— Да, уэрно!
— Его поединки этого года я, к сожалению, не видел, а прошлогодний полуфинал помню, причем неплохо: Айюб победил то ли на второй, то ли на третьей минуте великолепной «гильотиной».
Темирханов засиял, подтвердил, что все так и было, начал рассказывать о последнем тренировочном лагере парня, но вовремя сообразил, что я, вроде как, готовлюсь к бою, и виновато развел руками:
— Обрадоуалса. И нэ поду-…
— Мелочи! — перебил его я. — Я в отличной форме, знаю, как завалить японца, и гарантированно завалю.
Темирханов заявил, что нисколько в этом не сомневается, так как видел мой бой с Шатуном и оценил «сумасшедший прирост в скорости, тайминге, технике и силе», потом признался, что настолько просел по функционалке, что задыхается уже на второй сотне прыжков на скакалке, понял, что испортил мне настроение, и переключился на тему повеселее:
— Смотрэл туой фильм. Чэтыре раза. И у диком уасторге. А мои младшыэ братьа уабшэ захотэли попаст у космонауты! Кстати, там, у «прэдбанникэ», уэд Кортни Чэйз, уэрно?
— Она самая! — улыбнулся я. — Познакомить?
— Нэ стоит… — застеснялся он. — У мэньа плахой англыйский. Нэ смогу свьазат дуа слоуа ны о чэм, кромэ спорта. А уот с Долорэс Рубио я бы точно пазнакомылса. Просто так, чтобы сказат, что ууажаю — она хорошый боэц. Да и как чэлоуэк, гоуорят, супэр…
— Так и есть… — подтвердил я. — Подружилась с моими девчонками, как-то очень легко влилась в коллектив и неделями пропадает на моем острове. В этот момент дверь бесшумно отворилась, в помещение заглянула Аза и доложила, что предпоследний бой вечера только что закончился «позорной» победой решением судей. Я мысленно хохотнул, прекрасно зная, насколько эта особа ненавидит подобные результаты «вроде как боев», поблагодарил ее за информацию, сообщил, что уже почти готов, и предложил Темирханову прогуляться вместе с нами до канваса.
— Поддэржиуаэш? — грустно спросил он.
— Так же, как и ты меня когда-то… — ответил я, подождал, пока на руки натянут перчатки, и пружинисто поднялся на ноги. — Все, я готов. Идем знакомиться с Пираньей…
…Ватанабе Хироси, разминавшийся в клетке, встретил меня самым уважительным поклоном из использующихся в реальной жизни — сайкэйрэй[1]. Я отзеркалил это приветствие, затем поприветствовал зрителей, исполнив традиционный поклон на четыре стороны света, вскинул руки, когда ринг-анонсер проорал мое прозвище, и неспешно подошел к рефери, подозвавшему нас к себе. Пока тот рассказывал правила предстоящего поединка, размышлял о карьере японца, перед уходом в ММА выигрывавшего серебро и бронзу на чемпионате мира по дзюдо, бравшего золото на чемпионате Азии и дважды побеждавший в чемпионатах своей страны, а в смешанных единоборствах «набивший» очень неплохой рекорд из тридцати восьми побед, тридцать три из которых были выиграны приемами, и десяти поражений. Вспомнил даже две его любимые «коронки», причем в виде фрагментов боев, появившихся перед внутренним взором. А потом рефери отправил нас по своим углам, опросил судей и взмахнул рукой.
В боевой режим я переключился только в этот момент — поймал взгляд противника,
скорее почувствовал, чем увидел его первый скользящий шаг навстречу, неожиданно для себя оказался в центре октагона и двумя тяжелыми шлепками по предплечьям «погасил» двойку, выброшенную мне в голову. Под скачковый левый боковой, после которого Вакидзаси частенько проходил в ноги, ушел нырком, легонечко сотряс японца аналогичным, но куда более коротким ударом в корпус и помешал раскрутиться в бэкфист обыкновенной подсечкой под переднюю ногу.
