— А ты выросла, малышка Айлин, — его хриплый голос впервые за вечер прозвучал мягко.
Мельникова дочь вздрогнула, и глаза ее впились во тьму.
— Мы знакомы, лэрд?
— Пожалуй, да, — усмехнулся гость. — Я помню тебя маленькой девочкой, что горько плакала в ночи над умирающим псом. Ты позвала меня и я пришел. Рассказывал тебе старые сказки под шелест прялки. Ты смешила меня своими детскими вопросами и совершенно не боялась.
— Я и сейчас не боюсь, — едва слышно произнесла Айлин, а после вскинулась:
— Но как так, Темный лэрд? Почему вы исчезли и больше не появлялись...? Меня день за днем убеждали, что все наши встречи — лишь фантазия. Выдумка ребенка, рано потерявшего мать. Прошли годы, и я начала сомневаться, приходили ли вы на самом деле, или мне все пригрезилось. А после…после я и вовсе отреклась от тех воспоминаний. Закрыла их, словно прочитанную книгу, — она подняла глаза, полные слез, но вновь не увидела ничего, кроме тьмы капюшона.
— Ты просто перестала меня звать, малышка Айлин, — мрачно усмехнулся гость, — я стал не нужен тебе более.
— Неправда! — Айлин подскочила. Чаша с грохотом упала на пол, вода разлилась темной лужей.
— Ложь! Я звала! Кричала ночи напролет! Даже к озеру ходила, зная, что у вас под уздой келпи… надеясь, что его сородичи приведут меня к вам.
— Глупая! — Темный лэрд тоже поднялся со своего места и теперь возвышался над мельниковой дочерью, словно троллий холм над пенистой волной. — Келпи может привести только на илистое дно! Ты вообще, о чем думала?!
Горячие слезы обожгли щеку, Айлин зло смахнула их и опустила голову.
— Я думала, что это ужасно горько и несправедливо. Сначала мать покинула меня, а потом вы.
— Но я не нянька тебе и не домашний брауни[4]! Я темный колдун без имени, чудовище, сеющее смерть. И если к глупости ребенка я мог быть снисходителен, то с чего ты решила, что сейчас буду добр с тобой? Отвечай, для чего призвала меня? Как это сделала? Тебе известно мое истинное имя?
Тень за его спиной разрослась, расширилась, заполняя собой всю комнату. Айлин же вместо того, чтобы испугаться, отступить, напротив, подошла ближе, сжала руки в кулаки и с горечью в голосе произнесла:
— Я не знаю вашего имени, а хоть бы и знала, то не посмела бы произнести его вслух.
Темный лэрд посмотрел на мельникову дочь. Могло ли случиться так, что деве открыто имя, данное ему матерью? Нет. Откуда? Ведь он даже сам его не знает. Таково его проклятье и… таков ключ к освобождению. Но раз эта девушка не единожды смогла призвать его, быть может, у нее получится помочь? Хотя уже помогла. Ведь он вполне мог не пережить матушкино «гостеприимство».
— Так или иначе, я уже тут, — наконец принял решение он. — А значит, могу превратить солому в золото. От тебя ведь этого ждут, малышка Айлин?
В покоях повисло молчание.
— Что ж, — наконец согласилась дева, — думаю, помощь гораздо лучше горьких воспоминаний и несбывшихся надежд. Но не вы ли, мой лэрд, ослаблены настолько, что едва стоите на ногах?
Колдун открыл было рот, но колючие слова застряли, оцарапав горло. Что это сейчас прозвучало? Забота или насмешка? Взглянул на мельникову дочь, стоит прямо, смотрит мягко, пытливо, едва склонив голову на бок.
— Чем дальше я от холодного железа, тем проще мне колдовать, — гость небрежно начертил в воздухе древнюю руну, и в покоях сделался такой порядок, которого со времен первой королевы тут не было.
— Ну все, теперь можно и солому прясть. И так, малышка Айлин, ты решила, что дашь мне за помощь?
Дева задумалась на мгновенье, после решительно шагнула вперед.
— Вот, возьмите мою застежку от пледа! Это матушкин подарок.
Айлин отцепила золотую фибулу и протянула колдуну. Тот взял подношение, и девушке показалось, что тьма под капюшоном улыбнулась.
— Хорошо, — Темный лэрд прохромал к мешку с соломой. — Садись за прялку, я буду делать золотую кудель, а ты прясть из нее нить. Советую не тянуть тонко, скоро рассвет, а тебе нужно успеть.
