Очень не хотелось тратить патрон, но лечить истерзанную руку или ногу хотелось ещё меньше. Я наставил обрез на неё, ожидая расстояния, на котором ущерб от облака дроби будет максимальным, а вероятность промаха — минимальна.
— Альма, фу! Фу! Ко мне! — Не вставая с земли пацан закричал высоким, но хриплым голосом. Как будто был простужен. — Не стреляйте, пожалуйста!
Собака затормозила и, продолжая рычать и демонстрировать кривые клыки, боком двинулась к мотоциклисту.
— Берите, всё что нужно, только не стреляйте в Альму, пожалуйста! — Взмолился парень. С ошалелым видом он привстал на локте, держась другой рукой за грудь. — Мне без неё конец!
Овчарка встала боком возле пацана, и он, обняв её, запричитал:
— Там в люльке есть консервы и конфеты… Берите всё что нужно… Только не стреляйте…
— Карманы выверни.
— Я без оружия…
— Выверни карманы, говорю! Куртку снимай! — Не то чтобы я пожалел его собаку… Просто патрон мне было жаль гораздо больше.
Я только что отдал себе отчёт в том, что парень был весьма неплохо одет, по сравнению с остальными местными. И до того, как оказаться в дорожной грязи, был чист. Совсем целая дешёвая куртка из кожзама, имитирующая мотоэкипировку. Почти не ношенные джинсы. Берцы — как будто только что с магазинной полки. Расчёсанные на пробор белесые волосы были недавно вымыты. Лицом парень походил на лягушонка — широко расставленные глаза, маленький курносый нос и широкий рот. Того и гляди заквакает.
Он поднялся и покорно вывернул карманы куртки и штанов. Растегнув куртку, показал, что под ней у него только заправленная под ремень футболка. Тоже новая.
— Алина, выходи и лезь в коляску. — Я не сводил с него стволы.
За спиной зашелестели заросли. Но вместо того, чтобы услышать чавкающие шаги, отдаляющиеся в сторону мотоцикла, я понял, что она идёт к нам.
— Садись в коляску, не слышишь, что ли!
— Я же говорила, что не все тут отморозки! Видите, он без оружия. Не ругается. Готов нам помочь. Вы его тут просто так бросите?
Ох, доброхоты. Ничему вас жизнь не учит…
— Ничё, не пропадёт. Пусть спасибо скажет, что цел остался…
Я уже собирался как следует рявкнуть на неё, чтобы перестала выступать, как вмешался пацан. Придерживая собаку за ошейник, он сначала с удивлением рассматривал меня, не в состоянии поверить, что перед ним взрослый и, при этом, не жора. А потом не менее удивлённо уставился на Алину. Разглядывая её с головы до ног, он быстро заговорил:
— У меня дома много всего полезного. Еда, лекарства, одёжка всякая… И баня есть, колодец чистый… Это у вас двенадцатый? — Он показал на обрез и ружьё на шее у Алины. — Тогда и патроны найдём…
— С таким счастьем и на свободе? — Я скептически оглядел щуплую фигуру парня. Старшеклассник, но грудь впалая, сутулится. Руки худые, плечи острые. Только роговых очков не хватает до полного комплекта забитой школьной омежки.
— Меня не трогают. Со мной лучше дружить. Из-за неё. — Он потрепал овчарку за ушами, но она продолжала сосредоточенно смотреть в нашу сторону, время от времени тихо рыча.
— И прям вот так боятся, что до сих пор не пристрелили обоих-двух?
— Не боятся… Просто она умеет находить… Всякое… Полезное. А слушается только меня. — Не давая мне опомниться, и заметив сомнения, он продолжил горячо тараторить. — Не оставляйте меня тут, пожалуйста. Я вам помогу, мне не жалко. Тут недалеко. В Липовке мой дом…
И замер в ожидании своей судьбы.
— Тёмные века заканчивались, когда люди научились договариваться… — Напомнила мне Алина шёпотом, тихонько дёргая за рукав.
Глава 4. Не банный день
Примерно через час мотоцикл тормознул у калитки старого деревенского дома. У этого, в отличие от всех остальных вокруг, в окнах были целые стёкла. И решётки.
—…Поэтому никто тут больше не живёт. — Закончил свой рассказ парень, представившийся Шуркой. — Все разбежались. Кто к степновским, кто к советским, кто к безымянским. Теперь тут как бы ничейная земля. Все со мной имеют дело, но я никому не подчиняюсь.
