Лил сняла браслет и передала его мастеру. Тот быстро закрепил на нем амулет. Она надела его обратно на запястье, помахала рукой, любуясь новым амулетом, затем обняла меня, поцеловала и еще раз поблагодарила.
– А не хотите посмотреть другую версию этого же изображения? – сказал второй мастер. – В конце концов, нас здесь двое.
Они оба улыбались нам.
– Без дополнительной платы.
С этими словами он выложил на шелковую подушечку еще один полированный амулет. В лупу мы увидели зеркальное отражение той же картинки. На переднем плане доминировал затылок пса с чутко стоячими ушами, а далее открывался вид на утес Уитби и руины аббатства, над которым парил крошечный серпик луны. На обратной стороне также имелась гравированная надпись «Уитби, январь 2001 года».
– Ты должен купить его, Бен, – сказала Лил. – Можешь носить его на кольце для ключей.
– Нет, это же неидентичный близнец, как и ты. Он твой.
– Бен, но я хочу, чтобы он был у тебя!
Так он оказался на моем кольце для ключей, где и остается с тех пор.
Позже мы с ней объехали национальный парк Йоркшир-Дейлс, прокатились по Озерному краю и в конце концов вернулись в Лондон. Через два дня Лил улетела обратно в Нью-Йорк. Я планировал в течение месяца полететь туда следом за ней.
Глава четвертая
Тогда: 2001 г.
Начало
В то время, когда я познакомился с Лил, я считал себя англичанином, а в те дни быть англичанином означало быть британцем, а быть британцем – значит быть европейцем. Позже все это изменилось.
В качестве внештатного сотрудника я регулярно зарабатывал некоторую сумму, а также имел немало возможностей путешествовать, часто с возмещением расходов. На тот момент, когда я сблизился с Лил, у меня ни с кем не было постоянных отношений.
Я родился в 1966 году, в кирпичном таунхаусе на севере Лондона. У меня был младший брат, Сол.
Я ходил в местную начальную школу, затем в общеобразовательную школу Внутреннего Лондона. После медленного старта, поскольку лет до двенадцати я не воспринимал школу всерьез, я обнаружил в себе любовь к науке. Я обожал математику… я испытывал искреннюю радость, столкнувшись со сложной задачей, и глубокое удовлетворение от возможности ее решить. Когда мне было восемнадцать, я поступил в Сассекский университет, недалеко от Брайтона, и три года спустя получил диплом с отличием в области нейробиологии и когнитивных наук. Все это едва не было пущено псу под хвост, когда я отправился в длительную туристическую поездку по Центральной и Восточной Азии, которая завершилась великолепно расслабленным летом – с жарой, случайным сексом, ленью и запрещенными веществами на пляжном курорте в Квинсленде, Австралия. Вернувшись в Лондон, я дал себе зарок никогда больше не употреблять наркотики. Я был загорелым, умудренным жизнью, но без гроша в кармане, и мне позарез требовалось найти работу.
Журналистикой я начал заниматься более или менее случайно. Я нашел скромную должность помощника-стажера в лаборатории биохимических исследований. Полученное образование мне почти не пригодилось, но однажды моему боссу понадобился кто-то, кто составил бы описание одной из программ для оценки результатов тестов.
Я обнаружил, что могу неплохо выразить то, что нуждалось в выражении, что могу писать так, чтобы было понятно неспециалистам, и более того, мне это нравилось! Вскоре после этого я рискнул начать карьеру фрилансера и поначалу в основном занимался написанием пресс-релизов для фармацевтической компании, с которой у меня был контакт.
Мое интервью с Кириллом Татаровым, взятое в 1996 году, было одним из первых реальных заказов, которые я получил от журнала, и после этого моя карьера журналиста резко пошла на подъем.
В конце 1990-х годов я несколько раз летал в Нью-Йорк, один раз в рамках отпуска, но чаще в командировку. Именно во время одной из этих поездок я и встретил Лил на мероприятии в ее издательстве, и после этого для меня все изменилось.
