пошла. Бьется во всю мочь, может до самого главного негодного врага… который есть на поле боя, прорваться хочет. Наши всадники рубятся не хуже, чем делали сине-черные воители с далекого юга прошлым летом… Только сегодня наших мало… очень сильно меньше, чем этих… пришлецов имперских, которые…
– А пехота? – если бергера не перебивать, да еще дать отдышаться, он станет говорить обо всем по порядку, пока не доберется до главного. К зиме. – Где пехота?
– Наша – как должна была стоять, так и стоит, против сине-зеленой, которая множественная, – отдышавшийся Щеголь на глазах обретал достойную воителя степенность и многословие, – почти так, как было у нас в конце весны. Пешие птицы сильно давят наших, но это не самое нехорошее и опасное. Чуть не вся их вторая линия назад развернулась и делает наступление против нашей конницы… Это все сейчас происходит на лугу, который очень сухой и большой, и это хорошо, потому что на нем можно долго уворачиваться и хитрить, если уметь это делать. Только любая веревка имеет свой второй конец, и нашу конницу, если не произойдет ничего чудесного, зажмут, как получилось при Хённе, а тогда произошла большая и нехорошая беда.
Рейнхард только и смог, что кивнуть. Скученная, лишенная пространства для разгона, зажатая со всех сторон кавалерия – это и впрямь смерть. Зачем явно не склонному к самоубийству Савиньяку понадобилось без предупреждения срываться с места, никакой разведчик не объяснит, да не так уж оно и важно. Главное – задуманного постепенного отступления не будет. Значит, не будет и внезапного удара по преследующим отходящую кавалерию «павлинам». Но тогда за каким Змеем здесь торчать?
По-хорошему, нужно либо ждать, либо мчаться в ставку, и желательно самому – доложить об увиденном и запросить новый приказ. Должен же Манрик знать, что делать, только пока туда сгоняешь, пока обратно… А потом еще добираться, куда пошлют – тоже время. А куда, кстати, пошлют? Не в обоз же!
Собираясь с мыслями, Рейнхард обвел взглядом своих «капитанов». На насупленных рожах – всех четырех – отчетливо читалось: «там рубятся насмерть, а мы что? На кой вообще сюда шли?»
– Вы всё слышали? – спрашивая, фок Варзов уже знал, и что ему ответят, и что он прикажет. – Говорите.
– Смысла в нашей засаде больше нет никакого, – на этот раз Ульрих был предельно краток: если все ясно всем, зачем объяснять? Стоящий рядом Кнуд просто засопел и вперил взгляд в полковника. Приказы своего командира бергеры исполняют всегда. Они простоят, сколько велено, молча, без вопросов и тем более без советов. Скажут уйти – уйдут, но их внуки будут знать, что в жилах тех, кто проиграл у Каделы, текла не кровь, а собачья моча, и ведь не поспоришь.
– Раз нет приказов, – будничным тоном объявил Рейнхард, – думаем своей головой и решаем. Поднимайте людей.
5
Будь капитан Хейл один, он бы не выдержал, разразился б от охватившей его злости последними ругательствами, может, и кулаками бы потрясал, и Создателя хулил. Но когда на тебя смотрят под сотню парней, которых надо куда-то вести, поневоле зажмешь себя в тиски. Пусть до поры до времени думают, что все идет, как надо.
Стивен покосился туда, где парой минут назад реял полковой штандарт, и коротко рявкнул:
– Спускаемся и строимся прямо у подножья, не дальше. Выполнять!
Хмурые десятники без лишних вопросов кинулись к своим десяткам, лишь Варден на правах помощника задержался, но ничего не спросил. Стоял, холера такая, и ждал, словно от командира сейчас что-то зависело. Ну и дождался.
– Проследи, – ледяным тоном велел Хейл, – чтобы дальше подножья не разбежались.
Варден понял, что лучше убраться, и убрался, а, может, не понял и честно помчался выполнять приказ. Непонятный, тошный, но другого-то нет. Ну всё, зашевелились…
Суета, толкотня, резкие выкрики. «Быстрее, быстрее!..» Рота с топотом и звоном шустро сползает вниз по склону, держать ряды нет и в мыслях. Ладно хоть не бегом, а то вовсе бы в рыночную толпу превратились. Под ногу суется непонятно откуда взявшийся на холме корявый сук с бурыми увядшими листьями. Очень хочется пнуть, но пинающий сучья, камни, мешки офицер – дурной знак для подчиненных. Если нет сил ходить бодрячком, держи морду каменной, но не бесись. Не бесись, кому сказано!
Стивен спускался, глядя прямо перед собой и печатая шаг, будто на торжественном проходе. Те, кто оглядывался, его видели, а оглядывались многие. Командир отходит последним, с обнаженным клинком. Кто и когда это придумал, Хейл не представлял, но шпагу вытащил – тяжелый длинный клинок с надежно прикрывающим руку корзинчатым эфесом в простом «надорском» стиле, даже без простеньких украшений, допускавшихся ноймарами. Строгая красотка прошла с хозяином все три северные кампании, чудом не пропала при последнем ранении и теперь словно бы напоминала: «бывало и хуже». Ну да, бывало, именно поэтому сегодня так быть не должно.
Вот и подножье. Добрались быстро, но это было самым легким, дальше пришлось вместе с Варденом и десятниками орать, останавливая особо разогнавшихся. Остановили, перевели дух, вновь построились. Капитан трижды прошелся вдоль строя, теньент проверил задние шеренги. Вроде бы все на месте, вроде бы молодцы…
То, что отступать тоже надо уметь, Хейл понял в свой первый северный год, а теперь и сам научился, и людей своих научил, при взгляде на соседей это стало очевидным. Слева и справа с холма скатывались остальные роты полка. Порядка там было заметно меньше, а начальственного ора соответственно больше. Дальше – та же картина, вся пехота центра Второй Южной в спешке, вразнобой покидала позиции. Чтобы лучше видеть, Стивен поднялся по склону шагов на десять – полковой штандарт на новом месте уже укрепили, но полковника под ним не было. Убыл к соседям? К начальству?
– Что там с пушками? – подоспевший Варден силился разглядеть соседний холм. – Их-то хоть «павлинам» не оставили?
– Леворукий знает, – орудия были выкачены вперед, их так просто не утащить. – Поворачиваться и уходить на виду у неприятеля… без издержек не выходит.
– Любопытно, – приятель наверняка считал, что улыбается, но на самом деле скалился, – насколько смешно это безобразие выглядит с той стороны?
– От смеха «павлины» вряд ли помрут, – в свою очередь оскалился Стивен, – но повеселятся изрядно.
– А мы? Дальше-то что? Только на Леворукого со Змеем не кивай.
– Могу на Манрика. Хочешь?
Дурацкий разговор оборвался, не перейдя ни в смешки, ни в перебранку; наступило новое время ожидания, и отнюдь не в том духе, что проповедует церковь. Чтить никого не хотелось, а вот проклясть…
– Слушай, а если вверху, на гребне, возьмут и объявятся «павлины»? – опять не выдержал Варден. – А мы тут топчемся, ни вперед, ни назад?
Ответ у капитана имелся, причем вполне тянувший на богохульство.
