. Интересно, неужели это чудовище еще стреляет? Смотри, тут даже замка нет, а чтобы выстрелить, надо сунуть фитиль, зажатый в специальном пальнике, вот в это отверстие! Настоящая ручная пушка!
— Выкинул бы ты эту дрянь от греха подальше, — пробурчал в ответ на эти восторги Готор. — Не дай боги, в руках взорвется. Что может быть глупее, чем погибнуть таким нелепым образом?
— Вот уж нет! — категорически отверг это предложение Ренки. — Это же настоящая редкость, подумай только, как она будет смотреться в моей коллекции!
— Тогда залей ствол свинцом или оловом. А то ведь не удержишься и попробуешь пальнуть!
— Это испортит ценнейший экземпляр! — помотал головой большой знаток и ценитель оружия. — Да не волнуйся ты так, если я и попробую стрелять, то сначала сделаю это со специальной подставки. А в общем-то все остальное тут — хлам!
Действительно, за исключением пяти больших лодок, на которых приплыли пираты, ничего особо ценного у них не было. А из собранного на поле боя оружия Ренки и Готор отобрали лишь десяток относительно новых мушкетов да три колесцовых пистолета, вполне пригодные к использованию. Ренки еще забрал себе абордажную саблю Большой Рыбы, да и то больше из-за огромных размеров, нежели в качестве оружия, которым стоило бы пользоваться.
Кое-что еще по мелочам наверняка прибрали к рукам солдаты, собирающие трофеи, — для удобного кинжала или ножа из хорошей стали всегда найдет местечко на поясе или в ранце бывалого вояки. Наверняка и карманы да сумки убитых и пленных обшарили, но, судя по состоянию одежды речных пиратов, едва ли сильно на этом нажились. Так что командирам стоило закрыть глаза на это нарушение дисциплины.
Впрочем, на лодках нашлись ценности совсем иного рода. Из трюмов были извлечены двое крестьян из прибрежного поселка, сильно избитых, но живых. А в личной каюте Большой Рыбы нашли женщину. Несчастная пребывала в беспамятстве, и, судя по ее истерзанному телу, едва ли хозяин каюты придерживался куртуазных правил в обращении с дамами. Один из освобожденных крестьян, увидев ее, сразу бросился к женщине, но так и замер рядом с гримасой ужаса на лице, не зная, чем помочь.
— Жена это его, — пояснил второй освобожденный пленник. — Не успели мы удрать. Эк же эти твари ее…
— У нас есть лекарь, — сочувственно сказал Готор. — Довольно хороший. Сейчас закончит с тяжелыми ранеными и посмотрит женщину.
— Дык… — покачал головой крестьянин. — Лекарь-то чего… В храм ее надо, тока там и помогут.
— А сможем ли донести? — засомневался Ренки. — Тут ведь у вас ни лошадей, ни повозок. А на руках тащить — так успеем только к утру. Да и по дороге растрясем.
— Вы бы меня отпустили, эфенди, — осторожно предложил крестьянин, не очень понимая, как вести себя с нежданными освободителями. — А уж я кого надо приведу.
— Ты свободен, — пожал плечами Готор. — А если нужна какая-то помощь, можешь не стесняться, спрашивай. Ты ведь знаешь, что с храмом у нас договор?
— Ну тогда я побегу, — кивнул освобожденный пленник и скрылся в темноте.
А приятели, постояв еще несколько мгновений и сочувственно помолчав, пошли разбираться со своими делами, ведь даже после такой несерьезной драки забот хватало.
Следующие три часа ушли на то, чтобы разобраться с ранеными, похоронить убитых и осмотреть добычу. Раненых была примерно дюжина, и насчет четверых лекарь сомневался, доживут ли они до утра. А убитых — всего трое, если, конечно не считать тех аэрооэков, что охраняли караван и прошляпили нападение. Наиболее стоящее оружие было роздано отличившимся солдатам в качестве трофеев (в основном аэрооэкам, фааркоонцы, вооруженные новейшими мушкетами, смотрели на разномастные «орудия пиратского труда» с заметным презрением).
А там уж и каша поспела, и усталые после боя солдаты подсели к кострам, чтобы набить брюхо, опустошить фляги с вином и выговориться после битвы. Хотя, конечно, есть ночью вроде как уже и поздновато, но это всяко лучше, чем ложиться спать на голодный желудок, зато с головой, полной впечатлений, страхов или радости оттого, что остался жив.
Но тут опять, как и ранним утром, всполошился караул (такой уж, видно, день сегодня выпал), послышали окрики, быстрая речь переговаривающихся людей, и на берегу появилась целая делегация местных жителей. В основном это были крестьяне окрестных деревень. Но мелькали и несколько иные фигуры. В первую очередь — примерно дюжина высоких крепких мужчин, довольно неплохо вооруженных мушкетами, пистолетами, протазанами и шпагами. Причем даже при свете костра Ренки смог отметить отличное качество оружия. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы опознать в этих людях опытных воинов. Даже не наличие оружия, а особая повадка, манера ходить и смотреть ясно давали понять понимающему человеку, каким ремеслом зарабатывают себе на жизнь эти люди. Эти воины сопровождали жреца. Как и Маздаак, этот жрец одеждой мало чем отличался от крестьян, однако весь его вид говорил, что человек он не простой и привыкший, чтобы ему подчинялись. Не как повелителю, но как лекарю, который держит в руках нити жизни и смерти своих подопечных, так же как монарх распоряжается жизнями своих подданных.
Не тратя время на расспросы и переговоры, жрец был препровожден к пациентке и занялся своим ремеслом.
— Жить будет, — объявил он безутешному мужу. — Этот лекарь сделал все правильно, хотя, конечно, ему недоступны снадобья, которыми располагаю я. Однако ее все равно надо отнести в храм, ибо душевные раны требуют исцеления наравне с телесными. Теперь вы, чужеземцы… Храм благодарен вам за то, что вы сразились с нашими давними врагами. Конечно, в этом был и ваш интерес, ибо они захватили ваши лодки. Но мы люди не мелочные и умеем быть благодарными. Просите! — закончил он с видом истинного монарха, лишь для потехи надевшего домотканые рубаху и штаны — одежду простых крестьян.
— Хм… У нас тоже есть раненые, — заметил Готор. — Если у вас и правда имеются какие-то лекарства, которые смогут быстрее поставить их на ноги, мы будем рады принять такую помощь.
— Хорошо, — пожал плечами лекарь. — Я осмотрю их и подарю твоему лекарю склянку особого бальзама, заживляющего раны. Но я вижу, что попросить об этом тебя заставил твой долг, сердце же твое желает совсем иного. Возможно, мы сможем посодействовать твоим мечтам.
