Раззадорившаяся Блаватская действительно висла на шее у окрепшего Мортема и радостно голосила на весь Лунный чертог:
– Какое счастье, что мы снова вместе! Как же ты напугал меня! Пропадал где‑то целый год, а потом явился, едва живой!
– Ну, живым меня и сейчас можно назвать с большой натяжкой, – произнес Мортем красивым бархатным голосом, так не похожим на шипение порванного шланга, которое издавал совсем недавно.
– Неважно, живой или нет! Теперь ты силен, как прежде! – Она запрокинула голову, пытаясь заглянуть в недра капюшона, края которого трепетали над ее головой.
– Да уж, силы во мне прибыло, – согласился Мортем, кивая. Края капюшона разошлись в стороны, и Божена вдруг испуганно отпрянула, а потом медленно осела на ледяной пол.
– Т‑ты?! Но к‑как?! – Лицо ее вытянулось от разочарования, а подбородок задрожал, как у ребенка, у которого отняли любимую игрушку.
– Что не так? – заинтересовался Осдемониум, подходя ближе и заглядывая под капюшон Мотрема. – Заня‑атно! – произнес он, выстреливая черными хлопьями из глазниц.
Мортем вскинул руки – теперь это были обычные мужские руки, показавшиеся над обшлагами съехавших до локтя рукавов, – и прикоснулся к лицу, которое тоже обнаружилось под капюшоном. Правда, как ни старалась, Виола не могла его разглядеть.
Осдемониум приподнял свой меч и принялся энергично натирать его краем мантии, счищая ржавчину и полируя металл до тех пор, пока лезвие не заблестело, а затем поднес его плашмя к лицу Мортема.
– Глянь‑ка на себя.
С минуту было тихо, а потом из‑под капюшона донеслось знакомое злобное шипение:
– С‑стервец‑с‑с‑с…
Божена закричала, заламывая руки:
– Мортем! Мортем! Так это все‑таки ты?
– Пос‑с‑смотрим…
– Что значит «посмотрим»? Это ты или он?
– Это мы. Но я зас‑суну с‑стервец‑са куда с‑следует‑с‑с… Ну, а ты дейс‑ствуй, не с‑сиди с‑сложа руки.
– Да! Правильно! – Божена поспешно вскочила на ноги, поскользнулась на льду и беспорядочно замахала руками, пытаясь сохранить равновесие. – Чего уставилась? – закричала она Виоле. – Исполняй уговор! – Она ткнула пальцем в сторону люка в полу.
Виола кивнула, скорее машинально, чем осознанно, и вместо того, чтобы подчиниться, продолжала вглядываться в лицо Мортема, белевшее под низко спущенным капюшоном. Заметив ее интерес, таинственное существо в хламиде резким взмахом руки откинуло капюшон, открывая то, что пряталось под ним.
Виола догадывалась, что увидит лицо Вольги, и почти не ошиблась.
Почти.
Лицо было сильно искажено и дрожало, как отражение в бурной реке. На щеках и лбу зияли рваные дыры, за которыми чернела бездонная пустота. Края дыр трепетали, выворачиваясь наружу, будто из них дул ветер. Знакомые глаза цвета увядшей травы смотрели на Виолу чужим взглядом, острым и злым. Губы Вольги‑Мортема изогнулись полумесяцем, так, что уголки поднялись выше кончика носа, и зашевелились, выговаривая слова:
– Пой, девица! Пой! Без дела не стой!
Щеки Виолы обожгло горячими слезами. Надежда на благополучный исход, затеплившаяся в ее душе вместе с появлением в Лунном чертоге Вольги, окончательно угасла. Но теперь, после всего случившегося, Виоле не хотелось отправлять в пекло Каменного великана: раз даже такое демоническое существо, как Мортем, было заинтересовано в этом деле, то последствия наверняка окажутся ужасными.
Вдруг ей пришла в голову дерзкая мысль: что, если велеть Каменному великану растоптать эту нечисть – Осдемониума и Мортема? Едва ли это будет убийством, ведь они не люди. Конечно, оба они – сильные маги, но и великан, согласно преданиям, должен обладать способностями чародея, Виоле лишь нужно донести до него свое желание. Но вот как отделаться от Божены? Не убивать же ее, в самом деле. Хотя… оставшись без своих могущественных покровителей, она, скорее всего, сама убежит отсюда.
