— Пес Тсотха знает толк в вине! — Конан отер губы ладонью. — Но во имя Крома, Пелиас, неужели мы будем ждать здесь, пока проснувшиеся кнехты перережут наши глотки?
— Не беспокойся, приятель, — спокойно ответил Пелиас, — лучше ответь: не хочешь ли ты посмотреть, как идут дела у Страбона?
Глаза Конана метнули голубые искры, и суставы пальцев побелели на рукояти меча.
— Попадись мне этот ублюдок на длину клинка!
Пелиас поднял с эбенового столика блестящий хрустальный шар.
— Это хрусталь Тсотха-ланти; детская забава, но полезная, когда не хватает времени на более серьезное искусство. Поглядим, Ваше Величество…
Маг опустил шар на столик. Король посмотрел на матовую поверхность; и внезапно внутреннее пространство просветлело, расширилось, и изображение приобрело яркость и четкость.
Конан узнал знакомый пейзаж: равнина плавно опускалась к широкой реке, за которой высилась горная гряда; на северном берегу реки стоял город, окруженный стенами и рвом, обоими концами упиравшимся в реку.
— Во имя Крома! Это же Шамар! Псы Страбона осаждают его!
Захватчики перешли реку; шатры их стояли на узкой полосе ровного пространства, между взгорьем и городом.
Воины толпились под стенами, оружие их блестело в слабом лунном свете; со стен и башен летел град стрел и камней; нападающие дрогнули, откатились и вновь возобновили штурм. Конан открыл было рот, чтоб выругаться, но в шаре уже возникло иное изображение: в тумане появились стрельчатые крыши дворцов и сверкающие купола храмов — король видел Тарантию, свою столицу. Город был охвачен растерянностью и паникой.
Он видел рыцарей из Пуатена — преданнейших соратников, облеченных доверием и поставленных на охрану города. Они выезжали из ворот под рычание и свист разъяренной толпы. Король видел скопища мародеров, чужие панцири воинов с пелийскими инсигниями, и те же знаки красовались на башнях и площадях.
А над всем происходящим стояло смуглое, искривленное победной гримасой лицо принца Арпелло Пелийского.
Изображение потемнело и исчезло.
— Проклятье! — бесновался Конан. — Стоило потерпеть одну неудачу, как весь мой народ отвернулся от меня!
— Это не так, — прервал его Пелиас. — Твоим подданным объявили о смерти их короля, и они решили, что никто не защитит их теперь от внешнего врага и гражданской войны. Вполне естественно в таком случае признать власть сильнейшего вельможи, во избежание ужасов борьбы за трон; памятуя былое, они не верят пуатенцам, а под рукой оказался Арпелло — могущественный принц центральных провинций.
— Когда я вернусь в Аквилонию — его обезглавленный труп сгниет на помойке у Башни Предателей!
— Увы! Страбон достигнет столицы ранее тебя, — хладнокровно прервал его Пелиас, — а армия кофтцев разграбит твое королевство.
— Ты прав! — Конан взбешенным тигром заметался по комнате. — Даже на лучшем коне я не достигну Шамара к полудню, но и даже успев, я смогу лишь погибнуть при падении города. А ведь он падет, падет через несколько дней!
От Шамара до Тарантии пять дней пути на сменных лошадях, — все никак не мог успокоиться Конан, — если загонять их насмерть; пока я доскачу до столицы и соберу армию, Страбон уже постучится в ворота — а собрать армию трудно: даю голову на отсечение, что трусливая знать при вести о моей смерти шмыгнула в свои горы. Если уж народ выгнал Троцеро Пуатенца, никто не в состоянии воспрепятствовать Арпелло завладеть короной и казной!
— В обмен на марионеточный трон Арпелло согласится стать вассалом Страбона, но в нужный момент поднимет мятеж. Бароны его не поддержат, и это будет легальным поводом для кофтцев захватить твое королевство.
— О Кром, Имир и Сет! Если бы у меня были крылья, чтоб долететь до Тарантии!
