Оружие было найдено — поцелуй Черного бога. Холодный и тяжелый. Джарел принесла его назад, чувствуя где-то внутри себя неимоверный груз, сжимаясь и содрогаясь от этого прикосновения. Это бремя отравило все ее существо, но она и не подозревала тогда, какую ужасную силу оно таило, словно адово семя, вызревающее, чтобы убить ее возлюбленного.
Оружие оказалось достойным. Джарел мрачно улыбнулась, вспомнив, с каким торжеством он, ни о чем не догадываясь, принял поцелуй ада…
Джарел представилась сцена ужасной мести, когда, стоило их устам встретиться, ледяное бремя перешло с ее души на его. Она вновь увидела, как неведомое зло захватило тело завоевателя: свинцовое отчаяние, непереносимое для существа из плоти и крови.
Да, достойное оружие. Джарел рисковала своей душой, чтобы отыскать его, и, насмерть поразив врага проклятием, слишком поздно поняла, что теперь никогда не сможет полюбить другого. Гийом, высокий и прекрасный в своих доспехах, — короткая черная борода, прорезанная белизной улыбки, наглое выражение исполосованного шрамами насмешливого лица. Гийом — воспоминания о его поцелуях будут до конца дней преследовать ее по ночам. Но теперь Гийом мертв. В темноте Джарел закрыла лицо руками.
Сон вернулся незаметно. Во сне она блуждала в непроглядной, сквозящей смутными образами тьме, где из тумана еле слышно доносился жалобный плач. Голос казался знакомым, но с новым, горестным выражением — скорбный тихий плач, заблудившийся во мраке.
— О Джарел, — тянулась тончайшая ниточка плача. — О Джарел, убийца моя…
И во сне ее сердце замерло, и, хотя ей не раз приходилось убивать, этот еле слышный в бесплотном мраке сна голос показался Джарел знакомым, и она затаила дыхание, прислушиваясь. Голос звал ее снова и снова.
— О Джарел! Это Гийом, убитый тобой Гийом. Будет ли конец твоей мести? Смилуйся, о моя убийца! Освободи мою душу от пытки Темного бога. О Джарел, Джарел, молю — пощади!
Пробудившись, Джарел полными слез глазами в раздумье смотрела в темноту, вспоминая этот жалобный тихий плач — все, что осталось от громкого, звучного голоса Гийома. Темный бог? Ведь Гийом умер без покаяния, со всеми грехами на совести, и его душа должна была низринуться прямо к вратам ада.
И все-таки возможно ли это? Оружие ее мести — адский поцелуй (чтобы получить его, она осмелилась проникнуть в неведомые подземные глубины) поверг нагую душу Гийома, заблудшую и одинокую, в ад, и теперь она мыкается в безымянном мире, под незнакомыми звездами, среди скользящих во тьме причудливых призрачных фигур. И завоеватель просит у нее пощады — тот Гийом, что при жизни не просил пощады ни у одного живого существа.
Наверху, на башне, раздался бой часов, и, провалившись в беспокойную дремоту, Джарел вновь оказалась в смутной тьме, где тихий голос звал в тумане, жалобно умоляя о пощаде. Гийом, гордый Гийом, с его громким голосом и насмешливыми глазами, Гийом, проклятый, стонал: «…Пощади меня, о моя убийца!..» И Джарел снова проснулась в слезах и вскочила, невидяще глядя по сторонам в полумраке, уверенная, что еще слышит эхо тихого плача. И когда плач затих в ее ушах, она поняла, что ей предстоит еще раз спуститься в подземелье.
Она лежала, с дрожью заставляя себя принять правду. Джарел была бесстрашной и неукротимой воительницей, превосходившей в битве любого из своих воинов. Слава хозяйки Джойри — рассказы о ее красоте, подобной красоте клинка, ее безоглядной отваге, ее искусстве в бою разошлись далеко за пределами ее владений. Но при мысли о том, что потребуется от нее для освобождения души Гийома, Джарел стиснул холод ужаса, а сердце болезненно сжалось. Опять спускаться вниз, в гибельный, освещенный лишь звездами мрак, полный опасностей, для которых не существует даже названия, — отважится ли она? Отважится ли?
Наконец, проклиная свою нерешительность, она поднялась с постели. При свете звезд, что пробивался в узкое окно, она надела замшевую юбку и короткую кольчужную тунику, пристегнула к стройным сильным ногам наголенники, принадлежавшие давно погибшему римскому легионеру, и, как и в ту незабываемую ночь, когда собиралась в первое путешествие, взяла обнаженный обоюдоострый меч.
Джарел спускалась по темным переходам спящего замка. Подземелья Джойри глубоки, и путь по сочащимся влагой промозглым подземным коридорам, мимо темниц, где догнивали в цепях забытые кости врагов, был долог. Ей, не боявшейся никого из людей, было жутко в этом кишащем призраками мраке, и она крепче сжала меч и охватила дрожащими пальцами нательный крест. Тишина давила на уши, тьма черной повязкой закрывала напряженные глаза.
Последний сырой коридор, глубоко под землей, кончался глухой стеной. Свободной рукой она начала вынимать незакрепленные камни, освобождая узкий проход, в который едва можно было проскользнуть, стараясь не вспоминать, как на этом самом месте в ту ночь упал Гийом, с поцелуем Черного бога, горящим на его губах, и глазами, полными невыразимой муки, — здесь, на этих камнях. На фоне мрака ей ярко представилось освещенное факелами подземелье и распростертое на полу длинное, закованное в броню тело Гийома. Этого ей не забыть никогда. Наверное, и после смерти она будет помнить смолистый дым факелов и гробовой холод каменного пола, когда она опустилась на колени у тела сраженного ею воина, комок в горле и рыжие волосы, что упали ей на лицо, скрывая от бесстрастных солдат слезы. И Гийом, Гийом…
Решительно прикусив губу, Джарел сосредоточилась на своей работе. Перед ней образовался проход, достаточный для ее стройного тела. Она протиснулась в плотный мрак, ступила на полого спускающуюся поверхность и осторожно пошла вниз, нащупывая ногами дорогу. Когда пол выровнялся, она опустилась на колени и стала ощупью искать на плитах под ногами знакомый круг. Вот и он, и странное холодное кольцо из неизвестного металла в его центре, металла, никогда не видевшего дневного света, такого гладкого, холодного и чуждого, что, когда она взялась за него и потянула, ее пальцы дрожали. Крышка была тяжелой, и, как и в прошлый раз, ей пришлось взять меч в зубы — она не решалась положить его на пол — и тянуть ее обеими руками. Крышка поднялась с тихим странным вздохом, словно оторвалась присоска.
Мгновение Джарел сидела на краю, свесив ноги в люк, собирая всю свою храбрость для прыжка. Не смея больше медлить, боясь, что еще через мгновение уже не решится прыгнуть, она набрала в грудь побольше воздуха, крепче сжала в руке меч и прыгнула.
Это был, должно быть, самый странный в мире спуск — не лестница, не колодец, а уходящая вниз спираль, не предназначенная для людей, в стенах которой безымянный странник какой-то забытой эпохи сделал зарубки для рук и ног, так что Джарел могла немного замедлять спуск. Она плавно скользила вниз по спирали, хватаясь за зарубки и притормаживая, когда спуск казался ей слишком быстрым.
