Слава для Бога
Глава 1 Изгнание
Истертые из памяти преданья,
Жизнь предков в сказку превратив.
Их боль, любовь, над павшими рыданья,
Тех, кто начало дал, безжалостно забыв.
Живем…
В веках забыты их деянья,
Остались лишь в легендах имена.
Было ль это на самом деле или не было? Кто знает? Кто ответит? Свидетелей давно нет в этом мире. Тех времен, о которых пойдет речь, уже никто не помнит. Ученые утверждают, что люди в то далекое время бегали в шкурах, с топорами, рисовали угольками и кровью на стенах пещер корявые рисунки, и не имели письменности. Другие же им возражают, ссылаясь на несоответствия в фактах, и тыкая носом в сомнительные артефакты.
Кто прав?
Давно кануло в пучину времен все, что было когда-то известно. Не сохранилось ничего из того, что время может превратить в пепел. Даже если и были когда-то, какие-то записи, то они давно сгнили, не пережив беспощадного тлена веков, и превратились в прах. Остались только сказки да легенды, и те урезаны и перевраны в угоду сиюминутной прихоти властителей судеб человечества, и воспринимаются в наше время как детское развлечение на ночь, а ведь за ними стоят судьбы, и не только людей — наших с вами предков, но и духов, и даже богов.
Попробуем представить, как все было тогда. Какими они были, жители того древнего, канувшего в небытие мира. Кто они — наши далекие пращуры? Как жили? С кем воевали? О чем мечтали? Как умели любить? Как ненавидеть? Чем готовы были пожертвовать ради близких.
Может это был просто сон, может бред, а может виденье открывшее мне глаза на истину. Не знаю, вам судить, дорогие мои читатели. Я просто написал то, что увидел, ничего не придумывая и не приукрашая.
Это произошло в лесу, любитель, знаете ли, я побродить, пособирать грибы и подышать чистым, воздухом, с ароматом хвои, или медом березовой опушки. Попить у костра чая с дымком, и вкусом сбора душистых лесных трав. Лечь в шелковую траву на поляне в окружении сосен или берез, подумать, помечтать, улыбнуться солнышку и облакам... Но я отвлекся.
Так вот…
Наткнулся я в своих путешествиях на странное, даже можно сказать: «удивительное» место. Было оно достаточно далеко от города, но в общем и не так далеко, чтобы там не побывали до меня вездесущие грибники и охотники. Но почему-то о нем никто не знал, и не слышал, и не видел до моего посещения.
На поляне, в окружении светлой, березовой рощи, стояли два деревянных, замшелых и почерневших от времени идола. Мужчина и женщина. Воин в кольчужных доспехах, со щитом-капелькой за спиной, мечем и огромным вороном на плече, а рядом склонив голову к лицу своего спутника, его подруга, беременная женщина в перетянутом пояском под грудью сарафане, спускающимся до земли, и высоком резном кокошнике.
Они стояли, держась за руки, и были счастливы. Вот не знаю почему мне так показалось. Вроде их грубо вырезанные лица и не выражали эмоций, но счастье в них чувствовалось на подсознательном уровне, оно струилось невидимой энергией, вливаясь теплотой мне прямо в душу.
Я решил задержаться в этом месте, отдохнуть, рассмотреть древнее чудо повнимательнее, сфотографировать, я как представитель своего века, не расстаюсь с телефоном, а в нем довольно приличная камера, ну и перекусить заодно взятыми из дома бутербродами с чаем.
Развел костер, подвесил кипятиться котелок, водички тут же недалеко набрал в небольшом и чистом, как слеза родничке. Прилег на травку, облака рассматривать, да ждать, когда вода вскипит. Сам не заметил, как уснул...
***
— Давай шуганем. — Девичий смех покатился задором, и оттолкнувшись от вздрогнувших облаков наполнил проказой душу Богумира, глаза которого мгновенно вспыхнули хулиганистым желанием принять предложение и развлечься.
Она летела рядом. Золотые волосы развивались в солнечном ветре, искрясь и стреляя ослепляющими глаза зайчиками, радугой отражаясь в капельках мороси на кончиках рыжих, разбросанных в пространстве, неуправляемым, не знающим ограничений задором, хохочущих локонов. Такие картинки привычны для тех, кто путешествует в залитых солнечным светом облаках, на столько обычны, что вызывают у завсегдатаев зевоту.
