Тишина за столом. Я та ещё Кассандра, но те, кто в этом кабинете, и без меня всё понимают.
— А самое хреновое, сеньоры, это то, что не важно, чем закончится эта эпопея. Если даже мы пойдём на штурм и всех положим, всё равно на Земле появятся сотни тысяч желающих повторить подвиг «братьев» и взорвать носителей мирового зла, пусть даже поясом шахида. Из них слепят тысячи бойцов, и сотни из оных доберутся до Венеры. И устроят тут ад. И ад с каждым годом будет уносить всё больше и больше жизней.
— Хреново то, — продолжил я, сменив интонацию, — что хоть это и запланированные потери, они по большому счёту не влияют на решение о нашей высадке в Европе. Не будь высадки, эти отродья всё равно запустили бы план террористической войны. Просто потому, что они это МОГУТ. Потому не смотрите на меня косо, сеньор Серхио, я не осуждаю решение о вторжении. Государству нужны эти земли и производства — значит, они должны стать нашими, невзирая на жертвы. Я осуждаю ВАС, — окинул всех взглядом, — ВСЕХ вас в том, что, зная о готовящейся террористической войне, зная, что мы первые будем активно вторгаться на их землю и будем агрессорами, вы не доработали план агрессии до конца, застопорились на полпути.
— Хуан, с огнём играешь! — а это сеньор Серхио.
— Знаю. — Я кивнул. — И тем не менее, это ваш общий косяк. Вы сказали «А», и сказали «Б». И теперь должны сказать «Ц», уважаемые! — вложил в голос энергии. — Вы должны признать очевидное, принять его идти дальше. А именно — давить врагов до конца. «До конца» — это когда до конца, плевав на моральные терзания вроде: «Но мы же в отличие от них люди, а не звери, и не должны поступать как звери!..»
— Должны, мать вашу! — повысил голос. — Больше скажу, должны стать ещё хуже и суровее, чем они! Должны показать бОльшую силу! Только тогда они проникнутся и оставят нас в покое. А вы вместо этого живёте вчерашним днём, опираясь на какую-то чёртову мораль, и хотите победить только лишь силой оружия.
— Тотальный беспредел? — усмехнулась принцесса Алисия. Довольно — что-то такое и предполагала.
— Да, — уверенно кивнул я. — Любые колонизаторы могут либо задавить аборигенов тотальным беспределом, либо ассимилировать их в самих себя, либо самим ассимилироваться в среде туземцев. Или им придётся уйти, с откатом собственной мощи, влияния и силы экономики на столетия назад. И вот в этом моменте у вас не выработана стратегия.
— Как выработка этой стратегии СЕЙЧАС поможет освободить детей? — поставил вопрос ребром его превосходительство.
— Никак, — уверенно покачал я головой. — Вопрос, со стратегией это результат работы над допущенными ошибками. То, что надо делать ради долгосрочной перспективы. Если вы этого не осознаете, освобождение детей не принесёт стратегического результата кроме сиюминутного тактического успеха. И на этом уровне принятия решений я, к счастью или сожалению, не помощник. А потому просто обозначил, для понимания, что всё, что говорю, звенья одной цепи.
Все сидящие силовики согласно закивали. Момент понят, отлично. Идём дальше.
— Итак, сеньоры, вернусь к теории хищников.
Мы — хищники. Но при этом так себе в плане совокупных факторов: и не очень сильны, и не очень организованы, и друг с другом грызёмся. А потому на нашу территорию, в наш ареал, пришли другие хищники, возомнившие себя суперами, сверхами. Они злее нас. Они суровее нас. Способны на поступки, которые для нас табу. Они готовы рвать и метать, и смеются на нашу нерешительность, и главное неорганизованность перед их лицом. Стая волков может порвать медведя, но мы, сеньоры, волки-одиночки, рвущие добычу друг у друга, вместо чтобы коллективно мочить пришлого Гризли. Понятна аналогия?
— Предельно, — скупо кивнула королева, продолжающая внимательно изучать меня.
