И роли не играло — он сам или же они осуществили это.
В своей комнате Адриан стоял, закрыв руками искаженное мукой лицо. Потом медленно отнял руки от лица.
«Проклятые бабы! — прошептал он. — Полон дом предприимчивых дам! Неужели нельзя оставить меня в покое?»
Утром в субботу Анна Мария была свободна. Хотя было ненастно и дождливо — настоящая осень, она решила прогуляться, чтобы получше познакомиться с поселком и окрестностями. Раньше у нее просто не было на это времени, так много его отнимала работа в школе.
Ветер оказался сильнее, чем она думала, но он придал Иттерхедену даже какое-то величие. Красивый дом на холмах словно парил над всеми окрестностями. Должно быть, на солнце он просто великолепен. Значит, именно туда она пойдет сегодня вечером…
Это был сравнительно недавно отстроенный особняк с богатой резьбой по фронтону и вдоль веранд.
Из этого господствующего над местностью дома хозяин мог обозревать свои владения.
Ну вот, опять! Раньше она никогда не думала подобным образом о состоятельных людях. Сейчас это было только потому, что она теперь видела общество как бы снизу, со стороны рабочих, и ее взгляд исказился. Это несправедливо по отношению к Адриану, который на самом деле прекрасный и скромный человек.
Но какая у него семья?
Сам он вдовец. Но мать и две сестры… Она слабо помнила Керстин — высокую и громогласную даму, которая решительно обо всем имела свое определенное мнение. Впрочем, нельзя сказать, что она вызывала неприятные воспоминания.
Возможно, более властная, чем Адриан, который держится с молчаливым достоинством.
Чуть в стороне находились рабочие бараки и ведущая в шахту дорога. Анна-Мария замедлила шаг, хорошо еще помня неприятное происшествие, случившееся ночью. Она проснулась от стука в окно. В полной уверенности, что это кто-то из учеников, она встала и отдернула занавеску. Но увидела лишь очертания мужских фигур и услышала их ржание. Их было четверо или пятеро. Она выпустила из рук занавеску и поспешила назад в постель. Закрыла глаза от их настойчивого стука, боясь, что Клара услышит и рассердится. Наконец они убрались прочь, обмениваясь непристойными громкими репликами.
Нет, идти мимо бараков ей не хотелось, она не хотела никого встретить. Это было ее собственное путешествие — иду, куда хочу.
И она стала карабкаться на скалу. Наконец, перед ней открылась панорама пустоши и моря.
Ой! Порыв ветра чуть не свалил ее с ног. Море клокотало и бурлило, трава на пустоши почти стлалась по земле.
Как изменилось все по сравнению с тем днем, когда она увидела пустошь впервые! Цвет вереска стал более тусклым и был теперь похож на пепел. Море было такое же темно-серое, как и небо, но с белыми барашками пены. Оно показывало зубы.
Одинокие дома производили еще более жалкое впечатление — насколько это вообще возможно — как будто следующий порыв ветра окончательно мог смести их с лица земли. Она увидела, что там были и два небольших крестьянских хутора, два маленьких подворья, а чуть поодаль располагались еще два дома — в укрытии — если можно было так сказать — за покореженными соснами. Один она видела с трудом, да и другой тоже был наполовину закрыт деревьями.
Интересно, где живет маленький Эгон? Надеюсь, что на ближайшем хуторе, и ему не приходится идти в школу слишком долго. Хотя этот хутор выглядел получше, чем другой — или менее убого, — а у Эгона дома, судя по его виду, особого достатка не было.
Ей было любопытно, почему родители решили отпустить его в школу. Все в Эгоне казалось ей непонятным.
В синяках каждый день. Такой тощий и жалкий, как будто ему никогда не дают есть.
И отправить его в школу! Здесь, в глуши, где вообще никто не проверял, ходят дети в школу или нет!
Она напомнила себе, что должна взглянуть на завтрак, который он приносит из дома. Получает ли он нормальную пищу?
От одного вида побережья, навевающего тоску, одиночество ее стало еще сильнее. Оно всегда приходило, когда что-то заставляло ее думать о прошлом.
