Ознакомительная версия.
– Вся наша жизнь – дорога в один конец.
Олег не помнил, как они спустились. И как ни заставлял себя вспомнить, не удавалось. Он знал, что спуститься невозможно, у них нет сил, но в проблесках памяти возникали картинки плывущей перед лицом скалы – теплой, шероховатой, растресканной от ветра и жара.
Бесчувственные руки, омертвевшие от ссадин, с воспаленными ранами, в нарывах, хватались, как когти, Олег зависал над пропастью, острые края выступов рвали кожу, он впадал в забытье прямо на отвесной скале.
А потом долго приходил в себя, находясь между жизнью и смертью, уже распластанный, как лягушка под камнем, не в силах шелохнуть и пальцем. Он лежал на сухом и горячем, воздух нагревал лицо. Сквозь опущенные веки видел красные пятна, смутные тени.
– Мрак…
– Ожил? – донеслось хриплое. – Вставай.
– Еще мертв, – прошептал Олег торопливо.
Очень медленно приоткрыл глаза, осторожно повернул голову. Они оказались в оранжевом раскаленном мире горящих камней и спекшегося песка. Небо было кроваво-красным, там двигались похожие на сгустки крови тяжелые массы. Гремело, землю освещали трепещущие сполохи розовых молний. В сгущениях возникали ужасные призраки, дико вращали глазами, когти блестели кроваво-красным.
Ущелье впереди расширялось, уходило в красное с ржавчиной небо. Сзади щель исчезала в монолитной стене.
– И здесь небо, – проговорил Олег тоскливо. – Ничего не понимаю! Ведь лезли в подполье…
Мрак зло ощерил зубы:
– Этих небес как в курятнике! Может, это пар и дым под самым что ни на есть потолком. Ежели приглядеться, то и поперечные балки разглядеть можно…
– Не зрю, – сумел ответить Олег. – И не ведаю.
– Здесь три подземных поверха. Как в добротном подполе. Такой я видел у Громобоя, да еще над нами семь небес.
– Меньше, – возразил Олег. Подумал, засомневался: – Правда, я не считал. А так я до самого верха лазил.
– Врешь, поди. Чего лазил, ежели зазря?
Олег виновато опустил голову. На языке вертелось, что все, что делали доныне, зазря: как в киммерийском каганате, так в Песках и даже на Дереве. Но смолчал, а то Мрак остервенеет вовсе.
Он прошел чуть вперед, осторожно топнул, будто проверял тонкий лед.
– Ниже ничего нет. Только земля и камень. Мы в золотом царстве, если верить бабке Боромирихе.
Голос его прервался, шутка получилась чересчур натужная.
Мрак видел, как по лицу волхва пробежала тень, глаза расширились, словно увидел или вспомнил нечто ужасное. Возможно, волхв уже знает, что лежит ниже. А то и сам видел. Надо при случае, когда все кончится, расспросить, куда ходил за скорлупкой первого Яйца!
Он подтянул перевязь и шагнул вперед. Глаза сухо блестели, а ладонь как бы сама по себе любовно прошлась по рукояти страшной секиры. Олег косился: оборотень просто обезумел, так рвется в бой. Скорее бы пролить кровь врага. Хоть черную или белесую – нечеловеков, хоть зеленую или какая у него там – Ящера. Если придется – прольет и горячую красную. Лес рубят – щепки летят и бьют по безвинным грибам.
Олег поднимался, шел за Мраком, его мотало из стороны в сторону. Падал, с трудом поднимался, шел, снова падал… Наконец, воздеть себя на ноги не сумел, пополз, хватаясь за горячие камни изувеченными руками.
Мрак тащился, придавленный тяжестью на спине, что становилась все невыносимее. Ноги подкашивались, а когда поднялся в очередной раз, оглянулся: Олега уже не было. Красный туман колыхался и потрескивал перед глазами, завивался жгутами. По камням прыгали синие искры.
Со стоном – все равно никто не услышит – он положил Таргитая, огляделся. Волчье чутье отказывалось вычленить знакомый запах среди гари, копоти. Острые глаза видели только дымные смерчи, поземку из пепла и золы.
Олег лежал в десятке шагов позади. Лицо его было обожжено, покрылось струпьями. Глаза смотрели пусто. Мрак потряс, ударил по лицу.
Синие губы с трудом разомкнулись:
– Мрак… Я ослеп…
– Ну и что? – прохрипел Мрак. – Подумаешь… Кроты всю жизнь слепые. И ничо, деревья еще как портят…
Негнущимися пальцами снял с пояса веревку, захлестнул Олега под мышки.
– Поведу… как козу на базар…
– За…чем? – прохрипел Олег перехваченным горлом.
– Продам по дороге. Аль обменяю.
Он потащил было, но сам упал от толчка. Олег заставил непослушные руки и ноги двигаться, только бы не терзать Мрака. В голове мутилось, ненавистный голос, не дающий наконец-то умереть, доносился то сверху, то издали, отдалялся и приближался. Тело уже свыклось с болью, притерпелось, стало как огромная колода, уже изъеденная жуками и муравьями.
Он терял сознание, снова выныривал, когда слышал сиплое надсадное дыхание. Оборотень тащил его, как неподвижную колоду. Он уже сам полз, цеплялся за камни, с усилием подтягивал себя, затем, уперевшись ногами, подтягивал Олега.
Дурак, хотел сказать Олег, но губы не шевелились. Потом было затишье, он опять ушел в забытье. Очнулся от голоса, в котором хрипело и свистело, словно от легких остались одни клочья:
– Тарх… не подыхай!.. Дудка твоя при тебе… я ж не сыграю… Не околей, над Олегом не посмеешься… Он дурак еще больше – вовсе шуток не разумеет…
Сам ты, хотел было сказать Олег. Язык не помещался в обугленном рту, царапал жесткое нёбо. Закашлялся, из горла хлынула кровь. Отплевался, долго лежал обессиленный.
– Полегчало? – донесся слабый голос.
Олег понял, что спрашивают его: Таргитай слышит и чувствует меньше, чем камни, на которых лежит.
– Куда уж лучше, – прохрипел Олег. – Ну как, прибил Ящера?
– Не. Тебя хотел усадить получше, чтобы ничо не пропустил… Готов?
– Совсем готов, – согласился Олег. – Можно закапывать.
Послышался шорох, треск камней. Что-то заскрипело. Веревка натянулась, дернула. Олег не сдвинулся.
– Мрак… не дури. Ползи сам.
– С чего бы?
– Авось до чего-то доползешь. Меня оставь. Я уже труп.
Его не дергали долго, Олег решил уже, что Мрак обрезал ремень, но потом потянуло снова. Похоже, оборотень просто терял сознание, а сейчас вынырнул снова.
– Дурак… – донеслось слабое. – Тебе бы миску борща горячего… И все лечение.
Мрак полз, уже не поднимая головы. На спину давила гора, Таргитай отяжелел. Останавливался часто, терял сознание. Но даже и в бессознательном полз, ударялся головой о камни, вслепую обходил, полз…
Однажды ощутил, как ремень, на котором тащил неподвижного волхва, ослабел. Не в силах даже выругаться, вывернулся из-под Таргитая, оставив между камнями, пополз обратно.
Пальцы нащупали обрезанный ремень раньше, чем увидели слезящиеся глаза. В дымном воздухе, где возникали и тут же пропадали смутные фигуры, он не мог ощутить ничего и ничего не видел, не слышал.
Ознакомительная версия.
