Но в чудовище еще оставались силы.
Превозмогая боль в спине, маг с трудом поднялся на ноги. Усилием воли приказал себе оглохнуть. Аспидная кисея, застившая взор, отступила. Симон чувствовал себя развалиной, дряхлой обителью духа, остывшего тысячу эпох назад. Тварный мир не выдерживал их поединка — прогибался, расступаясь. Померкли своды пещеры, маг и демон увязли в смоляной черноте безвременья. Оба знали, что продолжить сражение они смогут, лишь достигнув Мерцающих Слоев Иммутара с их искаженными пространствами.
— Учитель…
В первый миг Симон решил, что ему почудилось. Голос был слабый, на пределе слышимости.
— Учитель… забери…
«Это сон, — вспомнил маг. — Я вновь и вновь переживаю битву в недрах Шаннурана. Когда же это кончится? Бой выматывает меня, словно наяву…»
— Учитель!
Старик начал всплывать из глубин кошмара, словно морской змей — из пучины вод. Обычный человек не сумел бы осознать, что спит, либо проснулся с отчаянным криком, оборвав связь. Но Симон Остихарос поднимался с предельной осторожностью, и зов не канул в безднах его мрачных грез.
— Учитель!.. помоги… забери меня…
Словно в трансе, балансируя на грани между сном и явью, маг сел на постели. Бросил взгляд в зеркало, висевшее над резным столиком. Поверхность зеркала шла рябью: озеро под ветром. В волнах проступило заплаканное лицо.
— Учитель! Вы меня слышите?! Это я, Карши!
— Карши?!
Остатки сна слетели с мага палой листвой. Из зеркала на Симона, рыдая, глядел пропавший ученик. На мгновенье старик ощутил прилив гордости. Мальчишка сумел позвать на помощь. Парень далеко пойдет! Если, конечно, учитель вытащит его из передряги, в которую малец угодил. Маг потянулся сквозь зеркало, укрепляя связующую нить, вплетая в нее волокна собственной силы. Сил, по правде сказать, оставалось мало. Но об этом старик запретил себе думать.
…проклятье! Канал был перекручен, как ствол саксаула, и уходил в бездны подвалов Мироздания. Связь такого рода считалась опасней веревки палача: твари, обитавшие во мраке нижних слоев бытия, истекали слюной, желая вырваться в тварный мир. Но отступать было поздно. Разум Остихароса скользил по каналу, содрогавшемуся в конвульсиях; вскоре Симон уже смотрел на мир глазами мальчишки. Тесная каморка без окон. Мощная дверь, сколоченная из дубовых досок. Ветхий, но чистый тюфяк. Плошка с остатками каши. В оловянной кружке — молоко…
Зеркало.
Справа и слева от зеркала в бронзовых, зеленых от времени подсвечниках оплывали две свечи, немилосердно чадя. На зеркале была криво выведена багряная, местами черная пентаграмма. Симон потянулся к воспоминаниям ученика, сливая воедино сознания мальчика и старца…
…выбраться отсюда!
Ах, если бы удалось достучаться до учителя! Он меня вытащит, ему это — раз плюнуть. А ядовитого гада Талела превратит в жабу! Или в таракана. Нужен хрустальный шар. Но шара нет. Нужен кристалл. Но кристалла тоже нет.
Зеркало?
Свечи по бокам. Пентаграмма — кровью. Учитель пользовался киноварью… Кровь, наверное, даже лучше. Ведь это моя кровь! Учитель сразу поймет, кто его зовет.
…и ножика нет.
Надо щепку от стола отодрать. Острую… Ай! Ноготь сорвал… Ну, вот и кровь. Ничего, что больно. Я умею терпеть. С'амокх визир! Г'арокх асиперра! Лусарум… лусарум… Лусарум ни'гха? Или — лусарум го'ттха? Вроде — ни'гха…
Еще руки надо поставить вот так.
С'амокх визир! Г'арокх асиперра! Лусарум ни'гха! Учитель! Вы меня слышите? Это я, Карши! Заберите меня отсюда! Пожалуйста…
Выбраться из сознания Карши оказалось непросто. Мальчик боялся, что вновь останется один, и страшный жрец, вначале притворявшийся добряком, скормит его демонам.
— Я приду за тобой, Карши. Ты веришь мне?
— Верю, учитель. Только… Приходите скорее, пожалуйста!
