По другую сторону носа своего драккара не покинул лодку шведов ярл Фраварад. Но опытный воин и мореход хорошо знал и чувствовал тонкости боя, и умышленно задерживался – он давал отступить своим воинам и, рискуя собой умышленно, своим мечом прикрывал их оставшиеся открытыми спины. Потом воины, поднявшись на свой драккар, должны были бы прикрыть отход своего ярла и капитана, сменив мечи на копья и багры и снова выставив к борту лучников. Это была отработанная система отступления во время морского боя, и все норвежские мореплаватели были хорошо с ней знакомы.
Однако для завершения отработанного маневра, способного спасти и воинов, и ярла, времени не хватило, уже через несколько мгновений, когда суда одно за другим развалились, все, кто вовремя не покинул шведский драккар, а потом и те, кто покинул его, оказались в воде в равном положении. Плыть они могли только в одну сторону – ко дну…
* * *
Первой мыслью Ансгара, когда он пришел в сознание, была мысль о тепле благодатного костра в Вальгалле, который сейчас согревал ему бок. Вот оно как, оказывается, происходит при переходе в иной мир. Юный конунг прекрасно помнил битву, помнил, как неистово, захлебываясь восторгом от собственной силы и ловкости, от собственного стремительного умения, он дрался. Он сам собой восхищался, когда вспоминал схватку. А потом… Помнил, как провалился вместе со всеми в воду, и даже помнил, что в тот самый момент, когда проваливался, он успел нанести какому-то сильно волосатому оскаленному шведу, голым торсом напоминающему берсерка, последний удар в голову. А что было потом, что делал он, захлебываясь в непривычной для норвежца пресной воде, сразу ли пошел ко дну, утяжеленный доспехами, не сумев ни за что ухватиться, или еще карабкался, стараясь спастись, юноша не помнил совершенно. Он, к своему сожалению, не помнил даже Валькирий, что должны были бы сопровождать его к этому костру, хотя ожидал открыть глаза и увидеть их.
Момент приближался, и этим приближением хотелось долго наслаждаться. Однако наслаждаться бесконечно тоже было невозможно. Ансгар медленно открыл глаза, ожидая увидеть того, кто встретит его здесь, в потустороннем мире, Валькирий и кого-то с ними рядом, и надеясь, что это будет отец, ушедший в чертог Одина без своего меча и ждущий, когда этот меч принесет ему сын, не посрамивший отцовского имени. Но сон ожиданий развеялся сразу, обдав юношу неприятной реальностью банальной и скучной земной жизни. Костер горел не в небесном чертоге Вальгалле, а просто на пустынном берегу все той же реки, среди камней и рядом со стеной высоких деревьев, недалеко от поворота русла, где и произошло столкновение двух драккаров. И у костра сидели, сразу попав на глаза молодого конунга, немой дварф Хаствит и местный нелюдь причальный Хлюп. Дварф выглядел печально и понуро, держал на коленях свой большой топор и бездумно смотрел в почти потухшее пламя костра, а причальный поворачивал над углями, отгребенными от пламени в сторону, большую речную рыбину, нанизанную на ветку дерева, как на вертел. Рыба пеклась над углями, источая приятный аромат, но этот аромат никак не походил на существующий в воображении юноши запах жаренного на вертеле мяса вепря Сэхримнира, которым угощают воинов в Вальгалле. Очарование сладкого сна и вызванные этим сном ожидания улетучились стремительно, и это было даже больно ощущать. Возвращаться на землю к повседневным заботам так не хотелось. Но возвращение зависит не от самого человека, а от воли богов, не пожелавших пока взять юношу к себе, следовательно, необходимо было волю богов принимать как должное и все же возвращаться к жизни, несмотря на свое нежелание.
И только после этого, быстро увидев окружающее, все осознав и прочувствовав, Ансгар, невольно вздохнув от несбывшихся ожиданий, рывком сел и помотал головой, возвращаясь к жизни не только разумом, но и телом. И сразу увидел меч, что лежал в ножнах рядом с ним. От вида оружия, сохранившегося после так трагически закончившегося общего боя, в груди почувствовалось тепло, идущее совсем не от костра, и юноша положил руку на рукоятку, накрывая ее своей ладонью. Показалось, сам меч тоже отозвался теплом, хотя сталь обычно отзывается холодом, но здесь ошибиться было невозможно, и создалось впечатление, что меч Кьотви рад возвращению Ансгара к жизни, как могло бы радоваться живое существо, привязанное к своему хозяину всем сердцем.
– Смотри, как они оба засветились… – сказал внезапно причальный Хлюп, толкая в широкое плечо дварфа Хаствита.