Планы путешествий, разрушенные разъездами
После нашей поездки в Уитби мы с Лил начали вести счастливый, но дорогостоящий образ жизни, постоянно болтали по телефону или летали друг к другу через Атлантику.
В конце лета мы знали, что это скоро изменится, потому что нам предстояла пара длительных перелетов на западное побережье, возможно, по отдельности или же вместе, если мы сможем совместить наши графики. Я прожил с Лил в ее квартире почти две недели, задыхался в провонявших бензином каменных ущельях нью-йоркских улиц, замерзал, превращаясь в ледышку, в магазинах с кондиционерами, в ресторанах, театрах и так далее. Поскольку было начало сентября, Лил нужно было провести некоторое время в их лондонском офисе, где ей предстояло заняться продажей авторских прав на несколько осенних новинок ее издателя. Предполагалось, что я полечу обратно в Лондон вместе с ней.
Но до этого требовалось решить проблему с ее мужем Мартином. Он был в Калифорнии, жил в их доме в Венис-Бич и сказал Лил, что хочет, чтобы она приехала туда встретиться с его адвокатом и подписать кое-какие бумаги. Он также хотел обсудить список имущества в доме, которое она считала своим.
– Разве это нельзя обсудить и согласовать по телефону? – удивился я. – Или по электронной почте? Это всего лишь список. Тебе не нужно видеть вещи, которые принадлежат тебе.
– Да, но Мартин не такой. Он всегда работает только лицом к лицу, в том числе и со мной. Эту привычку он перенял у штабных генералов. В любом случае у меня есть одежда в Калифорнии, и я хотела пересмотреть ее и выбрать то, что хочу сохранить. Есть кассеты, видео и книги. Много чего.
– Они все тебе нужны? В самом деле?
– Возможно. – Она подумала и добавила: – Наверное, нет. Вероятно, в конечном итоге я почти все отнесу в комиссионку.
– Он мог бы сделать это вместо тебя, – сказал я.
– Мог бы, но не сделает. Он хочет, чтобы я решила сама. Я посоветовала ему нанять пару-тройку уборщиков и отправить все, что не его, сюда. Но это тоже не сработает. Он хочет, чтобы я прилетела.
– И ты полетишь.
– Да.
– А ради чего тебе нужно встречаться с его адвокатом? Ты говорила мне, что Министерство обороны выделило юриста. Они ведь в Вашингтоне?
– Думаю, это как-то связано с законодательством Калифорнии. Для развода за пределами штата должен быть местный поверенный.
Лил с самого начала заверила меня, что Мартин исключен из ее жизни, нисколько не мешает нам, и это во многих отношениях было правдой. Мне никогда не приходилось его видеть, избегать или даже принимать его в расчет. Но, несмотря на это, он каким-то образом находил способы манипулировать Лил. Как это ему удавалось, я не понимал и не мог обсуждать с ней. Всякий раз, когда она разговаривала с ним по телефону или пару раз после встречи с ним, и часто после того, как мы вновь встречались после короткой разлуки, у нее случались резкие перепады настроения, она бывала упрямой, уклончивой, что порой жутко раздражало.
Мы пару раз поссорились, и оба раза это было косвенно связано с постоянным присутствием Мартина в ее жизни. Я уговаривал ее как можно скорее завершить развод. Иногда она соглашалась, а иногда говорила, что с этим не стоит торопиться.
– Нам лучше подождать, – бывало, говорила она.
Или:
– Хорошо, я позвоню ему.
Или:
– Ты на меня давишь. Не делай этого!
Мы договорились: она улетит в Калифорнию и поскорее покончит с этой неопределенностью.
Мои возражения начали ослабевать, как только я услышал от Ника Хаттертона, лондонского редактора, о прорыве в исследованиях стволовых клеток в лаборатории Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Он сказал, что мне желательно слетать в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с командой исследователей и написать статью о том, что они там делают. Все расходы будут оплачены. Я попросил номер в хорошем отеле, а также в дополнение к оплаченным билетам компенсацию расходов на питание и напитки. Я должен был вылететь из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, затем из Лос-Анджелеса в Лондон. Ник согласился.