Наконец Симону удалось освободиться. Кажется, еле различимая паутинка все еще тянулась от него к Карши, но это не имело значения. Разум мага скользнул в канал, спеша вернуться в тело хозяина. Кровавая звезда! И кошмар длящегося поединка с Шебубом… Стоит ли удивляться, что канал так вывернуло! Странно, что у мальчика вообще получилось. Заклинание он переврал на треть… А Талел, отродье ехидны и скорпиона! «Какой мальчишка? Нет, не видел…»
О жрец, тысячу раз пожалеешь ты, что солгал Симону Пламенному!
Неладное он почувствовал, уже вернувшись. Словно мерзкий слизень коснулся души — прилипая, присасываясь. Перед глазами возникло знакомое зеркало в ореховой раме. Но в зыбкой глади не отразилось лица. Зазеркалье распахнулось цветком черной асфодели, впуская в спальню пряди гнилостного тумана. Дыша миазмами, туман взмыл к потолку. Обозначились контуры безгубого рта, вытаращенные глаза жабы, бахрома шевелящихся отростков…
Бесплотный демон-когитат в тварном мире вынужден был принять облик. Это делало тварь уязвимой, но не менее опасной. Вкрадчиво, с тошнотворной лаской щупальца оплели мозг Симона. Нечто подобное проделывала с магом Черная Вдова, но хозяйка Шаннурана растягивала трапезу на долгие месяцы. Когитат же не церемонился. Он желал выпить все до капли, оставив на полу спальни пустую оболочку — муху, высосанную пауком.
Барьеры трещали под напором демона.
— Моррах н'агиб! Р'хошш!
Зеркало брызнуло тысячей осколков, рассекая мглистое тело демона. Истошный визг едва не одарил Остихароса глухотой, и хватка щупальцев ослабла. Часть когитата осталась в зазеркалье, ослабив тварь. Маг скользнул на ближний призрачный план — здесь щупальца демона сделались видимыми, и Симон стал яростно отдирать их от себя, швыряя на пол извивающиеся обрывки. Каменные пальцы правой руки действовали успешнее, чем плоть левой. Демон отпрянул, распластавшись под потолком, и маг понял, что свободен.
— Х'акстурн ашш!
Он вернулся в тварный мир. Руки плели в воздухе ловчую сеть, готовясь набросить ее на когитата. Но в царстве грубой материи правая рука едва слушалась. Проклятье! — маг опаздывал… Позже Остихарос уверит себя, что совершил это в порыве отчаяния. Ибо то, что он сделал, легко могло испепелить его самого.
Вал огня, вскипая лавовым гребнем, поднялся из глубин души. Тело охватило нестерпимым жаром, одежда задымилась. С отчаянным визгом тварь отдернула обожженные щупальца. Огонь растопил камень руки, сделав его податливым, как воск. Пальцы стали послушны, и финальная нить сети легла на положенное ей место. Жар извергся наружу, давая передышку изнемогающему, слабому телу. Но ударило пламя не в демона, а в сухие дрова, сложенные в камине.
Дерево вспыхнуло.
Осколки зеркала взмыли в воздух, прилипнув к нитям сети. Сеть вывернулась наизнанку, и демон, конвульсивно дергаясь, оказался заключен в искрящийся шар. Тоскливый вой наполнил спальню. Переливаясь сполохами, шар начал вращаться все быстрее. Осколки всасывали тварь, тускнея по мере того, как их заполняла инфернальная сущность.
Время шло, и вой стих.
Порывшись в ящичках столика, Симон извлек яшмовый флакон в виде головы ифрита. Взглядом направив шар в полыхающую пасть камина, маг шагнул ближе — и взмахнул флаконом. Губы ифрита разошлись в подобии ухмылки, струя небесно-голубой пыли ударила в камин. Пламя загудело, в камине разверзлась преисподняя — и зеркальный шар, чернея, провалился внутрь себя.
Миг, и все было кончено.
Дрова прогорели дотла. Поворошив пепел кочергой, Симон выковырял из золы спекшийся сгусток. Тот медленно остывал, тускнея и багровея. На всякий случай маг провел над ним рукой. Ничего. Обычный жар раскаленного стекла. Тем не менее, следует запечатать эту пакость в бутыль и закопать за городом. Только не сейчас. Завтра. Он слишком устал.
А ему ведь еще выручать Карши…
Едва волоча ноги, он направился в башню. Ступеням, казалось, не будет конца. Факелы, чуя приближение хозяина, вспыхивали зеленоватым огнем. Маг тяжело опирался на перила; никогда еще подъем не давался ему такой кровью. Шагнув в кабинет, Симон перевел дух. Битва опустошила его; медлить же было преступно.
