Сперва я даже не поняла, что именно предстало моим глазам. Корма судна плотно висела в нагромождении скал, обросших бурыми лентами морской капусты: «Пустельгу» словно бы сжали громадные каменные челюсти. Даже сквозь завывание бури моего слуха достиг голос капитана Гиббонса, кричавшего:
– Покинуть судно!
И при следующей молнии я увидела, как заметались темные фигуры. Они… да, они лезли со стороны скал, стиснувших «Пустельгу», и, услышав, как изменился вой, я наконец поняла, что производил его вовсе не ветер. Звук был скорее сродни завываниям животных: то ли собак, то ли вовсе диких зверей.
Тень, ближайшая к нам, двинулась в направлении капитана, являя при этом несомненно человеческие повадки. Растительность у него на голове разительно напоминала все ту же морскую капусту, но между висячими листьями проглядывало лицо. Белое, свирепое, с оскаленными зубами, травянистой бородой… Глаза мне показались остекленевшими. Новая молния – и я увидела, как существо выбросило вперед руки, издав звук, ошибочно принятый мною за подвывание ветра. Толстые стебли, составлявшие нижнюю часть тела, вздыбились, бросая своего удивительного хозяина вперед; белые руки – нет, скорее слегка зеленоватые и светящиеся изнутри – испустили что-то вроде растительной сети. Эта сеть скользкими петлями охватила ближайшего моряка и плашмя бросила его на палубу.
– Минна! Бежим на бак! – крикнул Бронсон, и мир снова погрузился во тьму.
Бронсон тянул меня вперед; я понимала, зачем мы пробираемся в носовую часть корабля. Там было возможно хотя бы броситься в волны, отдаваясь на милость бушующего океана.
Кажется, капитан и команда пришли к такому же выводу. Торопливо двигаясь на бак, мы слышали их голоса… Впрочем, там нас встретила сцена полнейшего хаоса. Темные силуэты прыгали через борт в воду. Кого-то захватывали сети и утаскивали прочь. Иные сошлись в смертельной борьбе с нападавшими. И надо всем этим – вопли, вой, крики… Не слышно только внятных приказов. В нескольких шагах от себя я заметила капитана Гиббонса. Он бешено размахивал клинком, отбиваясь от морской твари, пытавшейся сграбастать его. Мне хватило мгновения, чтобы понять, чем кончится схватка.
Из-за спины Гиббонса взлетела водорослевая сеть, его сбило с ног…
– Кэп!.. – закричал Бронсон и рванулся вперед.
Я волей-неволей последовала за ним, спотыкаясь, чуть не падая… Так и получилось, что оба мы свалились на Гиббонса. Он яростно бился… но, увы, успел обронить нож. Бронсон подхватил этот нож, прежде чем его унесло волнами, и принялся рубить сеть, всячески стараясь не зацепить Гиббонса. Я упала рядом с ним на колени, начала дергать цепкие стебли… увы, мои усилия оказались бесполезны, словно я силилась разнять самое воду.
Я понимала, что в запасе у нас всего несколько мгновений, после чего нас пленят незнакомцы. Но в это время нашего капитана, ревевшего подобно дикому вепрю, резким рывком уволокло прочь… Я же не успела и встать, как случилось вполне предсказуемое – нас накрыла скользкая сеть.
Бронсон испустил крик ярости и отчаяния и попытался распороть ее. Мне пришлось приблизить губы к его уху, чтобы быть услышанной:
– Нет, Бронсон! Не так! Не режь – тяни!
В первое мгновение он не понял, о чем я говорила. Однако потом увидел, как видела я, что ноги наши еще опирались на деревянную палубу, а совокупный наш вес мог, пожалуй, сдвинуть существо, державшее сеть.
– Давай!.. – крикнула я.
И мы сообща рванулись, пытаясь достичь ближайшего борта. Неожиданность сослужила нам верную службу. Водорослевое создание ослабило хватку и упустило сеть, а с нею и нас. Мы перевалились через фальшборт и спутанным комом рухнули в воду, покидая корабль.
На несколько мгновений вода заглушила все звуки… Холодные волны приняли нас, стиснули, навалились всей тяжестью. Тут что-то сорвало с нас сеть.
Я была слишком потрясена, чтобы бороться. Казалось, я повисла в пустоте, лишенная веса, и отстраненно, даже с оттенком любопытства подумала: а ведь, похоже, я сейчас сознание потеряю…
В этот миг вернулась моя врожденная склонность, которую я с самого детства пыталась изжить и, казалось, вполне победила. Тем не менее иногда она возвращалась, возвращалась непредсказуемо и необоримо, всякий раз застигая меня врасплох.
