– Да ничего особенного, если подумать, просто… опыт, его не пропьешь.
– А можешь меня познакомить с одной из твоих опытных подружек? Ну из тех, с которыми тебе понравилось? Может она мне что-нибудь подскажет? А лучше с работницей из борделя! Она точно знает, что мужчинам требуется! Ты не думай, я не для баловства. Я про семейный бюджет думаю. Как вспомню, сколько папенька и его приятели на этот бордель тратят… точно за год еще один лабаз бы смогли открыть!
– Странная ты. Обычно женщины стесняются говорить так откровенно. И учатся на своих ошибках.
– На своих ошибках учиться долго, больно и не всегда получается. Это как учиться самому по учебнику торгового дела или заниматься с преподавателем: со стороны всегда лучше замечаются все недочеты, а сам постоянно одни и те же ошибки делаешь. По себе знаю. Так как, поможешь?
– А давай не здесь, в родном городишке, где каждый на виду. Вот переберемся в столицу… там и людей больше, и не знает нас никто, и шлюхи в борделе поопытнее и классом повыше. Да мне и самому интересно будет и пообщаться, и потренироваться. Да ты пей давай, не стесняйся. Все-таки выматывает эта свадьба, с ее церемониями и ритуалами.
Так что подчистили мы содержимое столика, затем завалились на чистые простыни и уснули. Правда, я предварительно прижался к ее спине и обнял супругу. Да, я помню, что папаша пренебрегал супружеским долгом. Но, во-первых, это было на двадцатом (как минимум) году брака, а во-вторых, он ведь в певичках-актрисульках искал чего? Правильно, разнообразия. А чем молодая жена не разнообразие после моей холостой юности? Вот то-то же! Так что все правильно я делаю. Да и грудь у супруги оказалась нужного размера: как раз помещается в ладонь.
Глава 7
Что сказать о переезде в Питер и поступлении в академию? Да почти ничего. Здесь я впервые оценил в полном объеме организаторские способности своей супруги. Ну еще бы: ее специально учили (и научили-таки!) руководить движением товаров и персонала. Билеты на дилижанс были закуплены заранее и со скидкой. При этом маршрут был тщательно рассчитан таким образом, чтобы в нем было минимум пересадок, и использовались только почтовые тракты, со сменными лошадьми на каждой ямской станции. Товары же (и основной багаж) отправился более длинным, но и дешевым маршрутом, ведь груз нужно где-то размещать, а мы за три дня, на которые задержится груз, успеем организовать место для жизни и хранения товаров.
Местом для проживания она занялась сразу же, как мы прибыли на конечную станцию. Оказалось, что у Глеба Ефимовича даже в столице были доверенные люди. И прямо у дилижанса к нам подлетел кругленький господин в котелке, с «котячими» усами щеточкой и в круглых очках. Мне он показался каким-то подозрительным, но у него были надежные рекомендации, так что пришлось ему довериться.
И одним из первых он предложил квартиру из пяти комнат в пятиэтажном доходном доме на набережной какого-то канала. Как заявил риэлтер Юзеф (как он представился), это одно из наиболее выгодных в городе предложений «которые освободились буквально на днях и просто чудом» да еще и по рекордно низкой стоимости (ну, как для столицы). Осмотрев апартаменты, мы проехали еще по паре адресов, уточнили цены и маршруты движения городского транспорта (в городе имелась стационарная сеть дилижансов и конки), и вернулись на набережную, как оказалось, реки Мойки.
Следующим заданием для Юзефа был поиск помещений под мануфактуры. Виктория уверено назвала ряд условий, которым должны удовлетворять помещения. Причем требований было, на мой взгляд, даже больше, чем для жилых апартаментов. Пару минут подумав, Юзеф уточнил пару параметров (вроде близости к портам, таможне и перевалочными складами) и предложил тут же осмотреть пару вариантов. Нанятый на весь день фиакр без возражений отвез нас через весь город, в промышленный район, который назвал «Шлиссельбургской дорогой». Или, по-местному, "Обуховкой". Эта часть города радикально отличалась от центрального района, который мы видели ранее. В общем, натуральные Тигули, как называют такие районы в Воронеже. Но Виктория смотрела не на внешний вид. Она что-то спрашивала о наличии ближайших улиц и проспектов, близости к портам, товарным вокзалам, таможенным терминалам и оптовым рынкам. Интересовалась, насколько надежна местная полиция, в какую цену обойдется нанять собственную охрану и часто ли балуется шпана. Мне она шепотом объяснила, что «прикур» (или прибыль) в торговом деле зависит от множества почти незаметных, на первый взгляд, и даже противоречивых факторов. В том числе уровня конкуренции и состояние производства в округе. Так что в течение первого же дня мы справились с главным вопросом: покупка недвижимости. И вернулись в нанятые апартаменты.
