Она издалека заметила шатры Джебора. Маленький караван остановился, чтобы приготовиться ко входу в город.
Джебор и его друг Ханфий, с которым он вместе ездил в Вендию и Кхитай, не были простыми иноземными купцами, и не могли позволить себе после двухлетнего отсутствия появиться в городе в будничном виде. Нужно было нарядить верблюдов, стряхнуть с тюков пыль, привести себя в порядок.
Джебор обещал освободить ее вместе с сыном, если она будет хорошим соглядатаем. И ей ничего не оставалось, как пойти на риск. А риск действительно был огромен, ведь если бы Лилува прознала, кому принадлежала раньше Цецилия и чье клеймо находится у нее с внутренней стороны бедра, она бы поняла, чем на самом деле занимается рабыня. И не имело бы значения, на кого она шпионит. Достаточно было бы уже одного факта тайного наблюдения. Цецилия была бы умерщвлена по суровому закону Хатора, предусматривающему самую жестокую казнь для соглядатая, и таким же образом был бы убит ее сын.
Сердце Цецилии готово было выскочить из груди.
— Господин Джебор! Добрый господин! — закричала она с вершины бархана, завидев Джебора.
Он заметил ее и помахал рукой. Рядом с ним был Ханфий. Они сидели возле темно-синего шатра и пили из серебряных кубков.
— Добрый господин! Добрый господин! — без умолку повторяла Цецилия, спускаясь.
Упав перед Джебором ниц, она уткнулась лбом в песок, ожидая, когда хозяин заговорит первым.
— Ну, рассказывай же, Цецилия, — поторопил Джебор. — Я жажду узнать, что поделывала моя будущая жена, пока я ездил за свадебными подарками.
И Цецилия рассказала. Она поведала о рабах? которые ублажали госпожу массажем, о предметах, которые госпожа собирала со всего света, предназначенных для того, чтобы упражняться в самой изысканной любви, о жрицах из храма любви богини Бает, дважды приезжавших к Лилуве, с которыми она запиралась в особых покоях, куда никому не было доступа, кроме нескольких немых рабынь. Поведала она и о варваре, который пришел только вчера и захватил все внимание Лилувы.
По мере того, как длился рассказ, Джебор становился все мрачнее. И когда услышал о Конане? вскочил с искаженным от гнева лицом и бросил кубком в рабыню.
Она не шелохнулась.
— Да как она могла! — Джебор схватился за голову. — Как она могла! Не понимаю! Разве позволял себе хоть словом обидеть ее? Разве мы не были близки с детства? Цецилия, а где был этот варвар, отродье свиньи, когда ты покинул мою возлюбленную, спеша ко мне?
— Он был… — страшась гнева господина, мед ленно сказала Цецилия, — в ее покоях.
— О, Хор, крылатое солнце, она разорвала мое сердце! — закричал Джебор и воздел руки солнцу, взывая к его милостям. — Она убила меня! Она предала нашу любовь!
— Когда же я увижу своего сына, господин? — не выдержала Цецилия.
Джебор мрачно усмехнулся. И сердце Цецилии сжалось от страха, почувствовав неладное.
— Отдайте ей, нам он больше не нужен, — сказал Джебор.
Черный раб удалился за шатер, и вскоре вернулся, держа в руках что-то завернутое в ветхие, серые от пыли тряпки. Очень легкое.
В глазах у Цецилии потемнело. Она вдруг поняла, что это. Она попыталась шагнуть навстречу рабу, но ноги не удержали ее. Она упала на колени и в мольбе протянула вперед руки.
— Титус, сыночек, иди к маме, — сказала она. — Мама хочет обнять тебя.
Черный раб остановился перед Цецилией, и тоже опустился на колени, передав ей то, что было завернуто в тряпки.
— Тарантул, два месяца назад, — скупо объяснил он и поднялся.
Цецилия бережно прижала сверток к груди. Он действительно мало весил. Столько, сколько весят сухие кости и кожа пятилетнего мальчика.
— Титус, Титус, — бормотала раскачивающаяся Цецилия. — Ты больше не будешь рабом, потому что твоя мама стала вольной женщиной. И мы отправимся с тобой, куда захотим. Мы больше не будем никого спрашивать, куда нам идти, где нам остановиться, что нам делать. Мы вернемся туда, где жили мои предки. Мы дойдем с тобой до Рабирийских гор — и у нас будет свой сад, в котором я сделаю тебе качели…
Продолжая бормотать, Цецилия неожиданно быстро поднялась и направилась по песку прочь, в направлении западного моря.
Черный раб собрался было остановить ее.
— Пусть идет, она свободна, — сказал Джебор. И Цецилия скрылась за барханом.
— Не надо было так, — упрекнул Ханфий.
— Не мы виноваты в том, что мальчишку убила пустыня, и не она виновата в том, что случилось, но она принесла дурные вести, и мы всего лишь отплатили ей тем же, — возразил Джебор.
Сверху замок защитницы Хатора представляет собой неравносторонний треугольник, обращенный острием на восток, в основании которого имеется полукруглая ниша, а перед нишей тоже полукруглая, но в десять раз больше, площадь. В нише стоит идол, облаченный в доспехи. Это идол боевого воплощения богини Бает. Мышцы его рельефны и броня повторяет их очертания. Больше всего он напоминает гигантского тигра, вставшего на дыбы, только у обычного тигра гораздо меньше клыки и когти. У этого же клыки словно сабли, а когти будто изогнутые кинжалы. Грудь его огромна, а хвост толст и короток.
Идол стоит на полом металлическом кубе с двумя круглыми входами. Среди кошек города заведен обычай приходить сюда, когда они испытывают муки любви. И из пустотелого постамента каждую ночь раздаются тягучие кошачьи вопли, которые способствуют повышению рождаемости не только у кошек, но и у людей. Ибо жители Хатора преклоняются перед кошками и испытывают благоговение перед всеми проявлениями их таинственной жизни.
Люди тоже приходят на площадь, когда погружаются в счастливое безумие страсти. Они встают перед идолом на колени и молчаливо приносят ему свои молитвы. Богиня выглядит свирепо, но добра к горожанам, ибо призвана защищать их от всякой напасти.
Три башни разной высоты окружают уютный внутренний двор, скрытые покои защитницы. Сюда не выходит ни одного окна, а стены увиты плющом, чтобы не раздражать глаза плебейскими кирпичами. В середине двора устроен бассейн.
После встречи с варваром, хоть и таким прекрасным и сильным, Лилува испытывала огромное желание погрузиться в благоуханную воду. Хотелось расслабиться и вдыхать привычные ароматы.
Три немые служанки с огромными опахалами из павлиньих перьев создавали прохладу и тень. Вода для бассейна была привезена из мертвого озера, в котором, говорят, даже камни не тонут. Это было преувеличением, камни тонули, но человеческое тело вода была способна удержать. Лилува лежала на спине, глядя сквозь прорехи в перьях на злое горячее небо, добиравшееся до ее лица даже через все преграды.
