упражняясь в чём-то простом. Так что на его помощь Алар не то что надеялся – рассчитывал даже; что же оказалось полнейшей неожиданностью, так это то, что Рейна приведёт к нему подружку-шимри и скажет, что она едет с ними.
Девочку четырнадцати лет звали Мэв; когда её забирали из оазиса с остальными пленниками, она почти не двигалась, совсем не говорила, отказывалась от еды и питья. Её и сейчас можно было принять за скелет, обтянутый кожей, но тёмные глаза смотрели ясно.
– Я пойду, – тихо сказала она, и морт вскипела вокруг неё, как бездымное золотое пламя. – Там есть человек… там есть человек по имени Радхаб. Мне надо его убить.
Алар не спрашивал зачем – и так ясно было. Только уточнил:
– А сможешь?
– Я помогу! – вмешалась Рейна вдруг, нахмурившись, и кулаки у неё сжались. – А если не сможем, ты, учитель, ну…
Он ответил не сразу. Подумал о том, что детям об играх надо мечтать, а не о кровавой мести; ещё подумал, что эта Мэв никого, конечно, убить не сможет, а если у неё и получится, то облегчения это не принесёт… А ещё подумал, что иногда достаточно получить ясную цель, чтобы невидимые раны стали затягиваться.
И потому кивнул:
– Разумеется. Потому мы туда и идём. Но заниматься в пути придётся усердно, вы понимаете ведь?
Черноглазая Мэв яростно кивнула. А потом, когда вышла уже из комнаты, в храмовой галерее вдруг беззвучно расплакалась; Рейна, которая была младше на два года, но уже немного выше, обняла её, прижимая кудлатую голову к своему плечу и бережно прочёсывая пальцами спутанные тёмные волосы… тёмные волосы с проседью на висках.
Алар так же тихо, как выглянул наружу, вернулся в свои покои. Осушил пиалу чая; досчитал мысленно до полутысячи… Но желание убивать никуда не подевалось.
Да и не хотел он, сказать по правде, с ним бороться.
Жрица не подвела – и нашла-таки двух достойных доверия капитанов, которые согласились предоставить дирижабли. Правда, лететь до самого Ашраба они отказались. И немудрено: битва там кипела не один день, обе стороны ожесточились, и подозрительный дирижабль в небе наверняка попытались бы сбить – не одни, так другие. Но примерно в трёх-четырёх днях пути от города был небольшой оазис, который обычно использовали контрабандисты… Вот там-то и уговорились приземлиться, а дальше ехать уже на тхаргах.
– Есть несколько отрядов всадников-арафи, верных прежнему конклаву и лично Вещей Госпоже, – сообщила жрица. – Они встретят вас там и предоставят тхаргов.
– А если нет? – спросил Ачир, как показалось, с вызовом.
– А если нет – значит, уже слишком поздно.
Жрица произнесла это так, что дальше уточнять расхотелось.
Отправляться решили на следующий же день. Ачиру не хотелось уходить, оставляя Кашим практически без защиты, но выхода не было: он хорошо понимал, что, разделавшись с Унной, придут за ним. Потому в городе он оставил лишь двоих воинов с морт-мечами, а остальные пошли с ним – как и сотня с лишним бойцов с обычным оружием; их едва удалось разместить в двух дирижаблях.
– Если я их потеряю, то и Кашим потеряю тоже, – пробормотал Ачир, наблюдая за тем, как его люди поднимаются на борт.
– А если здесь отсидишься, думаешь, что уцелеешь? – спросил Алар. Он тоже ощущал беспокойство, но виду не показывал – не сейчас, когда именно в нём-то опоры и искали. – Лучше соединить силы против общего врага, чем ждать, пока он вас по одному перебьёт.
Ачир только отмахнулся:
– Знаю и без тебя. Лучше б чего приятного сказал…
– А вот и скажу, – усмехнулся Алар. – Тебе жрица предрекла долгую жизнь и мудрое правление. И раз так, то изволь исполнять предсказание.
Он хлопнул южанина по плечу и направился к своему дирижаблю.
– Эй! – донеслось вслед. – А раньше отчего не сказал? А… она правда это предсказала?
Голос у Ачира в тот миг звучал совсем юно, по-мальчишечьи.
Правда, вскоре шутить и веселиться расхотелось.
Алар и раньше знал, что на борту дирижабля придётся потесниться, но не представлял насколько. На семерых им выделили одну каюту, и когда они устраивались ночевать в первый раз, то еле-еле все поместились. Узкую подвесную кровать заняли девочки, Рейна и Мэв; прямо под ней спала Тайра. У стены напротив входа вытянулся Дёран в обнимку с семистрункой. У другой стены легла северянка, пояснив смущённо:
– Мне бы в уголке приткнуться, чтоб во сне никого не зашибить ненароком.
То, что она и без морт способна тхарга остановить на бегу, знали уже, кажется, все, а потому возражать никто не стал. Алар с Киаром устроились в середине каюты, спиной к спине… Впрочем, они редко спали одновременно: обычно кто-то один дремал вполглаза, отслеживая колебания морт, чтобы вовремя заметить дурманный дым или нападение.
Но если ночевать в тесноте ещё можно было, то дни превращались в сущее мучение.
Воздуховоды на дирижабле плохо работали – и немудрено, при таком-то количестве пассажиров. Прочищать и разгонять их приходилось дважды в день, вручную: встроенные мирцитовые капсулы с нагрузкой не справлялись. На любой высоте было душно и жарко; в единственной уборной на нижнем ярусе постоянно кто-то сидел, и в переполненных каютах быстро появились, точно из ниоткуда, разнообразные ёмкости, приспособленные под ночные вазы. Запах порой стоял такой, что Алар готов был сам, лично пройтись и вычистить морт все горшки, лишь бы вдохнуть наконец полной грудью… Однажды он проснулся посреди ночи от тихого перебора семиструнки и увидел, как Дёран с остервенелым выражением лица наигрывает на инструменте, и после этого вони на дирижабле изрядно поубавилось – везде, а не только в их каюте, где с очищением воздуха худо-бедно справлялась даже Рейна.
Она, к слову, делала большие успехи и занималась втрое усерднее, чем прежде – во многом потому, что явно хотела произвести впечатление на новую подружку. Вопросы становились всё заковыристее, и отвечать на них, не прибегая к помощи спутника, было сложнее и сложнее… Однажды она спросила, глядя на свою руку, отчего морт не может проникнуть к ней под кожу или смешаться с кровью, а с обычным человеком такое получается проделать без труда.
– Потому что ты и так заполнена морт до предела, только своей собственной, – объяснил Алар, быстро обратившись к спутнику. Знания не лежали в области запретных, но отчего-то появилось вдруг тревожное чувство. – Киморты рождаются такими – мы поровну состоим из морт и из смертной плоти, и потому не старимся, почти не болеем, а наши раны заживают чуть быстрее, чем у простых людей… В особенных случаях, когда