Которые, увы, представляли собой почти полностью пустые комнаты, в которых имелись только наборной паркет на полу, лепнина на потолке и дорогие обои на стенах. Не только кроватей, но даже стульев не было! Не говоря уже о столах! Но и тут Виктория проявила торговую смекалку: отправилась к управляющему и потребовала предоставить нам мебель, соответствующую статусу барона Мезенцева! Как ни странно, требование было выполнено достаточно быстро, и уже через пару часов крепкие парни вносили в комнаты через черный ход самую разнообразную мебель: от стульев и конторок до обеденного стола, шифоньеров, кресел и даже разобранной кровати, с мягкой периной и балдахином навысоких опорах. Не уверен, что это были шедевры мебельного искусства, но не хуже тех, что стояли у нас в родном имении.
Так что к вечеру мы имели место для отдыха. Хотя на окнах так и не было штор, на столе – скатерти, а вместо столового серебра нам «вчехлили» ящик с какими-то совершенно чудовищными приборами столетней давности.
Но, как бы то ни было, начало семейной жизни было положено. На следующий день я отправился в приемную комиссию при Академии. Меня немного напрягало отсутствие денег. Точнее, вместо мешочка звонкой монеты или стопки ассигнаций, у меня был с собой вексель, выданный банком на имя директора Академии. А также грамота, подтверждающая мое дворянское происхождение (выданная Воронежским городским Дворянским собранием) вместе с объяснением ситуации с остальными моими документами: утеряны в результате чудовищной катастрофы (возможно, террористического акта).
Но, несмотря на удивленно-подозрительные взгляды чиновников, принимавших документы и обещавших «разберемся», к концу дня все необходимые формальности были улажены. я получил пропуск на территорию казармы, направление в интендантскую службу на получение обмундирования и талоны на питание в столовой. Чему я обрадовался намного больше, чем всему остальному.
Тут же помчался по указанному адресу столовой и получил стакан теплого чая, булку с корицей и небольшую плошку порезанных овощей в качестве салата. А затем отправился в общагу, где обнаружил, что комната, в которой меня поселили, уже почти заполнена: из двух двухъярусных кроватей свободна была только левая верхняя. А также верхний уровень двухъярусной тумбочки. Я не спеша запихнул свой вещмешок в тумбочку, разложив мыльно-рыльные принадлежности в верхний выдвижной ящичек, застелил свободную койку выданной интендантом простынкой, постелил сверху клетчатое одеяло, запрыгнул наверх и растянулся, подоткнув под голову подушку. Расслабился и даже немного задремал, когда в коридоре послышались шаги и дверь распахнулась. В комнату ввалились трое «старожилов».
– О, у нас новенький! – воскликнул веснушчатый паренек совершенно крестьянской наружности, в стоптанных сапогах, чуть ли не домотканой рубахе, подпоясанной веревкой и мятых штанах (на брюки этот предмет туалета совершенно не походил) Если добавить сюда широченные плечи, нос картошкой и залихватский чуб, то он больше походил на ватажка банды биндюжников-грузчиков, в среду которых мне пару раз приходилось «отправляться на заработки». Но вот на дворянина он совершенно не походил. Как и его приятель: низкорослый кучерявый парнишка, с однозначно семитскими чертами лица, да еще и в очках. Но третий полностью компенсировал недостаток вальяжности и барственности в помещении: в отглаженных брюках, начищенных блестящих сапогах, белоснежной сорочке, отороченной на манжетах и по воротнику кружевами. Он брезгливо посмотрел на меня и уселся на нижней правой койке, вытянув ноги чуть ли не через все помещение. Да, ростом он был чуть ли не сажень (больше двух метров, если мерить согласно новой официальной «метрической» системе, принятой во Французской Империи по указанию Бонапарта), но не казался болезненно худым или несоразмерным.