Хаствит ответить ничего не мог, только замычал, улыбнулся и согласно закивал. Улыбка на его не слишком привлекательном лице выглядела странно, но в то же время глаза лучились, точно так же, как глаза кузнеца Даляты. Общие схожие черты таким разным существам придавали, наверное, лучики-морщинки, образующиеся вокруг глаз у того и другого. Возможно, эти лучики свойственны всем кузнецам. Когда кузнецы жмурятся, глядя на огонь горна и на летящие в разные стороны искры, морщинки закрываются и не темнеют от постоянного общения с огнем, как вся другая кожа лица, но потом, вдали от огня, эти морщинки становятся светлыми и светящимися и делают взгляд более радостным. Но замечать их начинаешь только тогда, когда в самих глазах начинает светиться улыбчивая радость.
– Кто засветился? – спросил юный конунг.
– И ты, и меч твой… – ответил Хлюп. – Сам посмотри… Он явно тебе обрадовался. Еще бы не радоваться. На тебя было приятно посмотреть в бою. За двести лет моей жизни на земле на городища Огненной Собаки много раз нападали враги, много сражений проходило, пусть и не под самыми стенами, но в стороне от них. Я многих знаменитых и удачливых воев видел, но никогда не видел такого быстрого. Каждый твой удар нес смерть. Ты теперь не просто Ансгар. Ты – Ансгар Разящий… И все отныне будут звать тебя только так.
Ансгар посмотрел на меч. И в самом деле, ему показалось, что меч слегка светится рукоятью, накрытой его рукой, светится и потому отдает своему хозяину тепло. Но принимать похвалы в воинском искусстве, которое он еще только постигал, и сам понимал, что еще не постиг, юноша не привык и потому засмущался.
– Где мы? – чтобы перевести разговор на другую тему, Ансгар попытался встать и сразу же закашлялся от боли в груди. Ему явно было трудно дышать.
– Почти там же, где и были… – ответил причальный. – Только тогда были сначала на воде, потом под водой, а теперь на берегу.
– А где?.. – Юноша осмотрелся, увидел пустой берег, и только в одном месте, у небольшой песчаной косы были выброшены волной из воды несколько небольших дощатых осколков. Это все, что осталось от двух драккаров. Все остальное течение быстро унесло. – Ярл Фраварад…
– Он утонул, надо полагать, как и все остальные, – сказал нелюдь. – И теперь вместе с другими кормит рыб…
– Все утонули? – переспросил юноша в понятной печали.
– Нет, не все. Несколько человек унесло течением вместе с обломками. Мы не знаем, кого… Выплыл только кормчий Титмар, потому что был без доспехов, а потом уцепился за свое весло. Его весло, как бревно…
– А он где? – оглянулся Ансгар.
– Ушел в лес дорогу посмотреть. Титмар хорошо плавает. Он потом долго нырял, надеясь кого-то достать со дна, только здесь глубоко. Никого вытащить не сумел.
– А я? Я как выплыл?.. В доспехе…
Ансгар оглядел свою кольчугу, которую совсем не повредила вода. Шлем, тоже невредимый, был надет на лежащий рядом камень, как на голову. Да и сам он, пока лежал на берегу, почти просох на солнце и не выглядел человеком, только что вынырнувшим из реки.
– Ты не выплыл. Ты сразу ко дну пошел. Как топор нашего кузнеца… Кузнец за ним долго нырял… Я потом сам еле нашел… Я же говорю, здесь русло узкое и глубокое. И еле вытащил… Уж больно он тяжел…
– А как же?.. Меня тоже ты вытащил? – спросил юноша.
– Я хотел еще раньше, но не успел. Тебя собака со дна достала. Ты в нее вцепился, еле оторвали потом… Отпускать не хотел спасителя… Одной рукой меч держишь, не выпускаешь, другой собаку, тоже не выпускаешь…
– Собака? – переспросил Ансгар и глянул на свои руки. К его удивлению, левая ладонь была полна черной и длинной собачьей шерсти, прилипшей к пальцам. – Какая собака? Откуда она взялась?
– Городская… За воротами обычно живет, около причала ходит. Иногда со мной на причале ночевала, иногда с другими… Ничья она… Мы все там ее кормили… И сюда прибежала невесть откуда… Наверное, ее Огненный Пес прислал… Огненный всеми другими собаками распоряжается. И эта к нам прибежала… Она сейчас с Титмаром ушла. Раз сюда прибежала, значит, и обратную дорогу знает. Титмар дорогу ищет… А мы с Хаствитом рядом с тобой остались. Откачали тебя… Большую, считай, бочку воды из тебя вылили, а как дышать начал, оставили отлежаться, чтобы сам в себя пришел, постепенно… Это лучше, чем силой приводить…
Ансгар потряс головой, чтобы привести ее в порядок. Голова слегка болела, но не это Ансгара беспокоило. Столько неприятных новостей обрушилось на него сразу, что он от этого впал в бо́льшую растерянность, чем от своего утопления, которое какой-то мукой и болью для него не вспоминалось. А недавние сны о Вальгалле казались такими безмятежными в сравнении с болезненной действительностью, в которую он вернулся, что жизнь радости не доставляла.