Со связанными кабельными стяжками руками он сидел в люльке в обнимку со своей собакой, удерживая ту от необдуманных поступков в отношении меня или Алины.
— Открывай. — Я заглушил двигатель и слез на землю, держа обрез наготове. Алина осторожно встала за спиной, прижимая к себе мешок с консервными банками и пакетом карамелек.
Шурка неуклюже выбрался из коляски, тихо скомандовал «рядом» и открыл щеколду. Альма, игнорируя наше присутствие, выпрыгнула и села у его ног.
— Нет тут у меня никаких ловушек. — Он широко улыбнулся своим лягушачьим ртом, обнаружив недостаток двух передних зубов с левой стороны. — Я же говорю, со мной все дружат. Я и дверь-то запираю только от жор.
— Зубы по дружбе выбили?
— Да был один придурок, давно. Так его свои же за это и прирезали. С тех пор никто не тупит. Проходите, я пока Альму пристегну.
Он пошёл по двору к собачей будке и посадил овчарку на толстую цепь, щёлкнув карабином на ошейнике. А потом сам полез руками в будку и начал нащупывать там что-то под крышей.
— Замри. — Я щёлкнул курками.
Он замер, обернулся и опять растянул рот до ушей:
— Да я ключи тут прячу. От дома. — И медленно вытащил руки наружу, демонстративно гремя связкой.
— Вы ему всё ещё не доверяете? Почему? — Шепнула мне Алина, пока пацан отпирал замки.
— Добрый. Слишком. Такие не выжили.
Мы осторожно прошли в дом вслед за хозяином, пригнувшись в низком дверном проёме. Шурка опёрся на дровяную печь и провёл миниэкскурсию:
— Там две комнаты с кроватями. — Он мотнул головой на дверь, ведущую из кухни, с которой начинался дом. — Всякие шмотки в сундуке, сами увидите. Берите, что хотите. Будете есть — вон в шкафу ещё всякое съедобное — плотно всё закройте. И заслонку печную тоже. Ничего не жарьте и не разогревайте. Это, наверное, и так понятно…
Он подождал ответа. Я кивнул. Подросток махнул руками на окно и продолжил:
— Вон там баня. Бак уже с водой, надо только натопить. Можно помыться, постираться. Если хотите…
— У бабушки такая же была. Надо чтоб вода закипела и скоро будет пар. Я сначала боялась в баню ходить, жарко же. А потом привы… — Выпалила Алина скороговоркой, но под моим взглядом оборвалась на полуслове.
Шурка продолжил улыбаться, разглядывая девчонку. Не нравился мне его взгляд. Хотя мне у всех подростков взгляды не нравятся в последнее время.
— Мы тут ненадолго. Поедим, соберёмся и дальше. Ты говорил, что патроны есть. Где?
— Я говорил, что сможем найти. Это надо с Альмой ехать, у неё и на них нюх. Тут в соседних посёлках у многих стволы. Но они нелегальные… были… Спрятаны так, что если не знаешь где искать — хрен найдёшь. А в Липовке мы уже всё обшарили. — Он продолжал пялиться на Алину. — Оставайтесь, куда вы потом на ночь глядя. Темнеет-то ещё рано. Отдохнёте, а завтра сгоняем куда-нибудь за патронами.
— Давайте останемся, пожа-а-луста! Когда ещё так получится… — Начала шёпотом канючить Алина. — Я уже забыла, когда толком могла помыться… И ноги всё-таки болят…
До заката, по моим прикидкам, оставалось пара часов. А если этот ушлый паренёк, как он говорит, всё тут обыскал, то в местный колхозный гараж смысла лезть нет. А вот байк его нам пригодится.
— Бензина у тебя много?
— Смотря куда вам надо. Вы куда идёте вообще? — Шурка оставался приветливым и открытым. Чем настораживал меня всё больше и больше. Слишком щедрый. Так расщедриваются только те, кто на самом деле рассчитывает не отдавать ничего. А наоборот, прикарманить то немногое, что есть у вас. На память лезли рекламы финансовых пирамид — актёры в них были точно такими же приветливыми, отрытыми и щедрыми.
— Не важно. Заходи в комнату. Не в ту, в которой сундук.
Он пожал плечами, обречённо вздохнул и потопал за дверь. Как только он зашёл внутрь небольшой комнатки, я закрыл за ним дверь и подпер её поленом понадёжнее.
