– А зачем нашему князюшке земли новые? – искренне удивился Лисовин. – Со своими бы справиться.
– Так положено писать, – смутился Ивашка. – Сие – традиция!
– А-а-а, – уважительно протянул дружинник. – Это да.
«И были на ладье тридцать и ещё три воина великих, мужа сильномогучих, что ни в сече, ни в гульбе никому спуску не дадут, и не помрачат славы земли нашей пред народами чужими, и землями ненашенскими».
– А что, земель тоже надо стесняться? – удивился незаметно подошедший невысокий человек с выбритой головой, на которой змеился длинный черный чуб.
– А как же, – степенно отозвался Лисовин. – Она хоть и не наша пока, но все-таки матушка. Ты, хлопец, читай дальше.
«И пошли ватажники по Реке Великой, что несла свои воды из ниоткуда в море-Акиян…»
– Так уж и «из ниоткуда»? – усомнился кто-то из собравшейся вокруг команды.
– Михайло! – возмущенно повысил голос Геллер. – Ты же с нами ходил к истоку, чего же спрашиваешь, сам должен помнить.
– Вот и спрашиваю, – замялся вытолкнутый вперёд человек, – Поэтому и спрашиваю, что ничего не помню.
– Не помнишь? – удивился Спесь Федорович. – Ты что? А как тебя хотели у тех людей оставить, потому что на священного зверя медведя похож, тоже не помнишь?
– Так поэтому и не помню, наливали-то мне поболе, чем всей дружине, – совсем смутился Михайло, который и по комплекции и по шерстистости действительно напоминал добродушного сытого медведя.
– Да ты не расстраивайся, – похлопал его по плечу казак. – Никто ничего не помнит.
«И попались на пути богатырям нурги нечистые, и громко лаялися они, вызывая на бой неправедный. Ибо не может быть бой праведный, коли кличут на него ради грабежу и разорения. И крепко разгневались воины наши на задир сих, и с помощью слова увещающего да рук крепких, разъяснили заблуждающимся путь их дальнейший, а заодно и познакомили с богиней греческой земли, что Гигиеной зовется. Прониклись нурги сии почтением к чуждой им богине и, смиренные, продолжили свой путь неведомый. А дружина наша продолжила путь свой славный, и в Акиян седой вышла, врагам на унижение, друзьям на помощь. Хоть и радеяло племя нечестливое заборонить нам дорогу, но рассеялись вороги те, лишь заслышав голос скальда громкоголосого. Ибо нет преграды ватажникам нашим, что поспешают волю пославшего их исполнить».
Тут все снова оживились, и советы посыпались такие, что молодой волхв поминутно то краснел, то бледнел, пока вновь не вмешался Геллер:
– А ну цыть, охальники! Неча парня с толку сбивать, атаман сказал, чтобы писал только то, что видел.
– Да что ты, Володимир, шо мы-то? Коли не убачил сам, пущай спросит, – примиряюще поднял руки Непейвода.
Очередной спор разгорелся вокруг морского змея. Даже Лисовин и Геллер согласились, что нету змиев, есть только аспиды, ну, в море могут быть и левифаны. Но тут веское слово сказал скальд. Был он добродушен, но говорил уверенно:
– Эт вы бросьте! Какие-такие аспиды в море-акияне? Все аспиды только по суше и ходят, а в воде тонут они, не успев даже «мяу» сказать.
Лисовин принюхался к кружке, в которой плескалась причина добродушия, завистливо вздохнул, но всё-таки возразил:
– Да какие на суше аспиды, мелочь одна. А вот в море глянешь – и сразу скажешь, что аспид вылитый. Да и не ходят аспиды, ног-то у них нету!