Инглия, дочь бога солнца, юная бесшабашная прожигательница бесконечной жизни. Подруга по шалостям, веселая богиня солнечного луча. Хохотушка и проказа, с которой хорошо проводить время. Никаких обязательств, никаких забот, только радостное настроение и запоминающиеся приключения.
Сегодня они выпили хмельного нектара, но слегка перестарались, и потому бесшабашность ударила по разуму немного больше, чем вчера. Наверно, поэтому голова закружилась и захотелось, чего-нибудь свеженького, незабываемого. То, что подруга предлагала, не являлось чем-то новым, они такое уже проделывали, но с учетом того, что взял с собой Богумир, наполнялось новым смыслом и обещало хорошо развлечь, и повеселить, прервав череду надоевших развлечений, необычностью ощущений. Что еще надо тому, у которого и так все есть? Конечно же всплеска эмоций, таких, чтобы не тухнуть в скуке повседневной, размеренной жизни небожителя.
Он посмотрел вниз. С высоты полета копошащиеся людишки казались глупыми, подмерзшими на холоде, еле шевелящимися букашками, и сразу захотелось их как-то расшевелить. Последовать совету давней подруги. Ткнуть в них сворованным у деда кусочком артефакта, так, как тыкает хулиганистый мальчишка, сам не понимая зачем, палкой в гору муравейника, а затем хохотать и смотреть, как мечутся испуганные насекомые. Но здравый смысл, несмотря на опьянение, не давал этого сделать.
— Давай! Чего ты боишься. Не будь занудной букой. Швырни в них. — Хохотала, подзадоривая Инглия.
— Нет! Дед осерчает. Он не любит, когда его прихожан обижают. — Мотнул головой Богумир, нахмурив брови. — Не хочу его злить попусту.
— Да кто их обижает? Мы просто немножко припугнем. Посмотрим, как они бегать будут, да неистово молиться проявлению божественного чуда, а мы посмотрим, да посмеемся. Деду никто не расскажет. — Настаивала девушка, подмигивая глазом, прикрытым томными длинными солнечными ресницами, в котором задором сверкало искушение.
— Ну если только никто не расскажет... — Парень начал склоняться поддержать авантюру, слишком уж заманчивое предложение. Веселье должно получиться необычным и зрелищным. Но память о том, как в последний раз дед таскал его за чуб и приложил в гневе, вдоль спины, искрящимся молниями посохом, все еще сдерживала порыв.
— Ну что же ты, не уж-то испугался? Или мамка с папкой не дозволяют? — Не унималась Инглия, скривив окрасившиеся тонким пунцовым ехидством губы. — Что тебе сделают родичи? Пожурят немного, дома под замком подержат, всего и делов... Не навсегда же это, через век другой выпустят, что нам бессмертным богам такое короткое время?.. Мелочь. Зато в сласть повеселимся и будет, что вспомнить в заточении. — Она с наивным видом, девичий обиды надула вдруг ставшими пухлыми, и соблазнительными губки, сложив их бантиком, это выглядело так по-детски наивно и мило, что Богумир не смог более сопротивляться и согласился.
— Ох и оторва ты, Инглия. Уговорила. Будь что будет. Авось нам в помощь. — Богумир выдернул из-за пазухи цветастого, расшитого лунным светом хитона (новомодной одежды божественной молодежи, стоящего уйму божественной энергии), осколок всполоха молнии, отломленный и сворованный с посоха деда, высшего бога пантеона, самого Перуна. Размахнулся, прищурив левый глаз, засмеялся в предвкушении, подмигнул спутнице, прицелился, и метнул его вниз, в сборище молящихся прихожан, как простое копье.
В небе громыхнуло раскатом, и молния, электрическим разрядом, разорвав замерзшее зимним холодом пространство, с шипением сорвалась вниз, расколов на две части идола Перуна в капище, разметав молящихся прихожан и, забавно вскрикнувшего, и кувыркнувшегося через голову волхва. Осколки истукана, разлетевшись со свистом, в разные стороны, вспыхнули ярким пламенем фонтанчиков бенгальского огня, оставив после себя только кучки дымящегося, черного с синевой пепла.
