черной куртке, с огоньком в глазах и сединой в волосах. С прямой спиной и целью на жизненном пути. Хотелось к нему прижаться.
— Глупости. После всего, что было, ты считаешь, что не сделал из себя что-то стоящее?
— Это было давно. Будто в прошлой жизни.
Клаудия села кровать, уставившись в окно.
— Это и к лучшему, ты должен уйти.
Галахад кивнул и развернулся.
— Как думаешь, почему у нас ничего не вышло?
Не поворачиваясь к ней, он ответил:
— Может быть из-за детей?
— Я вижу жен и мужей с детьми, и их взгляды мне знакомы. Те же, что у нас.
— Значит, так и должно быть? Сначала ты любишь человека, а потом нет?
— Я не знаю, — Клаудия приподняла ноги вперёд и осмотрела свои босоножки. — Хотела бы знать, но не могу.
Открыв дверь на улицу, рыцарь услышал вдалеке звонкую песню барда, доносящуюся с площади.
Уноси её скорее,
зло в тумане затаилось.
Ей одной всего виднее,
сколько боли здесь пролилось.
#
Это заняло у неё какое-то время: осознать, что дочь собирает вещи. Ходит туда-сюда второпях, молчит, голову опускает, иногда вздыхает. Мать закинула остатки сухого хлеба в рот. И настолько сильно наполнилась раздражением он мельтешения дочери туда-сюда, туда-сюда, что не выдержала и спросила:
— Что ты, чёрт возьми, делаешь?
Мария наконец остановилась, медленно повернулась к матери, будто сделала что-то ужасное, а еще сжала кулачки — это ввело мать в полнейшее недоумение. Неужели дочь хочет дать ей отпор?
— Я отправляюсь в поход, — ответила Мария и чуть ли не топнула ногой, — ничего ты с этим не поделаешь, но можешь дать еды.
Мать медленно дожевала хлеб, поглядела на сумку, затем на дочь, которая борется с поднимающейся по шее краской и…громко засмеялась.
Мария огорченно вздохнула, но мать этого даже не заметила, она стучала ложкой по столу, не сдерживая себя. Положение для дочери было весьма странное. Стоит ли ей дождаться пока мать просмеётся, или нужно взять сумку и выйти в дверной проём без еды?
— Какой поход? — спросила мать, недоумевая, всё еще хихикая. — Ты че придумала, недотёпа?
— Ничего я не придумала, — красная до самых ушей, горячая от поднявшейся крови, отвечала Мария и боялась, как бы мать не засмеялась снова. — Я тебе рассказывала про кошмары! Как они меня мучают! Я сходила к знахарю, и теперь мне нужно найти какого-то чародея.
Издевательская насмешка на лице матери замерла, а затем пропала. Она откинула голову назад, боясь заразиться тем же бредом.
— Ты чё, серьёзно что ли? Чего несёшь? Какой чародей? Куда ты ходила⁈
Мария опустила голову.
— Ну, не я одна, меня рыцарь проводил, сэр Галахад, он хороший.
Мать резко встала, опрокидывая стул на пол. До неё стало доходить: дочь не сказки рассказывает, а всерьёз намеревается в поход с незнакомым мужиком.
— Нет. Никакого похода, — она не кричала, говорила спокойным приказным тоном.
— Но…
— Никаких «но»! Я те ща устрою поход и мужиков твоих! А ну снимай портки, неси ремень свой любимый!
— Нет!
— Тогда тебе ложкой сейчас по лбу настучу, ишь удумала!
Мать схватила дочь за воротник, подняла ложку и прицелилась в сморщенный от страха лоб.
В дверь постучали. В комнате замерли.
— Это сэр Галахад, я пришел к вашей дочери. Ей нужна помощь.
— Щас я и ему устрою.
Мать отпустила Марию, подошла к двери и отворила её, держа в руках ту же ложку.
— Ты что ли к моей дочери присмотрелся? На молоденьких потянуло?
Галахад покраснел от обвинений и проглотил язык. Он сделал шаг назад. Мать осмотрела его с ног до головы. Её лицо стало чуть более снисходительным.
— Богатый? Ты ж этот рыцарь, который человека на площади из-за жены убил? Новую теперь ищешь?
Мать услышала, как за спиной участились шаги, а через мгновенье Мария пробежала мимо неё в открытую дверь. Мимо неё и Галахада. Вслед им она крикнула:
— Бесполезно, Галахад, надо бежать.
В любой другой ситуации, рыцарь бы остался. Ни его это право — разлучать дочь с матерью. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Мария может быть в серьёзной опасности. Он видел, что происходит с людьми, которых мучили кошмары.
Галахад развернулся и побежал за девочкой. Мать побежала за ними.
Все трое что-то кричали друг другу и задыхались.
Мать кричала о помощи, проклинала свою дочь и всех мужиков. Галахад кричал Марии о расположении лошади, что ждала их в переулке. Мария кричала:
— В этом переулке⁈
— Нет! В следующем!
Белая лошадь испугалась криков и сама выбежала на дорогу. Галахад догнал Марию, подхватил её за пояс и посадил на лошадь. Затем сел сам.
— Стой! Отдай мою дочь, гад! — кричала мать вслед удаляющимся всадникам, но они уже скрылись в облаке поднимающейся пыли.
Стоило им пересечь ворота, проскакать по мосту и выйти на королевский тракт, как Мария засомневалась. Куда она помчала? Без матери, с каким-то мужиком? А что если…?
— Галахад… — неуверенно позвала Мария.
Шум езды перебил её голос, и рыцарь не услышал.
— Эм, Галахад! — снова позвала она, но он не обратил внимания.
Мария обернулась. Её дом, город, который она никогда не покидала, уменьшался на глазах. Тучи накрывали его бледным полотенцем, а он всё равно казался самым светлым и родным.
— Нет! — вырвалось у девочки со страху. Она перестала думать, только знала — свой дом она не покинет. Закрыла глаза и прыгнула с лошади, выставляя ладони впереди себя. Холодная земля ударила в лицо, в грудь, сбила дыхание, заставила задыхаться и кашлять. Мокрая грязь растекалась по рукам, застревала в волосах. Мария даже успела прокатиться по грязи, оставляя за собой след.
Галахад заметил, что лошадь заскакала быстрее. И в его опыте это всегда означало одно. Он развернул лошадь и увидел Марию. Она пыталась подняться с колен, её ладони тонули в луже грязи. Башмаки скользили и никак не позволяли ногам укрепиться на земле. Она так и болталась в грязи, пока Галахад не подошел к ней. Он слез с лошади, протянул руку, схватил Марию за запястье и потянул на себя. Это помогло. Девочке удалось встать на ноги.
— Что случилось? — спросил он, не отпуская её запястья. Он не делал ей больно, а скорее