Миския бросил на нее короткий взгляд. Если бы она была мужчиной, он заставил бы ее ответить за этот выговор, но теперь промолчал.
Стилиана чувствовала горячую, измученную душу Мискии. Он был нервозен и стыдился этого, прикрываясь бравадой непочтительного обращения со знатной и известной прорицательницей. Она прощала ему это. Жара ужасно донимала его, покрывая пятнами кожу и раздражая темперамент. В путешествии он был необходим. Прирожденный убийца, Миския отличался отчаянной храбростью и мгновенно вскипающим гневом. Одним из благословенных преимуществ этой ужасающей жары было то, что варяги изнемогали от зноя и, обессиленные, не могли драться друг с другом или кем-либо еще. Она держала Мискию рядом с собой, словно острый нож, с которым надо обращаться с осторожностью.
Стилиана смотрела на него, не отводя взгляда, но ничего не говорила. Он снова перекрестил себя, поклонился и проговорил: «Один хранит нас. Иисус тоже. И вы, сударыня». Затем он похлопал по мечу, будто желая убедиться, что тот не расплавился, и, подняв девушку, посадил ее на спину верблюда. Такой тяжелый груз.
После того, как она убьет девушку, Стилиана собиралась сразу повернуть на север, в Багдад. Она уже мечтала сидеть в тени цветущего сада во дворце Халифа, пить шербет, охлажденный льдом с северных гор. Сосуды для питья были сделаны по тайному рецепту из книги Китаб аль-Дурра аль-Макнуна. Рецепты говорили правду — стекло прячет свои краски от солнца и оттого вода в сосудах кажется подвешенной в воздухе. Ничто больше не может спрятать свои краски от солнца, чей разъяренный взгляд распаляет их так, что они слепят глаза.
Они взобрались на верблюдов — ей помог один из варягов. Арабы не хотели приближаться к иностранкам, боясь нанести оскорбление этим великанам с севера. Затем вскарабкались на верблюдов сами варяги — с помощью арабов. Никто из местных не смеялся над тем, как неуклюже влезали на них чужаки, хотя один из них, мальчик, отвернулся в сторону. Никто не хотел вражды с этими странными светловолосыми воинами с их длинными топорами и мечами.
Процессия медленно двигалась по колеям, проложенным между высокими дюнами, порой похожими на настоящие горы. Варяги, неуверенно сидевшие в седлах, шатались, словно пьяные, но пытались сохранять важный вид.
Солнце село за дюны, и красная земля стала синей. Нельзя было сказать, что опустилась непроглядная тьма: в небе сияли звезды, бесчисленные, как песчинки, и потная луна дрожала в мареве поднимавшегося жара. Интересно, луна так же пустынна? И ее жители так же мучаются от жары?
Сзади застонала лежащая без сознания девушка. Уже скоро боль перестанет ее мучить. Она пришла к Стилиане, чтобы убить ее, и Стилиана это предвидела. Она все равно собиралась ехать в Багдад: снова пошли слишком громкие толки о ее нестареющей внешности. В последний раз она была в Багдаде под именем собственной внучки. И теперь, через шестьдесят лет, она снова это сделает.
Она взяла стражу из десяти отборных варяжских воинов, скрепив их клятвой хранить секрет ее бессмертия: внутри нее находилась часть божественного духа — руны, четыре магических символа, через которые выражалась и управлялась фундаментальная природа всего живого. Позволять им расти в ее мыслях было приятным искушением. Символы пришли с севера, и от них веяло холодом. Один из них стонал, как ветер в холмах, другой топал и фыркал, как буйвол, еще один принес с собой тишину ледяных пещер, мертвый ветер расселин в ледниках, которых она никогда не видела. Четвертый рокотал, то усиливаясь, то ослабевая, словно океан — грязный, зеленый, холодный, не похожий на светлые воды Босфора или Мраморного моря. Он оставлял привкус соли на языке и даже в самый жаркий день вызывал у нее дрожь.
Она пока не станет их звать. Чтобы одолеть эту девушку на верблюде, ей понадобилась помощь всех четырех, и она еще не пришла в себя от этого. Руны жгли сочувствием ее сердце, и Стилиана жалела о смерти девушки, хотя знала: та должна умереть, чтобы сама она жила. Она сплюнула. Поставить жизнь иностранки выше своей собственной — это чистое безумие. Она была знатной дамой в Константинополе, она родилась, чтобы править. Ее жизнь имеет большее значение, чем жизни других людей. Иерархия людей на земле отражает божественную волю.
Всю эту душную ночь они брели по пескам.
— Нас встретят? — спросила Фрейдис, посмотрев в глаза своей госпожи. Забота воина была приятна.