— И объединиться у нас нет перспектив. Силовики и кланы никогда не найдут общий язык. В контрразведке всегда будут «кроты», как и в разведке. И дать вражеским разведкам по сусалам проблематично, так как вызовет дипломатический скандал. Давайте смотреть объективно — при существующей парадигме мы не можем победить гадину в принципе! Всё, что можем, это точечно противостоять актам террора на низовом уровне, пытаясь ловить и нейтрализовывать исполнителей. Вершина же айсберга так и останется над водой. Менять парадигму никто не будет — я реалист и понимаю, что такое возможно только через гражданскую войну, и королевство к ней не готово. Следовательно, что?
— Что? — повторила улыбающаяся Алисия. — Создание разового механизма решения проблем, активируемого на постоянной основе? Всё как ты любишь?
Обожаю тётушку! Единственная тут знает меня, как облупленного.
— Именно! — назидательно поднял я вверх палец. — Нельзя победить системно, но мы можем… СИСТЕМНО внедрить в прошивку нашей системы власти нечто, что можно активировать в моменты её бессилия. И активировать всегда, в любой момент, когда над страной встают чёрные тучи. И для понимания, что именно нужно, предлагаю, сеньоры, закрыть глаза. Зажмуриться. Абстрагироваться. И посмотреть на наш с вами мир иначе. СОВСЕМ иначе!
Я подался вперёд, добавил в голос энергии.
— Предлагаю отринуть сковывающие нас моральные барьеры, понятия о добре и зле, и установить для себя новую систему координат. Где есть только наши ИНТЕРЕСЫ. Благополучие нас и наших людей, наших детей. И… Ничего более.
— Примерно этого я и ожидала! — расплылась в улыбке Алиса. — Пожалуйста, продолжай, Хуан, — махнула мне. — Я была активным сторонником дать тебе слово, хотя большинство не хотело терять время.
Королева поёжилась. Я в недоумении сузил глаза — она тоже не хотела? Может Каррерас не прав, и я не консорт, и не «наследник круче Фрейи»? Ладно, работаем. Продолжаю:
— Сеньоры, я хочу предложить вам на некоторое время выпустить в мир, на планету, в ареал, в котором мы живём, не просто сверххищника. А того, кого можно назвать абсолютом. Того, с кем без качественного изменения самих себя государства Земли не смогут справиться, так как этого не позволит им теперь уже их парадигма. Это будут не венерианские волки, объединившиеся в стаю против мишки; это будет древний мегалодон, перекусывающий пополам опасного, сверхопасного вражеского зубастого кита!
— С фантазией у тебя всё хорошо. — Это королева. — То есть, ты предлагаешь их… Уничтожить. Кого? Вражеские разведки? Под корень, не считаясь с дипломатическими осложнениями? Или устроить беспредел в диаспорах? Или совершить тотальную ядерную бомбардировку Европы, зачистив два миллиарда тамошнего населения?
— Фи, ваше величество! Как грубо! — картинно скривился я. — Зачем так пОшло? Уничтожать разведку — это то же, что рубить головы гидре. Тут же новые вырастут. Бороться с терроризмом то же самое — вместо одного борца со злом тут же встанет десять последователей. А тотальная бомбардировка это из области сюра, я буду считать, что вы так пошутили. Нет, я предлагаю их всех НАПУГАТЬ! — снова подался я вперёд, сделав большие глаза. — И разведки. И террористов. И то мясо в европейских, иранских, индийский и китайских гетто.
— Напугать террористов? Пф-ф-ф… — А это скептически покачал головой глава пятого управления.
— И напрасно, сеньор Гомес! — воскликнул я. — Я же говорю, мы должны отрешиться от морали.
Они — страшные? Зубастые? Отмороженные? Всесильные?
Значит, наш сверх должен стать ещё более страшным и ужасным!
Они совершают гадкие поступки?
А наш сверх должен совершить такие же в отношении них, только сильнее, гораздо сильнее! И злее. За гранью добра и зла.
Они считают себя отмороженными?
А мы покажем им, что они сущие дети в песочнице жизни, сеньоры. Мы должны показать им, что такое настоящий ад! Ад — вот что их ждёт, если сунутся на Венеру и начнут кошмарить венериан. И всё это совокупить с мягкой стратегией если не ассимиляции, то задабривания лояльных аборигенов — для контраста. Политика кнута и пряника, ничего умнее люди до сих пор не придумали. И только тогда, в комплексе, это сработает.
