Да и репутация у царя Василия Шуйского была самая неважнецкая — его поддерживало после вторжения войск Лжедмитрия II лишь с десяток-другой городов, и те от него к сентябрю отшатнулись, перейдя на сторону «государя Дмитровского и Старицкого». Остался «боярский царь» в Москве один-одинешенек — вот в чем причина его странной уступчивости и покладистости — понял, чем грозит затягивание собственного отречения. И сделал вполне рациональный шаг — отрекся в его пользу, после чего отпала даже формальность созыва Земского Собора в виду его полной ненужности — других претендентов на шапку Мономаха не осталось. Из бояр никто не рисковал даже заикнуться о «свободном и демократичном волеизъявлении», говоря на современный манер. Какие на хрен выборы при одном единственном кандидате на «безальтернативной основе»!
«Тушинский вор», ныне покойный (как хорошо звучит это слово по отношению к врагам), перетерпел тот же ущерб. Признавшие его города быстро отреклись от самозванца, ибо получили выход в «легитимности третьей персоне», знаковой — и Шуйский, и Лжедмитрий были для всех одинаково отвратными претендентами на престол.
Выбор шел между ними по скверному принципу — очень плохой и откровенно плохой кандидаты, попросту говоря, а вместе полнейшая хреновина, если не матерно подытожить!
— Теперь только наладить управление и начать реформы, — пробормотал Иван с неприкрытой тоской в голосе — произнести эти слова легко, вот только выполнить неимоверно трудно.
Чего ни коснись — ничего нет!
Но начинать нужно с регулярной армии, о чем в здешнем мире не подозревают. И как ни странно на первый взгляд, именно эта реформа поможет вытянуть Россию из средневекового болота, пережитки которого долго аукались в ее истории. Достаточно вспомнить крепостное право, которого в его классическом варианте тут нет. Бояре, и особенно дворянство об этом откровенно мечтают, ведь народец разбегается от них кто куда, а смута идет, и с каждым годом становится все хуже и хуже. А без служилых людей никак не обойдешься — дворяне и дети боярские с однодворцами все же грамотные в большинстве своем, какое-никакое церковное образование получили, многие бегло читать могут — проверял, хотя большинство по слогам. Да и считают плохо, и потому, что арабские цифры не в ходу, только «гости» — богатое купечество их применяют, да порой зодчие. И все потому что церковь противится серьезно, тут с патриархом напрямую договариваться нужно. Это касается и цифр и букв — упростив грамоту, вернее введя гражданский вариант с арабскими цифрами и таблицей умножения, можно колоссальный рывок образованию дать — вначале служилым и посадским людям, а лет через двадцать до крестьян добраться.
Проблемы сплошные, тут и подумать о них страшно, не то, что приступать к их решению. Нет, пока надежной воинской силы под рукой не будет, нормально вооруженной и хорошо обученной, реформы не пойдут. И дело тут не только в армии, не в ней самой, а в той инфраструктуре, которую придется для нее создавать, благо многое уже имеется, только новое наполнение дать. Ведь требуется единообразная форма и вооружение, причем в больших размерах, а тут производство нужно, мануфактуры строить надо как у иноземцев, железную рудую на Урале добывать, и металлургические заводы на сто лет раньше Демидовых там поставить. Да и в Карелии при царе Петре железо плавили на заводах на местной руде, хотя на Кольском полуострове в будущее времена добывают железа много.
— Золото нужно, много золота — тогда все реформы провести можно. А сейчас его на Урале только взять можно. И серебро крайне необходимо, на нем вся денежная система держится…
Иван тяжело вздохнул — он прекрасно понимал, что без железа и массы драгметаллов Русское царство не сможет получить сильного толчка в своем развитии. Ведь железо главный двигатель прогресса — это орудия труда, которыми нужно обрабатывать землю, инструменты и вооружение, вся бытовая утварь, от печных заслонок и колосников до гвоздей, и многое другое, список на многих листах будет. Доступность при гораздо меньшей цене, чем сейчас — вот в чем залог прогресса. И как экспортный товар железные изделия, даже металл в чушках, расходиться будет влет, с руками иноземные покупатели оторвут. И золотишко необходимо свое, а то приходится покупать его. Правда, сейчас его функции пушнина выполняет, «мягкая рухлядь», и главным тут соболь, связки по сорок шкурок вроде универсальной валюты — европейские купцы хорошо его покупают.