Сидящий за столом маг выстукивал на яшмовой поверхности некий причудливый ритм и, казалось, не слышал слов Конана, погруженный в свои мысли.
Вдруг яшмовый барабан умолк, и маг вскочил, ведомый внезапным импульсом, и жестом приказал Конану следовать за ним. В полном молчании взошли они по мраморной лестнице на верхнюю площадку самой высокой башни цитадели. Стояла ночь. Сильный ветер развевал черные волосы Конана. Далеко внизу мерцали огни Корхемиша, более чужие, чем звезды над головами.
Пелиас выглядел одержимым, внезапно он заговорил странным, изменившимся голосом.
— Есть существа, живущие не только на земле, в воде и в воздухе, но и в небесах, неизвестные людям, рассеянные на неизмеримых пространствах… Но для владеющего Знаками и Словами, лежащими в основе, они доступны и не опасны. Смотри — и не пугайся!
С этими словами он воздел руки к небу и издал протяжный крик, распространившийся в пространстве, вибрирующий и не затихавший. Он несся все дальше, казалось, достигая миров, неизвестных смертным.
В наступившей тишине Конан услышал шум крыльев, доносившийся со стороны звезд, и вздрогнул, когда из мрака возникло черное, похожее на нетопыря создание и село у его плеча на зубец стены. Оправившись от потрясения, Конан присмотрелся и увидел большие, нежные глаза, мерцавшие в звездном свете, могучие крылья с размахом не менее сорока футов. Также увидел он, что существо это не было ни птицей, ни летучей мышью.
Пелиас прервал молчание.
— Садись и лети. Будешь в Тарантии перед рассветом.
— Клянусь Кромом! А ты? Не могу же я бросить тебя одного среди врагов!
— Не беспокойся обо мне, — усмехнулся маг. — Нынешним утром люд Корхемиша узнает, что имеет нового господина. Прими с покорностью посылаемое богами; вскоре я увижу тебя на равнине под Шамаром. Лети, король!
Конан осторожно взобрался на ороговевшую спину и ухватился за изогнутую шею летающего незнакомца; происходящее казалось неимоверным сном, и король с трудом сдерживал желание проснуться.
Раздался шелест огромных крыльев, и существо взмыло в воздух. Король глянул вниз и ощутил головокружение. Далеко-далеко внизу блестели маленькие искорки — огни королевской столицы Корхемиша; они удалялись и, наконец, исчезли совсем. Только звездное небо над головой напоминало Конану о том, что он мчится к Тарантии быстрее самого породистого скакуна…
…Улицы Тарантии переполняли бурлящие толпы. Люди яростно потрясали ржавыми пиками и алебардами, лес сжатых кулаков вздымался над головами разбушевавшейся черни.
На рассвете следующего дня после битвы под Шамаром события стали развиваться с головокружительной быстротой. Известным лишь Тсотха-ланти способом весть о поражении и смерти Конана Аквилонского достигла столицы и вызвала переполох. Бароны в панике оставляли город и мчались во весь опор к своим владениям — защищать майораты от алчных соседей. Королевство, хорошо организованное Конаном, балансировало на краю пропасти, а банкиры и купцы дрожали при мысли о возвращении прежних порядков. Народ требовал избрания короля, способного обуздать внешнего врага и взбесившуюся аристократию. Граф Троцеро, наместник короля в Тарантии, сделал попытку успокоить толпу, но охваченные страхом мещане тут же припомнили, как этот же Троцеро пятнадцать лет назад во время гражданской войны взял Тарантию штурмом и устроил кровавую баню ее защитникам. Ходили слухи даже об измене графа и его желании разрушить город. Воспользовавшись суматохой, отряды наемников начали грабить и насиловать, выволакивая из домов причитающих мещанок и трясущихся купцов. Троцеро немедленно ударил по распоясавшейся солдатне, устлав улицы трупами и заставив выживших вернуться в казармы и выдать зачинщиков-командиров.