Просто невозможно было находиться на скалах дольше, она почувствовала, что у нее посинели щеки и уши. Ветер продувал ее до костей. И она повернула назад.
Идя обратно через лощину между скалами, она вдруг вздрогнула. К ней приближались трое мужчин.
Шахтеры, сразу же догадалась она.
Зря она пошла этой дорогой. Там, где они сейчас находились, их нельзя было увидеть со стороны домов в поселке.
Анне-Марии все это не понравилось.
Двое из них были молоды, третий — постарше и немного более сдержанный. Он не производил впечатления особо толкового и все время нервно ухмылялся.
Один из парней был до бессовестности хорош собой, но дешевой красотой. Он совершенно явно был главарем, и было похоже, что остальные бесконечно им восхищались и старались во всем подражать.
— О, добрый день, маленькая барышня, — и по его тону Анна-Мария поняла, что они видели ее на скалах и бежали, чтобы перехватить ее по дороге — именно в этом скрытом от всех глаз месте.
Она поздоровалась и приветливо сказала:
— Я думала, все в шахте.
— Мы — ночная смена, — отвечал молодой красавчик, гнусно ухмыляясь. — Ну, а как же зовут барышню-малышку?
— Анна-Мария Ульсдаттер. А вас?
Он не ответил. Только многозначительно ухмылялся, как будто собирался сделать следующий шаг.
И тут раздался резкий окрик с вершины, которая закрывала их от поселка.
— Сикстен!
Троица обернулась с виноватым видом. Там стоял Адриан Брандт, и еще никогда его появление не казалось Анне-Марии более желанным! Все направились к нему. Анна-Мария быстрым шагом, мужчины — не торопясь.
Они стянули шапки и прошмыгнули мимо хозяина как можно скорее.
Адриан Брандт ничего не сказал, лишь сурово посмотрел в их сторону и подождал, чтобы они отошли на порядочное расстояние и не могли его слышать.
— Спасибо, — чуть дыша сказала Анна-Мария. — Я уж и не знала, как себя вести. Они были… отвратительны.
— Да. Я увидел из окна тебя — а потом, как они идут. И поспешил вниз. Тебе надо быть поосторожнее, когда выходишь одна.
И они пошли назад в шахтерский поселок.
— Мужчины здесь, в основном, живут без женщин, — сказал Адриан. — А Сикстену доверять нельзя. Он…
— Да? Что ты хотел сказать?
— Да нет, это просто Нильссон болтает. О том, что Сикстен ходит тут к одной.
— Жене Севеда, — кивнула Анна-Мария. — Нильссон болтал о ней что-то такое, правда.
— Не следует слушать этого сплетника, — горячо сказал Адриан. — Но хуже всего, что в том, что он говорит, всегда есть маленькая доля истины. А как у тебя дела?
— Хорошо, спасибо. У Клары очень хорошо и чисто.
— Поэтому я и выбрал ее дом. Ладно, давай простимся здесь — чтобы Нильссон и о нас не начал сплетничать. Увидимся вечером. Я с нетерпением этого жду.
— Я тоже. И еще раз спасибо за помощь.
Она долго смотрела ему вслед, смотрела на его элегантную стройную фигуру. «Чтобы Нильссон и о нас начал сплетничать…»
Это была приятная мысль. И немного странная. Незнакомая.
Когда она шла по поселку, ей казалось, что она идет сквозь строй. Видел ли ее сейчас Нильссон из конторы? А родственники Адриана в усадьбе?
В доме кузнеца Густава было тихо. Единственный звук, доносившийся оттуда, был детский кашель, а потом и он смолк. А в окне дома Севеда она видела женское лицо. Оно быстро исчезло, но Анна-Мария смогла разглядеть блондинистую красотку, немного простоватого вида. Кукольное лицо, доброе и безвредное. Вероятно, соблазнить ее было несложно, но она больше производила впечатление жертвы мужского сластолюбия, нежели отъявленной распутницы.
Должно быть, Сикстену она была по вкусу.
Анне-Марии казалось, что изо всех окон за ней следят чьи-то глаза. Разумеется, на этот раз ей повстречались все женщины, жившие в домах, хотя до этого она лишь мельком видела их.