— Пока казенные предприятия нужно ставить — армия дешевле обойдется. Да всеобщую стандартизацию всех мер и весов сделать, чтобы все в Казенном приказе покупали, — Иван ощерился, задумка сулила многое. На основе имевшихся современных аптекарских весов и школьной линейки он уже озадачил дмитровских купцов — при их помощи приспособили метрическую систему к ныне существующей, сделав перерасчеты. Ничего сложного — сажень определили в 216 см, в ней три аршина по 72 см. Последние на 18 пядей по 4,5 мм, а там на «линии» и «точки». Тоже самое со взвешиванием произошло, основу которого составили привычные пуды, гривны (фунты) и золотники. Теперь в городе ремесленники ударно создавали по образцам измерительные наборы в соответствующих комплектах, получив эталоны — процесс был запущен и со временем вся страна получит единую систему. Стандартизация и унификация основа правильного развития экономики, особенно торговли — а то обвешивание и обмеривание покупателя у торговцев и купцов тут в привычку вошло — обкрадывают шельмецы, и крестятся, при этом, божатся, что дела ведут честно.
Повсеместное явление, с которым бороться нужно, причем все купцы заинтересованы в честности — недаром при заключении сделок тут принято «по рукам бить» в присутствии свидетелей-послухов. Так что примут как миленькие, все меры будут царское клеймо иметь, за подделку которого лишение живота предусмотрено, с лишением всего имущества не только у самого обманщика, но и компенсация за счет родственников, что не донесли на хитрована. Ничего не поделаешь — все через круговую поруку!
Глава 65
— Надо же, не думал что тут такие блага цивилизации — собственная баня в тереме, с водопроводом. Охренеть можно от радости…
— Что ты там говоришь, Ванечка?
— Так, о своем. Я выползаю отсюда, слишком жарко.
— Я немного полежу и выйду тоже.
С полки донесся голос Ксении, поддали парку неслабо, Иван скатился вниз, прижимаясь к полу, усевшись на гладко выструганные и чисто вымытые доски, и выполз из парной в мыльню. Тут сервис оказался просто невероятный для начала 17-го века. В Царских палатах, построенных еще при Иване III сто лет тому назад какими-то итальянскими архитекторами (имена их он подзабыл, хотя знал по учебнику), что возвели кирпичный Московский Кремль со стенами, башнями, соборами и множеством прочих внутренних построек, имелся водопровод. Да-да, самый натуральный водопровод, с трубами, а в мыльне были два массивных крана, наподобие самоварных, только намного крупнее. Они были рядом — только один подпитывался от котла, где бурлил кипяток, а другой от общей трубы — там уже шла холодная вода.
Смешивай в шайках, доводи до нужной телу температуры и обливайся сколько душе угодно. На полке стояли шайки с запаренными разными травами — дурман такой стоял в бане, что голова кружилась. Да и в самой парной от размоченных веников запах был одуряющий — приятно париться, ничего не скажешь, в его мире редкие бани по комфорту с этой сравнятся. Одно плохо — с освещением не очень, через сводчатые окна, где во множестве рамок стояли тонкие пластинки слюды, проникало мало света. Тут, несмотря на день, царил полусумрак.
— Сервис, лучше не надо, родная, но лучше отдышаться…
Иван отдышался на полу, дернул рукоять крана с холодной водой, наполняя небольшую шайку из дубовых досок, и, поднатужившись, ухнул себе на голову. Холодная водица не обожгла разгоряченную кожу, а остудила. Стало хорошо — баню только для них двоих топили ежедневно, царствующая семья постоянно была чистой — просто мылись. Но раз-два в неделю парились до одурения, как сегодня. Ходили порознь, помогали тогда мовники, но иногда вдвоем — так сказать согласно народным традициям следовали. Бани везде были общие, но, понятное дело, о разврате в них даже не заикались. Хотя их никогда не освящали и икон не ставили — нечистым местом испокон веков баньки считались. После того как стемнеет, лучше не мыться — банник баловать может, а там и угореть недолго.
