– Но нам нужно было всего пятеро и одна женщина. Ты был лишним, – повторил он.
– Что? – Нала уставился на него, не понимая ни слова из того, что сказал Бхим. И когда понял, это поразило его, как удар молота. Факел в руке Бхима, пламя позади него, запах лака в особняке. – Вы! – Нала попытался вырваться, но Бхим сжал его, как жалкую букашку.
Нала отчаянно задергался, чувствуя, как ногти Бхима впились ему в плечо. Он попытался закричать, но Бхим зажал ему рот рукой. В голове билась мысль: его сейчас задушат или Бхим просто раздавит ему кости? Зачем? – хотел спросить он, но не мог.
– Ты, должно быть, в замешательстве, – тихо сказал Бхим. – Эта игра находится за пределами понимания таких людей, как ты, Нала. Это проклятие королевской крови. Дурьодхана, – он буквально выплюнул это имя, – мой двоюродный брат, сослал нас сюда, чтобы лишить моего брата престола, который принадлежит ему по закону. Он наверняка планировал послать убийц, чтобы позаботиться о нас. Каждый кусочек еды, который мы съели, сперва пробовали другие, каждую прогулку по саду мы совершали во всеоружии, каждое письмо, которое мы пишем, зашифровано. Ты можешь представить себе такую жизнь, валка? О, вряд ли. Мы чувствовали, что убийцы все ближе к нам, и нас заперли здесь, как попугаев в клетке. – Внезапно горечь на его лице сменилась улыбкой. – Пока не появились ты и твоя семья. Шесть братьев и мать, – задумчиво протянул Бхим. – Нас тоже пятеро и мама. Твой Каани тоже высокий, как я, хотя после пожара это не будет иметь никакого значения. Это идеальная замена. На войне всегда погибают люди, Нала, а мы на войне. На войне, которая велась не на поле боя, а в этих стенах. Ты был для нас просто находкой. Идеальной приманкой – теперь мы можем действовать под прикрытием и получить союзников для войны, в которую хочет нас втянуть Дурьодхана. Но когда они придут сюда, выяснится, что лак и смола вызвали пожар, и Дурьодхану обвинят в поступке, который он и так собирался совершить. – Бхим довольно улыбнулся. – Я сам все это придумал. Теперь мои братья никогда больше не будут сомневаться в моем разуме. И ты со временем меня поймешь.
Нала слышал, как снизу, где были расположены палатки, раздавался крик «Пожар!», кто-то требовал ведра с водой, доносилось ржание перепуганных лошадей и неистовый лай собак.
– Ты хочешь что-то сказать? Что? – Бхим убрал руку от рта Налы.
Нала в этот момент вспомнил все, что он узнал о боевых действиях и самообороне в Меру, и изо всех сил впился зубами в руку, до этого затыкавшую ему рот.
– Сиськи Вайю! – заорал Бхим. – Ты покойник! Я собирался подарить тебе легкую смерть, но теперь ты заплатишь за все, лесная мразь! – рявкнул он, отступив на шаг. Нала ударил его ногой, попав не по яйцам, а чуть выше колена. Проклятье! Казалось, лодыжка треснула пополам, а Бхим лишь едва сдвинулся с места.
Зарычав, Бхим бросился на Налу. Голова Налы ударилась о землю, раздался треск, и он сплюнул кровью.
– Долбаная лесная тварь! – Огромный ботинок Бхима опустился на ребра Налы, и тот болезненно всхлипнул, чувствуя, как на него обрушился шквал ударов ногами.
Нала свернулся, как червяк, чувствуя, что не в силах дышать. Потом его куда-то потащили. Темное небо закружилось над головой. Его вытащили на балкон и подняли над перилами. Нала отчаянно забрыкался в руках великана, пытаясь сохранить свою жизнь.
– Возвращайся в грязь, где тебе самое место, – прошипел Бхим ему на ухо.
И Нала полетел вниз, туника развевалась и пламенем билась на коже. Он падал и кувыркался, и небо кружилось вокруг него. Особняк Кауравов, черное безлунное небо, серые скалы – все промелькнуло мимо, когда он пролетел сквозь деревья – те самые, которые пытался разглядеть несколько мгновений назад. Ледяной ветер ревел в его ушах и рвал волосы. Деревья кружились над ним, камни врезались в плоть, острые, как иглы, ветви вонзались в тело. Но ничто не замедлило его падения, когда он катился вниз по склону горы.
Но вместо того чтобы разбить себе череп о камни внизу, как это произошло бы при естественном ходе событий, он вдруг рухнул на осла, спускавшегося с вершины горы. Тело Налы, подобно удару молнии с неба, врезалось в спину несчастного создания. Испуганный осел отпрянул, потерял равновесие и, панически заревев, скатился в ущелье внизу. Так бедный осел спас жизнь Нале, приняв вместо него судьбу, которую ученику Меру уготовил Бхим.
I
Прикрытые ненадежными навесами лачуги без окон облепили стены Воронов, как старые шлюхи. Поднявшаяся по щиколотку вода потоками стекала по склонам. Ливень сорвал цветы с растущих вдоль улиц карликовых деревьев, окрасив дорожки в ало-белые тона. Суровые владельцы притаившихся во влажной тени винных погребков, борделей и гостиниц, выстроившихся вдоль дорог, ведущих из Хастинапура в лес, молча наблюдали, как мимо спешили две охваченные смертельным страхом фигуры. К счастью для беглецов, они никого не встретили по дороге, кроме нескольких несчастных мулов, а городские стражники, стоявшие в своих черных куртках на вершинах сторожевых башен, были только рады, что их отделяет от земли такое расстояние.
Обе фигуры были обмотаны бинтами, наспех сделанными из разорванных простыней и одежды. Повязки на лицах и руках насквозь пропитало вареное, все еще теплое пюре из помидоров. Пах у обоих беглецов тоже был щедро смазан помидорами. Хромать по улицам, будучи обмазанным помидорами и обмотанным бинтами из тряпок, было отвратительно, но иначе скрыть сбежавших из города дэва и решта с золотым нагрудником было невозможно.
Проклятие Раваны считалось неизлечимой, вызывающей дикую боль болезнью, и к тем, кто был им заражен, относились еще хуже, чем к прокаженным. Попытайся они войти в город, и их бы встретили стрелами, а вот если они покидали, стражники совсем не были заинтересованы в том, чтоб с ними побеседовать.
– Искренне сочувствую тем, кто действительно страдает от этого недуга. Ужасно, что люди нас так избегают, – сказал Савитр Лайос. – Возможно, этому предпочтительней смерть?
Карна, занятый мыслями о собственной смерти, ему не ответил. Что, если Яма сейчас придет за мной? Доказал ли он кшарьям, что он лучший воин, чем они? Нет. Удалось ли ему освободить рештов от оков касты? Нет. Будут ли люди вообще помнить