Я потеряла счет времени.
Я просто висела в толще воды. В черноте мелькали проблески оранжевого света, прекрасные, словно подводный мираж. Вместо того чтобы всеми силами рваться к поверхности, я принялась обдумывать видение… а может быть, воспоминание из предыдущего вечера.
Мы с Бронсоном сидели за столом с капитаном Гиббонсом и, по обычаю, сложившемуся за время плавания, разделяли с ним ужин. Я отведала тушеного мяса с гарниром, рот наполнился вкусом тыквы и сливочного масла. В каюте было тихо и уютно, вкусная пища радовала желудок… Тем не менее кое-что меня беспокоило, и я решилась об этом заговорить.
– Сами того не желая, мы отмечаем, – начала я и покосилась на Бронсона, который ободряюще мне кивнул, – что по мере нашего продвижения на восток команда все больше тревожится…
Гиббонс помолчал, глядя в тарелку. Потом отпил воды из хрустального стакана.
– Пустое, – проговорил он и вновь взялся за ложку. – Вы ведь уже плавали на восток. Значит, имеете представление, насколько суеверны делаются моряки, стоит им как следует отдалиться от берега.
Бронсон искоса посмотрел на меня.
– Да, – сказал он, – мы плавали на восток. Правда, не этим маршрутом.
Я же спросила:
– Сопутствует ли нынешнему плаванию некое особое суеверие, о котором нам следовало бы знать?
Гиббонс покачал головой:
– На берегу мои люди ведут себя вполне здравомысленно, однако примерно посередине Атлантики всегда наступает момент, когда они ни дать ни взять превращаются в испуганную ребятню и прячут голову под одеяло, чтобы спастись от дурных снов.
Он разглаживал скатерть ладонями, изгоняя с белой ткани самомалейшие морщинки.
– Да ладно вам, Гиббонс, – доброжелательным тоном проговорил мой муж. – Поведали бы уж, чего они так боятся. Мы с Минной не паникеры какие, нас не выведут из равновесия россказни моряков.
– Конечно. Примите мои извинения. – Гиббонс с улыбкой поднял взгляд. – Я не хотел попусту вас тревожить, но вы совершенно правы. Вы не из тех, кто склонен поддаваться суеверному страху. – Он передернул плечами. – Люди, видите ли, считают, что пересечение Атлантики переносит нас через некий барьер… незримый, конечно, барьер… отделяющий Западное полушарие от старинного мира Папских государств, Срединных путей и Ранних фараонов.
– Незримый? – спросила я. – Раз так, из чего же он, по их мнению, состоит?
– А, это… – улыбнулся наш капитан. – На сей счет мнения расходятся. В целом моряки полагают, что барьер стережет некая таинственная сила, однако трактуют ее все по-разному. Возможно, вы услышите, как мои ребята рассуждают о лютотравах – неких существах Знака лозы, охраняющих Старый Свет… – Он засмеялся и опустил ложку в тарелку, серебро звякнуло о тонкий фарфор. – Лютотравы! – фыркнул наш капитан. – Я больше склонен считать, что при пересечении Атлантики главный враг – скука! У парней слишком много свободного времени, вот и выдумывают неведомо что. Что за чушь!
Он отставил тарелку, словно отталкивая вместе с нею суеверные измышления матросов. Потом добавил со счастливой улыбкой:
– Между прочим, мой кок нас решил лимонным пудингом порадовать на десерт!
…На этом воспоминание померкло, словно где-то медленно погасили свет. Я продолжала безразлично дрейфовать в толще воды… Потом меня несильно дернули за руку.
«Бронсон!» – пронзила внезапная мысль.
Мои руки заметались, ища веревку. Я отчаянно перебирала ее… и вскоре убедилась, что произошло самое страшное. На том конце никого не было.
Лишь тогда я принялась отчаянно загребать, пробиваясь к поверхности.
Когда воздух вновь наполнил мои легкие, вместе с ним в уши ворвалась ужасная какофония звуков. Я слышала голоса шторма и завывания лютотравов. Однако определить, где нахожусь и, главное, где Бронсон, никакой возможности не было. Моя голова вновь погрузилась, и я с ужасом осознала: если не двигаться, не бороться, я обязательно утону. Я стала сражаться с волнами и яростно забила ногами. Стукнувшись головой о что-то твердое, безотчетным движением схватилась за этот предмет, невидимый в темноте. Оказывается, в руки мне попал большой деревянный обломок.