Бережно поставив кружку рядом с собой, Эйрик откинулся спиной на доски борта и глубоко вздохнул:
– Ногов, говоришь, нема? Ну-ну. А вот как-то пошёл я на Кудыкино болото, надо было мне тростника срезать. Не успел до камыша дойти, а оттуда… Вываливается аспид, да не аспид, а прямо-таки аспидыще, и давай на меня шипеть! Я сразу же ноги в руки и подальше! А он не отстаёт! Я бегом, и слышу, как он ножищами сзади топает! Вот-вот догонит…
– Так спел бы ему, – робко посоветовал Ивашка.
– Ах, вьюнош, – выдохнул скальд после доброго глотка, – Я бы с радостью, но новую вису я только складывал, а петь старые… Даже аспиду нельзя, ибо моветон станется. Ну, отступил я на заранее подготовленные позиции, иду себе дальше, у Локи мёд вымаливаю, и тут – бац! А передо мной аспид…
– Обогнал что ли? – ахнул кто-то из восторженных слушателей.
– Не-а, другой. Но тоже аспидыстый такой, дальше некуда. И говорит он мне человеческим голосом…
– Хм-м-м, – негромко протянул Геллер, но скальд услышал и быстро исправился:
– То есть, нечеловеческим голосом: «Куды прёшь, мил человек? Всю картоплю истоптал, зверь ты арапский!» И вытягивает из-за спины дубину, сучковатую-сучковатую.
От смеха Непейвода сел на палубу и, всхлипывая, произнёс:
– Так вот за что тебя дядько Панас по улице гнал!
– И никакой он не дядька! Аспид самый натуральный. Понасадили своих картоплей, честному человеку и пройти негде.
Эйрик попытался выжать из кружки пару капель, обиделся и никак не ответил на замечание Лисовина, пытающегося вернуться к началу рассказа:
– Насчет Локи не знаю, но что возле того болота Ведмедь-бортник свои колоды поставил, это я слышал…
– Так что писать, паны коханы? – взмолился Ивашка. – Кого я всё-таки видел? Змея, аспида или Левифана?
– Кого видел, того и пиши! – веско припечатал Гриць и, чем-то встревоженный, повысил голос: – А ну тихо! Слухать буду.
Тут же на лодью упала тишина, стих даже свист ветра в веревках, которые все почему-то назвали снастями. Казалось, даже волны уже не задорно плескались о борт, а на цыпочках подбегали, чмокали и, пристыженные холодностью дерева, опадали. И белые птицы спустились ниже, прямо к волнам, будто заинтересовались причиной молчания.
– Буря будет, – помрачнел сусанин. – Хоть краткая, но сильная. Вона какие облака растрепанные, как коты по весне.
Спесь тоже нахмурился, но с надеждой спросил:
– Может быть, погребём, уйдём с пути, пусть без нас тут веселятся.
– Не успеем, давай, атаман парус спускать да и крепить всё. Авось пронесёт, не в первый же раз.
Тут из-под кормы донесся такой разухабистый, развеселый свист, что все вздрогнули. А Гриць широко и радостно улыбнулся.
– Знамо, переживём! Вот и звери наши подоспели. Спесь Федорович, уважь ребятушек, вели рыбки им дать. Речная им по нраву.
Но Кудаглядова не надо было убеждать, похоже, он и сам был рад. Кормчий подошёл к борту и низко-низко поклонился:
– Ой, спасибо, звери морские. Не оставьте нас во время лихое и примите угощение скромное в знак почтения к службе вашей вечной.
«Пиши, что видишь!» – вспомнил Ивашка и кинулся к борту. Не успел он наклониться, как прямиком в лицо чуть не уткнулась хохочущая рыба. Весело прочирикав что-то на своём языке, она ловко схватила севрюжку и, блеснув черной лоснящейся шкурой, скрылась в воде. На её месте возникла новая радостная физиономия. Волхв понаблюдал за весёлой толкотней и, невольно улыбаясь, отошёл к Геллеру, сосредоточенно мотающему бечеву вокруг двух деревяшек, связывая их.
