Однажды чета Ройлс заявилась ко мне и предлагала зайти в гости. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять зачем. Мистер Ройлс ещё сказал, что я могу пригласить с собой девушку.
Я внимательно осматриваю невинных с виду людей, смотрю на похотливого мистера Ройлса, который прямо предлагает поиметь мою девушку, смотрю и на миссис Ройлс, которая прямо предлагает поиметь её. Мне становится дурно. Тогда я сказал, что подумаю, не зная, как ещё спровадить этих людей. Потом меня внезапно вырвало – я еле успел добежать до туалета.
Извращенцы!
А ведь у них есть совсем взрослая дочь. Девушке уже около семнадцати лет. Она одевается во всё чёрное, малюет лицо бело-чёрным гримом и, бряцая всевозможными заклёпками и застёжками, идёт на улицы к таким же ненормальным друзьям. Они называют себя готами по названию древних племён. Они, вроде бы, поклоняются смерти, предрекают скорое пришествие Сатаны и тому подобное.
Она прогуливает школу, нигде не работает, ничем полезным не занимается. Это движение готов закрыло ей глаза.
А её родители с глупым выражением лица смотрят ей вслед и считают, что всё в порядке. Если вы встретите на улицах Данкелбурга девушку со шрамом в виде креста на щеке, то это будет Ханна Ройлс.
Со всеми этими людьми мне приходится жить и тешить себя мыслями, что я совершенно не такой, как они. Иногда я начинаю в это верить, а иногда смиряюсь, что являюсь обязательным кирпичиком этого порочного образования. Начинаю чувствовать, как и от меня разит безнадёжным звериным существованием.
Сейчас…Но с того самого дня я верю, что всё могу исправить. Каждые четыре дня, ровно по расписанию, я начинаю верить особенно сильно.
Десять часов, восемь минут. Становится совсем холодно, словно все слои одежды, натянутые на меня, растворяются. Скоро я уже плохо начну шевелить пальцами, а мне предстоит провести на улице никак не меньше трёх-четырёх часов.
Я прохожу мимо витрины с телевизорами и останавливаюсь. Телевизор. Сегодня иметь телевизор также почётно, как пятьдесят лет назад иметь автомобиль. Квадратные коробки с чёрными экранами, которые оживут, стоит только нажать на кнопку. И вот уже весь мир перед тобой! Пусть он и заключён в рамки небольшого электроприбора.
Почти три года я мечтаю о собственном телевизоре. В наши дни он присутствует примерно в половине квартир города. Примерно половина населения Данкелбурга может себе позволить окунутся в этот новый, диковинный пока мир телевидения. Возможно, скоро и я в него окунусь, возможно.
Совсем недавно телевидение стало цветным. Совсем недавно поступили в продажу цветные телевизоры. Мой телевизор непременно будет цветным…
Слава богу, рядом со мной нет Гарри. Этот человек не одобрит моего интереса к ящику с экранчиком. Долбанный принципиальный Гарри постоянно твердит, что телевизоры убьют газеты, убьют театр – всё, ради чего он живёт.
В его голове, отчего-то, засело убеждение, что новости, вещаемые по телевидению, совершенно не имеют души, в отличие от тех, что выкладывают на газеты страницах газет. Яркий экран кажется Гарри куда мертвее бумаги и свинцовой краски. Возможно, он, как и многие, просто оправдывает таким образом свою невозможность приобрести заветный электроприбор с антенной.
Поговаривают, правда, что телевизионные антенны притягивают к себе Сомлей. Сомли – загадочные создания, похожие на бабочек или мотыльков, но ими не являющихся. Они вообще не являются живыми существами, и вопрос их происхождения находится в той же области, что и вопрос происхождения Небожителя.
Эти белые светящиеся бабочки суетливо порхают в любую погоду от дома к дому, забираются в квартиры и сыплют во все стороны маленькими искорками с крыльев. Известно, что эти создания вытягивают силы, делая людей вялыми, сонными, нервными и агрессивными. Если начинается депрессия ни с того, ни с сего, стоит заподозрить в этом маленьких крылатых вредителей.
Да, их притягивают антенны телевизоров и радио. Скорее всего, в этом виноваты радиоволны.
Скорее всего…
Я рассматриваю различные модели довольно долго. Фонарь стоит прямо за спиной, и моя густая тень мешает разглядеть самый крупный и пузатый ящик. Свет частично отражается от стекла, так что истинный облик красавцев не виден – я могу лишь примерно прикинуть. И лишь в голове могу представить, сколько предстоит работать ради самого дешёвого…
Время бежит, а я не могу оторваться от таких манящих ящиков с кнопками и экранами. На ум приходит мысль о новом виде зависимости…
На часах десять часов, десять минут – часы в глубине магазина говорят, что я проторчал перед витриной всего две минуты. Вернулся холод, вернулось понимание того, за чем я вообще сюда пришёл.
Ноги сами развернулись и понесли меня вперёд. Гордон Вульф ждёт, но сам он об этом не подозревает.
Тогда…В тот день я приехал в южный район города к другу, промышляющему продажей рыболовных снастей где-то на центральном рынке. Дешёвые удочки, лески, крючки, сети и поплавки в Данкелбурге расходятся плохо, так что мой друг живёт немногим богаче, чем я. Зато он очень гостеприимен. В тот день я неправильно понял его гостеприимство.
Ему нужна была помощь с ремонтом, поэтому-то он и решил позвать меня. Не то, чтобы я против несложной работёнки за хорошую еду, но манера моего друга вспоминать о ближних только в минуты, когда требуется помощь, несколько меня злит. Ненавязчиво пользоваться друзьями – это именно про него…
Мы проторчали у него пять часов. За это время я успел оценить всю сложность такого незамысловатого процесса, как оклейка обоев. Листы ложились кривовато, и мой друг постоянно их отдирал и переклеивал. Без этого работа должна была бы закончиться в разы быстрее.
Только к шести мы, наконец, закончили. Его комната стала казаться ещё более неряшливой с новым цветом стен. Бежевый с бледно-зелёными волнистыми полосками – кому только в голову пришло создать такое сочетание?
Мы уселись на кухне. Мой друг по привычке открыл окно и принялся швырять в витой фонарный столб старые хлебные корки. Его снарядов хватило всего на десять бросков, из которых девять были пущены мимо.
Мой товарищ затем долго нахваливал себя за меткое попадание. Некоторым людям нужно так мало, чтобы гордиться собой.
Он, как и всегда, говорил один, позволяя мне вставить только «да» или «нет», не более того. Он из того рода людей, которым кажется, что они единственные, кто всё знает о мире. Они так спешат поделиться этими знаниями, высказанными крайне экспрессивно, с предысторией, с чувством, с тактом и аплодисментами в конце.
Ещё он любит рассказывать по нескольку раз одну и ту же историю, приукрашивая её время от времени новыми деталями. Так я снова услышал, как его в школе подставили, а затем несправедливо побили, снова услышал, как его бабушка окотила водой полицейского, и начались тотальные проверки всех квартир дома, после которых были арестованы двое жильцов, я снова услышал невероятную притчу о том, как его бросила девушка, и он, выпив несколько литров крепкого алкоголя, решил броситься с моста…