— Да. Нас ждут с нетерпением, — сказала Стилиана.
Она почувствовала находящийся впереди источник раньше, чем увидела его, словно дневные мысли были только бурнусами, а присутствие источника — всколыхнувшим их ветром. Он был где-то здесь. Источник Мимира, у которого Один пожертвовал свой правый глаз ради просветления. В ней не было страха. Она уже была у Источника Мимира — этого источника всех источников, где норны плетут ткань судеб всего человечества. Там были и все другие источники мудрости, но она не рискнула бы отправиться туда снова. Тогда она восстала из земли и не была уверена, что сможет сделать это снова. Она знала — глупо говорить, будто волшебный источник существует где-то в человеческом мире. Такие великие вещи есть только в божественных сферах. Источник Мимира появился в пустыне, но мог появиться и в снегах, и в лесу. Просто это его проявление было ближе всего к Багдаду.
— Здесь сходятся три дороги, так, Шаддад?
Она прекрасно говорит по-арабски. Шестьдесят лет назад она долго жила в Багдаде и снова вернется туда, когда закончит свои дела здесь.
— Да, госпожа, как я и говорил, — ответил невысокий человек, похожий на уличного воришку, слишком обеспокоенного тем, чтобы быстрее совершить сделку.
Стилиана рассердилась на себя за то, что выдала свое волнение.
Она трижды хлопнула себя по бедру — это было благословение богини Гекаты, богини мертвых, перекрестков и луны. Из этого сгоревшего лунного пепла? В те дни, когда норвежский бог еще не вошел в ее дух, она была колдуньей. Богиня всегда приходила к ней в виде холодного мерцания, словно лунная дорожка. Геката уже здесь? Есть ли она вообще? Или же все боги едины — Геката с ее тремя лицами, владычица магии, богиня смерти; Один, король всех магов, бог смерти; Христос, изгнавший демонов и восставший из мертвых, царь смерти.
— Они здесь?
— Да. Я сказал. Хвала богу.
На самом деле он так не думал. Он не был мусульманином, хотя притворялся им. Он исповедовал более раннюю веру, поклоняясь звезде по имени Сириус. Неужели все связано? Гекату сопровождают собаки, а ее, Стилиану, сопровождают люди, поклоняющиеся собачьей звезде. Она вспомнила строки из Гомера:
…Звезда, что под осень с лучами огнистыми всходит
И, между звезд неисчетных горящая в сумраках ночи
(Псом Ориона ее нарицают сыны человеков),
Всех светозарнее блещет, но знаменьем грозным бывает;
Злые она огневицы наносит смертным несчастным[1].
Вполне вероятно. Ее проводник был из племени… Ад, проклятого Богом, как считали арабы. Только такой человек мог заключить подобную сделку. Варяги обливались потом уже через двое суток этого путешествия.
К ней подошел Миския.
— Я бы желал не прибегать к этому, вёльва. — Он назвал ее древним норвежским словом, обозначающим «прорицательница».
— Варяжская стража занимает такое высокое положение при императорском дворе благодаря мне и жертве, которую я принесла, рунам, которые я храню. Если вы хотите, чтобы так и продолжалось, то это необходимо.
— Если бы только Один вернулся…
— Этот бог выбрал смерть. Как еще бог может умереть? Ты осмелился бы его воскресить? Уважай волю бога, варяг.
— Да, вёльва.
Ощущение, что источник где-то совсем рядом, усилилось, поток заполнил все ее мысли. Ей было трудно думать о чем-либо другом. Путешественники окружили пурпурную груду на вершине огромной дюны. Здесь, под темной горой с плоской вершиной, был оазис, ворчливое пятно воды меж камней и песка. Над ним стояли десять палаток, без привязи бродили козы — чересчур смышленые, чтобы отходить далеко от воды.
Стилиана почувствовала, что дух ее пришел в движение, словно жидкость в перевернутом сосуде. Она видела воду как она есть, но в то же время вращающиеся в ней звезды и луну в центре. Для того, кто может видеть, источник — это проход между мирами. Мертв ли Один? Разумеется, да. Она сама видела, как его разорвал волк. Он не мог ждать ее здесь, а если мог, то она была его частью, ведь в ней были его руны. Она вспомнила петлю на его шее — бог-самоубийца, вечно умирающий в своем земном воплощении. Он убил бы ее, не колеблясь ни мгновения. Но нет, он был мертв, хотя смерть богов не то же самое, что смерть людей.
— Госпожа. — Это была Фрейдис. Верблюд опустился на колени, и стражница предложила помочь ей сойти.
Она оперлась на предложенную руку и спешилась.