Он взял в руки пучок соломы и смял его. На пол посыпалась труха. Когда же колдун разжал пальцы, на ладони у него сияла солнечным блеском золотая кудель.
— Что же ты ждешь? Бери! — каркнул лэрд Айлин, и та принялась за работу.
Весь остаток ночи крутилось колесо, прялась золотая пряжа. И вот с первыми робкими лучами солнца веретено на старой прялке полностью наполнилось и застыло, а пыльный мешок соломы опустел.
— Прощай, — ответил ночной гость и растворился, как предрассветный туман.
— Спасибо! — прошептала Айлин в пустоту.
«Назови мое имя!» — прошелестел в ответ ветер, прячась в девичьих волосах. Айлин прикрыла глаза, наслаждаясь нежной лаской, купаясь в холодных лучах далекого зимнего солнца. Улыбнулась, позволяя ветру коснуться щеки… и вздрогнула от громкого стука в дверь.
-----
[1] Плакун — Иван–чай. Его стебли, как и стебли крапивы можно обмять и спрясть.
[2] Худ — головной убор, изначально в виде капюшона с хвостом.
[3] Дублет — мужская верхняя одежда, распространенная в Западной Европе в период с XIV по XVII век. Первый вид одежды, который плотно сидел на теле.
[4] Брауни — домашний дух (домовой) в мифологии Шотландии.
1.3 Самхейн
Молодой король Гарольд, сверкая камнями на дорогих одеждах, в сопровождении матери и малой свиты, вошел в покои, мазнул взглядом по скромному убранству и замер, заметив веретено, полное золотой пряжи. Глаза его алчно блеснули.
— Покажи нам, как ты выполнила задание, — велел он, облизнув пересохшие губы.
Айлин сняла веретено с прялки и преподнесла повелителю. Ухоженные пальцы короля мелко подрагивали от возбуждения.
— И это все? — фыркнула королева. — Мы дали тебе целый мешок соломы и полную ночь, а ты нам спряла всего лишь одно веретено пряжи? Чем ты занималась все это время? И почему стража у твоих дверей спала?
Девушка сжалась на мгновение, затрепетала перепелкой, а после вспомнила все те чудеса, что с ней ночью приключились, распрямилась и с достоинством произнесла:
— Мадам, мне дали мешок просто ужасной соломы, у батюшки моего и то лучше была. Виновата ли я в том, что она обмялась вся в труху? Более того, Его Величество ничего не сказал мне о количестве пряжи. А уж за стражу королевскую я и подавно не отвечаю.
— Как ты смеешь дерзить мне, безродная!
— Матушка! — король гневно сверкнул глазами. — Вы забываетесь. Я обещал сделать эту деву своей женой, если к утру она спрядет мне золотую пряжу. Или вы считаете мое слово лишь эхом в горах?
Гинерва сжала губы так, что из ярко-алых они стали молочно-белыми. Рука ее легла на грудь, туда, где у людей обычно бьется сердце.
— Тебя что сиды вином опоили, раз ты не видишь очевидного?! — обратилась она к сыну. — Эта девица — обманщица! Золотую пряжу можно из дому привезти, а солому в камине сжечь.
Гарольд перевел хмурый взгляд с матери на Айлин. Королева говорила мудрые слова. Не хотелось пасть жертвой женской красоты и коварства, поверив сладким речам.
— Что ж, да будет так. Пусть мои люди проверят покои, а вечером принесут пять мешков отборной соломы, той, что кидают в стойло моим лошадям. Вас же, леди Айлин, я попрошу подтвердить свое мастерство, перепряв всю солому в золото. Надеюсь завтра утром увидеть не меньше пяти веретен, заполненных пряжей. — Потом он повернулся к королеве и попросил:
— Вы же, матушка, подготовьте моей невесте достойное платье для вечернего пира.
Король удалился, за ним шурша подолами и сочиняя новые сплетни, последовала свита. Королева окинула Айлин оценивающим взглядом. Дева ей не нравилась. Рядом с ней Гинерва ощущала себя старой и ненужной.
— Я пришлю к тебе служанку, — надменно бросила она и вышла вон.
Айлин вздохнула и поплелась к кровати. О предстоящей ночи и новом испытании она решила подумать после сна.
Тем временем Гинерва направилась в женское крыло замка. В руках она сжимала полное веретено золотой пряжи, и это золото жгло ей руки. Внутри все клокотало. У нее в услужении были лучшие мастерицы страны, некоторых из них учили работе кудельные феи, другие сами были рождены от сидов. Но никто, никто из них не умел прясть золотую пряжу из соломы!