Акробатический трюк, с помощью которого Хироси ушел от более чем возможного броска, бездумно отложил на дальнюю полку памяти, дал японцу разорвать дистанцию, а следующий рывок в атаку остановил тяжеленным лоукиком по переднему бедру и сразу же заполировал этот удар еще двумя, но уже руками и по этажам. Особо не ускорялся, поэтому Ватанабе принял их на защиту и сделал вторую попытку перевести бой на канвас. Что самое грустное, такую же примитивную, как первая. Только начал со сдвоенного джеба и правого бокового в голову. Я обиделся. Поэтому в момент его шага вперед «передней» ногой вынес ее в сторону, «продавил» Вакидзаси вниз, обошел, забрал спину и бросил. Прогибом. На о-о-очень хорошей амплитуде. Правда, перед тем, как противник грохнулся на верх спины, расцепил захват, изогнулся в нужную сторону, оттолкнулся рукой от канваса и под восторженный рев трибун вернулся в стойку.
Хироси последовал моему примеру и, оказавшись на ногах, изобразил обычный поклон в знак того, что оценил и скорость выполнения приема, и мое великодушие. А потом решил принять «предложение» порубиться — показал «двойку» руками, выбросил очень быстрый и очень жесткий мидл-кик и как-то очень уж резво исполнил удар коленом с «разножки». Подобные «полеты» в исполнении спарринг-партнеров я полюбил еще во время тренировок под руководством отца, так что сместился в сторону буквально на полшага, чуть-чуть притормозил корпус Вакидзаси, а его ноги, наоборот, ускорил. И ударил. Хай-кик с проносом. Причем так, чтобы моя правая голень просвистела прямо над падающим телом.
Судя по очередному восторженному реву, пробившемуся сквозь фильтр боевого режима, публика поняла, что я показал один из вариантов завершения боя, и оценила мои старания порадовать ее красивым боем. Японец тоже понял все, что я хотел этим показать, так что встал, поклонился чуть глубже, потом выпрямился, встал в санчин-дачи и… выставил вперед левую руку. В особой любви к какиэ-кумите он замечен не был, но явно знал, что делает, поэтому я еще чуть-чуть «разогнал» сознание и не ошибся — для того, чтобы выиграть эту партию в «шахматы от карате», пришлось поднапрячься и провести целую серию из контрприемов к ударам из невозможных положений!
В этот раз публика не поняла ровным счетом ничего, ибо мы двигались слишком быстро, а после «мельтешения» рук и почти незаметных движений корпусом Хироси «всего-навсего» отшатнулся, разорвал дистанцию и опустил правый локоть чуть сильнее, чем обычно. Выцеливать уже пробитую печень я счел неспортивным, поэтому следующие минуты полторы «развлекал» противника в стиле адептов киокусин-карате, то есть, заставлял рубиться в ближнем бою и не давал ни единого шанса пройти в ноги, тормозя любые попытки либо не особо увесистыми апперкотами, либо очень быстрыми, но не травмирующими ударами коленей. Развлекался и сам — дважды сотряс японца хайкиками прямо через защиту, довольно прилично отбил и внутренние, и внешние поверхности бедер, основательно «размассировал» мышцы брюшного пресса и разок чуть было не нокаутировал. А когда хорошенечко прикормил Вакидзаси ударкой, вдруг «подкрутился» под его ближнюю ногу, взял ее на болевой, позволил почувствовать «то самое» давление, и сразу же отпустил.
Не успел он оклематься от чуть было не случившегося поражения, как я исполнил еще более «веселую» комбинацию — «раздергал» японца серией ударов по этажам, прихватил и «нагрузил» правую руку, взлетел по его правому бедру за спину, обхватил ногами уже фиксируемую конечность и в падении зафиксировал так называемый арм-лок. Додавливать до сдачи тоже не стал — разжал пальцы, выкатился в стойку через спину, поймал взгляд Ватанабэ, не ожидавшего такой скорости от супертяжа, и улыбнулся.
Оставшиеся секунд сорок валял дурака — дал ему, наконец, возможность затянуть себя в борьбу и демонстрировал фанатам школу грепплинга от Грегора Грейси. А за несколько мгновений до гонга взял Хироси на «распятие» и снова недодавил.
Следующие пару-тройку секунд в эмоциях японца творился дичайший треш — он понимал, что не тянет ни в стойке, ни в партере, не видел ни одного шанса победить и психовал. Однако очень быстро взял себя в руки и, не успев подняться на ноги, выдохнул три короткие фразы на английском:
— Ты сильнее. Но это опыт. И он мне нужен.
— Достойная позиция… — так же тихо шепнул я, ответил на поклон и ушел в свой угол. А там попал в умелые ручки Афины и выслушал три однотипных комментариев на одном и том же русском, но с бразильским, дагестанским и осетинским акцентом:
