Горм нагнулся к женщине, провел дрожащей рукой по ее белой щеке и вздохнул:
– Она была очень красива. И молода. А скольких мальчишек могла бы выносить! – Он помолчал и продолжил: – Эта гадина лишила ее сердца. Надо отнести несчастную в поселение. Придется провести долгий и сложный обряд, чтобы душа ее утешилась. Иначе и на Серых Равнинах ей придется страдать.
Конан легко, словно ребенка, поднял женщину на руки, повернулся и молча двинулся назад. Ньорд почему-то шепотом спросил Горма:
– А что за обряд? Я никогда о нем не слышал.
– Я не знаю всех подробностей, – ответил старик, – но наверняка общими усилиями мы вспомним. Надо поймать олениху и взять ее сердце. Олени – благородные и добрые существа. И глаза их напоминают человеческие. Но все же они животные, и поэтому воспользоваться сердцем оленихи можно. Потом его кладут в снег, чтобы показать Имиру. Если на другой день оно не исчезнет, значит, Ледяной Гигант не возражает против такого обмена. Сердце надо поместить в грудь умершего, произнеся при этом заклинание. Вот его-то я и не знаю. Но надо поговорить со стариками. Может, кто-нибудь и подскажет.
Больше до самых ворот они не проронили ни слова. Выбежавшие им навстречу люди приняли из рук Конана тело несчастной, чтобы подготовить его к погребению. Горм направился к старикам, чтобы узнать у них что-нибудь, а Ньорд и варвар устроились за столом и, потягивая поднесенное им пиво, принялись обсуждать дела. Они решили, что завтра пойдут охотиться на олениху, а затем Ньорд вернется домой, взяв с собой Горма. Конан останется здесь, чтобы охранять поселение. Ему на смену Ньорд пришлет десяток воинов из своей дружины.
– Пусть не торопятся, – предложил Конан. – Дня три-четыре я поживу тут, осмотрюсь. Если медведь появится снова, сам с ним управлюсь.
– А оружие? – напомнил ему Ньорд.
– Здесь тоже есть кузнецы. Надо им сказать, чтобы приготовили все необходимое.
Вернулся Горм. По его сияющему лицу было видно, что у него все получилось. Старик с порога заявил:
– Мне сказали, что неподалеку отсюда живет древняя бабка. Она знает все на свете, и в том числе нужные заклинания. Надо срочно послать за ней кого-нибудь.
– Кого посылать? – отозвался Ньорд. – Все так боятся медведя, что никто не выйдет за ворота.
– Не все, – напомнил Горм. – За нами-то пришел мальчишка. Днем оборотни не бродят.
– Тогда пусть сбегает.
К вечеру мальчик привел с собой дряхлую старуху, которая, глядя на всех исподлобья, заявила, что мужчины при обряде присутствовать не должны. От них требуется только добыть сердце, а потом они могут убираться на все четыре стороны. Она все знает и умеет и при помощи ближайших родственниц погибшей прекрасно справится. Такие случаи бывали когда-то давно, и все обходилось благополучно. Во всяком случае души умерших никого не беспокоили.
На следующий день Конан и Ньорд принесли в поселение молодую и очень красивую олениху. Они отдали ее старухе, и та буркнула под нос что-то, отдаленно напоминающее слова благодарности. Ньорд с Гормом вернулись домой, а Конан остался охранять женщин и детей. Даже страшные события последних дней не помешали ему заметить, сколько прелестниц окружает его и какие выразительные у них улыбки. Днем он намеревался исследовать окрестности в поисках логова хищника, а ночью… На ночи он строил особые планы.
Когда начало темнеть, Конан сам закрыл ворота и для надежности припер их изнутри увесистым бревном, которое едва доволок до места. Если медведь снова полезет к людям, ему придется изрядно попотеть, прежде чем ворота откроются. Но все предосторожности оказались напрасными. Ночь прошла спокойно, и киммериец пожалел, что провел ее в одиночестве. Впредь, решил для себя варвар, он будет умнее. В конце концов, еще ни одна женщина не вскружила ему голову настолько, чтобы он забыл об опасности. В крайнем случае, подождет немного. Он нисколько не сомневался, что одолеет хищника, и не очень-то доверял разговорам Горма об оборотне, даже несмотря на то что увиденное ими накануне было по меньшей мере странным.
В дом его утром не пустили, ибо там готовились к необычному обряду погребения, и мужчине нельзя было на него смотреть. Собственно, Конан и не собирался провести день под крышей. Он взял оружие, кое-какую еду и направился в лес. До самого вечера бродил он по чаще, заглядывая под каждый куст, внимательно осматривая каждую кочку, но так ничего нового и не обнаружил. Медведь словно сквозь землю провалился. Никаких следов.
Когда киммериец вернулся, обряд уже был закончен и даже короткая тризна, и та завершена. Его встретили радостно, ибо все решили, что своим спокойствием обязаны именно тому, что их охраняет могучий воин, которого испугался даже такой сильный и кровожадный зверь. Женщины, оставшиеся без мужчин, так и льнули к нему, и Конан вовсе не собирался отказываться от радостей, которые мог получить от истосковавшейся по ласке прелестницы.
С видом хозяина гарема он окинул взглядом окружавших его женщин, и одна из них показалась Конану наиболее привлекательной. Ее пышные золотистые волосы были распущены по плечам, а в серых больших глазах светилось такое сильное желание, что молодой воин не смог устоять. Он шагнул к женщине:
– Как тебя зовут?
– Гельдис.
– Не подашь ли ты мне ужин? И пива.
– Сейчас принесу, – ответила женщина и лукаво улыбнулась.
Когда она вернулась с блюдом, которое едва несла, настолько оно было заполнено всевозможной снедью, киммериец попросил ее:
– Останься. Посиди со мной. Мне предстоит долгая ночь. Одному скучно.
Гельдис звонко рассмеялась, прекрасно понимая, чего хочет от нее варвар, и мгновенно согласилась. Они довольно долго разговаривали, пока Конан насыщался, а потом женщина придвинулась к нему поближе и смело положила голову на мускулистую грудь киммерийца. Его словно обдало жаром, сильное желание перехватило горло и затуманило взор, и Конан прижал женщину к себе. Она высвободилась и шепнула:
– Не здесь. Пойдем.
Взяв его за руку, Гельдис направилась по темному коридору и остановилась перед какой-то дверью.
– Это моя комната, – пояснила она. – У меня был муж, и мы с ним жили здесь. Но он погиб. Я теперь одна.
– Была одна, – рассмеялся Конан и решительно толкнул дверь.
То ли медведь на самом деле не приходил и в эту ночь, то ли киммериец ничего не слышал, но до утра в доме было тихо. Если бы хищник попытался сломать ворота, ему бы не поздоровилось. Конан провел такую восхитительную ночь, что превратил бы в лепешку любого, кто осмелился бы вырвать его из жарких объятий. Варвар чуть не захлебнулся в бурном потоке ласки, которую изливала на него Гельдис. Такой необыкновенной женщины ему еще не доводилось встречать, хотя любовному опыту Конана мог бы позавидовать любой сластолюбец.