Виола собиралась было запеть, но другая мелодия, донесшаяся откуда‑то сверху, перебила ее. Под сводами Лунного чертога закружила Сирин. Ее красивое бледное лицо казалось испуганным. В голосе, выводившем мелодию, сквозила тревога.
Осдемониум оживился и, прислушиваясь, приставил костлявую ладонь к пергаментному уху. По всей видимости, он понимал смысл бессловесного пения Сирин, и тот ему не понравился: из глазниц целым роем полетели черные хлопья, а острие меча застучало о лед, высекая фонтаны ледяных брызг.
Виола тоже поняла, о чем поет Сирин:
– Могучая рать идет убивать, там воинов тьма, не счесть их числа, царица их зла, ведет их сюда, и будет война‑а… беда, беда!
– Терпеть не могу твои пророчества! – прокричал Князь, когда Сирин замолчала.
– С чего ты взял, что это пророчество? – спросил Вольга‑Мортем.
– Ну, а что же это еще, по‑твоему? Я и без нее знаю, что война когда‑нибудь начнется, войны всегда однажды начинаются.
– А вдруг это не пророчество на тысячу лет вперед, а предупреждение, и враг уже на подступах? – предположил Вольга‑Мортем, и в темных дырах его лица что‑то грозно сверкнуло.
– Быть не может! Мне бы уже доложили! – уверенно возразил Осдемониум. – Мои дозорные никогда не спят!
– Но Сирин высоко летает и видит дальше, чем твои дозорные. Я бы на твоем месте все‑таки поднялся в башню и оглядел горизонты.
– В самом деле! – занервничала Божена. – Давайте вместе поднимемся и посмотрим.
– Ну‑у, засуетились! – недовольно буркнул Осдемониум, но все же согласился. – Ступайте за мной! – повернувшись, он величественно взмахнул полами мантии и зашагал, стуча по льду острием меча. Вольга‑Мортем двинулся за ним, плавно, но стремительно, словно не шел, а плыл.
Блаватская схватила Виолу за руку и дернула к себе:
– Пойдем!
– А как же мой великан? – Виола растерянно оглянулась.
На фоне пещерного свода каменный гигант выглядел нагромождением скальных выступов.
– Побудет пока здесь, ничего страшного! А вот тебя я оставить без присмотра никак не могу, уж извини. Придется тебе пройтись вместе с нами.
– Ладно. Только отпустите мою руку! – попросила Виола.
– Тогда пойдешь впереди меня.
– Как скажете.
Они долго поднимались по крутой винтовой лестнице, тускло освещенной фосфоресцирующими глазницами черепов, вмурованных в стены. По стенам извилистыми ручейками стекала вода, сочащаяся неизвестно откуда. С каждым шагом становилось теплее, а когда лестница кончилась, к зеленому фосфорному свечению добавилось бледное сияние луны, проникающее в огромные окна круглого зала с куполообразным потолком.
Осдемониум остановился у одного из окон, за которым открывался вид на звездное небо и морской берег. Море сливалось с небом, и видна была лишь светлая пенная кромка волны, набегавшей на гальку. С противоположной от берега стороны вдоль горизонта высилась стена леса, а между лесом и морем простиралось ровное голое поле с растрескавшейся сухой землей, на которой колыхались от ветра редкие жухлые пучки травы.
– Говорю же, нечего было Сирин слушать! Она еще и не такое напоет! – Князь, досадуя, махнул рукой, отступая от окна.
– Да? А что такое там светится? – Вольга‑Мортем показал в сторону леса. – Видишь, огоньки движутся?
– Ты будто первый раз в этих краях! – Осдемониум презрительно хмыкнул. – То нечисть шастает, глазами сверкает. Обычное дело!
– Так много ее что‑то чересчур.
– Порасплодилась, однако! – Осдемониум все еще оставался невозмутимым несмотря на растущее беспокойство своих спутников. Божена тревожно охала, и Виоле начинало казаться, что эта тревога не так уж беспочвенна, как считал костлявый хозяин этого замка. Со стороны леса надвигалась масса каких‑то существ. Сумрак и большое расстояние не позволяли рассмотреть, человекообразными они были или звероподобными, зато отчетливо слышался стук копыт, лязг металла, крики и рев.
– Да ты посмотри как следует! – настаивал Мортем, тыкая пальцем в окно. – Если это твоя нечисть, то почему она сбилась в огромную стаю? Похоже на то, что она ополчилась против тебя. Разве ты не видишь, какие у всех злобные морды?!
